Чёрные крылья; белые крылья

Вот моё крыло – это тебе станет защитой. Я люблю тебя – значит с тобой ничего не случится. «С тобой ничего не случится», Немного Нервно

В глубине души Гавриил знал, что рано или поздно это произойдет. Вельзевул никогда не была покорной. Нарушала правила – не в открытую, как некогда Люцифер, но разве от Всевышней что утаишь? Спорила с Богом – тоже не доходя до прямого бунта, но смело высказывая свое несогласие с Ней в разговорах с собратьями. Гавриил чаще прочих вкушал запретные плоды инакомыслия Вельзевул. Они могли вечность провести в спорах о преимуществах и изъянах Божественной политики, о правильном и неправильном, о том, что есть добро и что есть зло. В их спорах никогда не рождалась истина – слишком многогранны были поднимаемые вопросы. Однако для Гавриила и Вельзевул не было ничего слаще этих бессмысленных в прямолинейном понимании, заводящих во все более и более глубокие философские дебри разговоров. Вельзевул воздерживалась от открытого бунта вовсе не из страха пред гневом Всевышней. По сути она от него и не воздерживалась – ей это было попросту неинтересно. Вельзевул нравилось размышлять, не принимая как данность пришедшие «сверху» идеалы, но самостоятельно отыскивая правду – свою правду. И она не находила ничего дурного в том, чтобы делиться своими мыслями с другими. Гавриил не раз порывался предостеречь Вельзевул, попросить не демонстрировать опасное инакомыслие, хотя бы ни с кем, кроме него. Но слишком хорошо понимал: она его не послушает. Возможно даже перестанет уважать. И наверняка перестанет с ним говорить. Да, Гавриил знал, что смелость Вельзевул безнаказанной не останется. Знал, что рано или поздно она падёт. Знал это так же хорошо, как и то, что когда Всевышняя низвергнет ее с Небес – он бросится следом. И когда Вельзевул летит навстречу острым камням раскаленной пустоши Ада – как всегда смелая и непокорная, она сама сделала роковой шаг, не дожидаясь, пока грозные серафимы приведут в исполнение Божий приговор, – Гавриил тоже срывается вниз. Никто не пытается удержать его – никому и в голову не может прийти, что архангел Гавриил, всегда безукоризненно следовавший воле Господней, способен ее ослушаться; что для него есть что-то превыше повеления Всевышней. Разве что Сама Всевышняя об этом знает – но и Она, как всегда ведя Свою непостижимую игру, не мешает ему. Гавриил благодарен Ей за это. Несколько мощных взмахов крыльями – и он догоняет Вельзевул в падении. Обнимает ее, разворачивает их обоих в воздухе, намереваясь принять удар на себя. Видит, как разливается неумолимо чернота по белым крыльям. По его собственным наверняка тоже. Но это сейчас неважно. – Всё хорошо. Я с тобой. Я не позволю сделать тебе больно. «Что ты творишь?» «Зачем?!» «Ты не должен был!» Ни одна из этих фраз не звучит. Вельзевул прекрасно понимает, почему Гавриил поступает так. Как он знал, что она падёт, – так и она знала, что он последует за ней. Единственный раз не станет спорить, доказывать, стремиться наставить на «путь истинный». Безропотно разделит ее судьбу. Всеми силами попытается защитить. – Я знаю. Она улыбается той самой озорной улыбкой, которая обыкновенно играла на ее губах во время их бесконечных споров; улыбкой, за которую Гавриил перевернет и разрушит Небеса и Преисподнюю, если придется. Ее губы мимолетно скользят по его губам. Векáми позже они узнáют, что люди назвали это поцелуем. Гавриил знал, что падать больно, но представить не мог, что в сотворенном Богом мире существует такая боль. Жестокая, всепоглощающая, разрывающая на части саму сущность. На краткое мгновение всё, что его окружает, все его ощущения сужаются до нее – до бесконечной, немыслимой боли, неослабно пронзающей всё его существо. Но превыше боли, мучительнее боли – мысль, что Вельзевул может сейчас испытывать то же самое. Титаническим усилием Гавриил заставляет себя вынырнуть из тьмы. Лицо Вельзевул так близко, что он чувствует ее дыхание. В ее чертах не затаилось ни боли, ни страха, и Гавриил выдыхает – это лицо никогда не лжет. Вельзевул никогда не лжет. Он смог принять кару вместо нее. Смог ее защитить. Боль все еще здесь, но больше не заслоняет собою мир. Острые камни терзают крылья, голодным зверем вгрызаются в спину. Гавриила это мало волнует. Главное, что… – Ты цела? – голос звучит предательски хрипло, архангел с трудом не позволяет ему сорваться в стон. Вельзевул медленно кивает: – Да. Некоторое время Гавриил так и лежит на сухой горячей земле, судорожно прижимая к себе Вельзевул, нежно перебирая темные волосы, гладя ставшие теперь черными, но не утратившие ни толики своей красоты крылья. Когда она чуть приподнимается на его груди и заглядывает ему в лицо, архангела посещает мысль, что ее глаза гораздо прекраснее небес. Интересно, за такую богохульную идею его уничтожит молнией прямо сейчас или чуть позже? На лице Вельзевул вдруг мелькает выражение странного хмурого удивления. – Что такое? – спрашивает Гавриил. – Твои крылья… – ее голос звучит крайне озадаченно. Он и сам догадывается, что они сейчас выглядят не слишком презентабельно. – Ничего, – он успокаивающе улыбается, гладит ее по щеке. – Нет, я не о том, – трясет головой Вельзевул. – Они… все еще белые. Мгновение Гавриил пытается осмыслить сказанное. Чуть поворачивает голову, чтобы увидеть собственные окровавленные перья… белые перья. Что за шутки? Разве он не пал вместе с Вельзевул? Разве не пошел против Бога, защищая ее? Бог Сама отвечает на этот вопрос. – Архангел Гавриил! – Ее голос, кажется, сотрясает Ад до самых глубин. Вельзевул легко вскакивает на ноги, вскидывает голову, с вызовом глядя в небеса. Гавриил поднимается следом, с трудом сдерживая стон – двигаться оказывается ощутимо больнее, чем лежать на острых камнях. Подходит к новообращенной демонице, берет ее за руку, по-прежнему намереваясь защищать, чем бы это ни обернулось. – Твоя жертвенность и сострадательность достойны уважения, – гремит голос Бога. – Но тебе не следует забывать, кто ты. Возвращайся на Небеса и продолжай нести свою службу. Гавриил криво усмехается. Жертвенность. Сострадательность. Безликие традиционно ангельские добродетели. Добродетели, к которым его поступок не имеет ни малейшего отношения. Уж Всевышней-то это наверняка известно. И все же Она приказывает ему вернуться… Гавриилу, верно, следовало бы радоваться: кристальная ясность незыблемого в своем праведном постоянстве ангельского бытия куда ближе его натуре, нежели беспокойная хаотичность демонов. Однако остаться архангелом означает оказаться по разные стороны баррикад с Вельзевул. Это… неправильно. Или слишком правильно – с глобальной точки зрения. Но чего бы он ни желал, не ему здесь принимать решение – не на этом уровне. А Всевышняя Свое решение уже огласила. И Гавриил знает Ее слишком хорошо, чтобы надеяться, что Она это решение изменит. Изувеченные, но по-прежнему ослепительно-белые крылья – его приговор. Иного пути кроме как Наверх у него нет. – Будет лучше, если ты послушаешься, – Вельзевул не шутит. Бог тоже. Гавриил мягко касается подбородка Вельзевул, заглядывает ей в глаза. – В Преисподней или на Небесах, я все равно буду любить тебя. Никогда прежде они не говорили об этом – не нуждались в словах. Но сейчас кажется правильным произнести это вслух. Пусть Бог слышит. Пусть все слышат. – Я знаю, – Вельзевул улыбается ему своей обычной озорной улыбкой, будто они вступили в очередной бесконечный философский спор. – Иди. Выпустить ее руку стоит немыслимого усилия воли. Гораздо больнее, чем расправить изломанные падением крылья.