Sometimes Death and Love are the same thing

***

Они были извечными соперниками. Она рушила его планы и вносила сумятицу в его мысли, как на то была способна только одна лишь Любовь. Но и он отвечал ей тем, что преследовал каждый её шаг, подобно охотнику, от которого не уйти, не отвязаться — Ромео и Джульетта не миф и не просто история, воспетая английским классиком, он отомстил ей тогда сполна, когда пришёл забрать жизнь одного, а в итоге забрал обоих. Примеров таких была масса: Тристан и Изольда, Клеопатра и Цезарь, в будущем Бонни и Клайд… Везде, где была сильная одержимость и страсть, он был тут как тут. Наблюдал. Следил. Выжидал момента, чтобы напасть. Даже если она молила его остановиться, мольбы её никогда до него не доходили. Может, поэтому они не могли сосуществовать вместе? Только в роли извечных противников, Немезисов, у которых по итогу будет один конец — погоня, длиною в вечность. Но Любовь со временем научилась наслаждаться срывом его планов, как радовался он, когда безнадёжные влюблённые находили выход лишь в нём одном. Она переживала на протяжении миллиардов лет болезненно чужую смерть, пока её неравнодушие не скрылось за железным занавесом и не трансформировалось в азартное желание учинять как можно больше проблем на пути товарища по вечности (но сколько себя помнит, Любовь всё равно оставалась единственной, чье сердце бесконечно обливалось кровью из-за скоротечности жизни смертных). Чем больше она ему мешала, тем сильнее его тянуло пуститься по её следу. Глухая досада, разочарование, раздражение — вот что он испытывал, когда ловкий кроличий хвост мелькал в поле его зрения, а потом с блеском розовых глаз скрывался, словно ни того, ни другого не было. И ему её сияние лишь привиделось. Когда она встретила Кота и Кису, Смерть знал, что для него возникнет проблема, ведь Любовь была убеждена — она сильнее, чем он. Смерть считал, что он уравнивает всех и что никому не будет дела до Любви, когда он стоит за спиной и подбирается ближе и ближе, и ещё ближе… Дыша смрадом и холодом в затылок. Но он оказался не прав. Даже во время кровопролитных войн, когда он устраивал разгул по чужим головам, место Любви находилось всегда. Она дарила бедным смертным надежду. И Смерть это до зубного скрежета бесило. Даже этому самодовольному рыжему коту она дала опору под ногами — для висельника, как известно, только она и выступает спасением. — А почему ты выглядишь… Как кролик? — её первой об этом спросила Мягколапка. Женщин часто занимают такие, казалось бы, неприметные на первый взгляд вещи. — Ну, не просто же так фигурой любви повсеместно выступают кролики. Если вы заметили, то в качестве символичного романтического жеста часто дарят открытки, фигурки или букеты со сладостями в виде меня! — Звон её жемчужного смеха деребил его душу и заставлял задаваться вопросом, почему они, как старые супруги, бранили друг друга, но никуда не могли друг от друга при этом деться? — А ещё у кроликов повышенное либидо. Ведь обратной стороной любви является ещё и Страсть, которой я тоже, по сути, являюсь. Просто… В более шальном настроении. Она смущённо усмехнулась и подмигнула своим спутникам, эффектно испарившись после в розовой дымке. Уж он-то знал, какое у неё могло быть настроение. И какой она могла быть… Дикой штучкой. Правду говорят, что кролики — большие охотники до сношений. Такие, если вовремя не дать сигнал стоп, могут заездить до смерти (Смерти повезло, что ему это не грозило). Хотя мало кто знал, что Смерть, у которого в сердце наблюдались лишь тлен и песок, мог быть подвержен страстям такого толка. Он оставался холоден и видел азарт лишь в охоте за своими жертвами. Вкушая их страх, он загонял смертных в угол, пока те не испускал дух, отдавая его ему. Смерти. До встречи с ней. Любовь была ответом на все вопросы. И придавала смысл любому существованию. Смерть соперничал с ней и в этом аспекте — он считал, что именно он давал жизни смысл. Но если только он накладывал печать на неё, такая жизнь не стоила того, чтобы её проживать. — Смертные наполнены мною до самых краев. И ты ничего не можешь с этим поделать. С самого рождения, с самых первых совершенных шагов они вкладывают меня во всё, чего касается их рука. — Любовь хвастливо растягивала гласные и не замечала, как его тень набегала на её мордочку светлого окраса. Смерть любил хватать её за уши, приподнимать к своей пасти и, глядя алыми глазами в светло-розовые, угрожающе тихо шептать. Чужой слух его слова бы не уловил, но с её большими ушами Любовь слышала всё. Каждое его слово. Порой, ему хотелось загнать её в угол, как и остальных. Припугнуть так, чтобы больше не путалась под ногами. Увидеть, как расширяются в страхе её глаза, услышать быстрое паническое биение сердца… Но Смерть не решался этого сделать. То ли от того, что жалел, то ли от того, что понимал — они оба существа вечные и успели достаточно страшных вещей за свою бессмертную жизнь насмотреться. Она была равной ему. —Ты опять помешала мне. Знаешь, что мне хочется с тобой за это сделать, наглая крольчиха? — Лапа сжимала её уши пока без нажима когтей, но Любовь понимала, что смениться дуновение ветра может очень скоро в её сторону. Смерть был недоволен, что она спутала в очередной раз ему карты. И подарила очередному смертному возможность дожить его презренную жизнь до самого её последнего дня. Но Любви не впервой было с ним бороться. И она ни о чем не жалела. Забавно, что в фольклоре их одинаково ненавидели и одинаково воспевали.Её считали испытанием, его — тоже. На деле они испытывали терпение друг друга. Он ненавидел её за то, что она не давала стереться и потеряться во времени именам тех, кого он забирал. Она вдохновляла творческих созданий и дарила и им, и тем, о ком гласили их творения, бессмертие. Самый, очевидно, подлый ход в её арсенале против него. Ведь пока в сердцах смертных есть тяга к искусству, есть тяга к… Любви, они никогда не будут забыты и никогда не умрут. — Могу представить! Но я знаю и то, что ты в глубине своей души злишься лишь из-за того, что сам знаешь — я права. Смертные чувствуют силу и теряют страх перед тобой, когда у них в сердце есть я. И ты, — она обхватила лапками его морду и прижалась к его пасти своей сладкой линией рта, трогательно прикрыв глаза, — стал моим рабом ещё задолго до встречи с Кисой и Котом. Ведь ты любишь меня уже очень давно, чтобы это отрицать.