лаванда, хворь и золотая рыбка

на холодной скамейке стоит огромная пивная кружка с вишнёвыми внутренностями, а рядом поблескивает пустой блистер. на запястьях, не хуже металлических, звенят бисерные браслеты. феликс под солнечные лучи подставляет лицо и оголенные плечи, прикрытые лишь лямками белой майки. а зрачки расширяются, когда в прачечную входит хёнджин. весь из себя божий. – уже позавтракал витаминами? а я тут рыбу принёс, как раз тебе к... – он поднял бровь и вопросительно взглянул на пивную кружку, которая использовалась явно не по назначению, – пиву? это, блять, что? – вишнёвый сок, джинни. ты принёс на завтрак живую рыбу и удивляешься вишнёвому соку? – ты пьёшь его из пивной кружки, звёздочка. – это самая большая, которая у меня нашлась. рыба и впрямь живая. золотая, будто волшебная, в круглом аквариуме. хёнджин сжимает стеклянный дом в ладонях и протягивает феликсу. ~~будто~~ подарок. феликс не стал уточнять, откуда он её достал, принял рыбу как нового питомца, но не угощение, отмазавшись, мол, не голоден. обжёг щёку хёнджина поцелуем-бабочкой и очаровался покрасневшими кончиками ушей. поделился напитком и очередной историей про серийного убийцу, насилие над детьми и эскимо в виде пингвина. – пришёл постельное бельё постирать? – хёнджин кивнул на корзину с белыми простынями. – не-а, просто посидеть. тут хорошо. постель чистая, притащил, чтобы соответствовать обстановке. – ты и так здесь с корнями врос. – оно вросло в меня, джинни. хёнджин слушал его сердечные монологи о любви к этому месту и любовался веснушками на плечах. хочется прикоснуться губами. хотя бы кончиками пальцев. от феликса пахнет чем-то необъяснимым, вроде как дикорастущим и пряным. сильно мятным, но таким очаровательным. – ты заболел ангиной, – заметил феликс. – в середине лета, хёнджин. ещё одна из увлекательных странностей феликса: определять болезнь по запаху. что-то вроде «ты пахнешь туберкулёзом, чувак, сигарета не найдётся?». и он всегда прав, что удивительно. ещё никогда эта способность определять болезнь по запаху его не подводила. – а ты, кажется, сейчас в оброк упадёшь. почему ты до сих пор ходишь сюда? – я уже говорил, как сильно люблю это место? – феликс схватил его за горячее запястье. говорил, и не раз. от запаха стирального порошка уже голова идёт кругом, но феликс вдыхает нотки лаванды так, будто от этого зависит его жизнь. грёбанный аллергик-мазохист. аллергия на бытовую химию, смешно даже. – ты что, тут ещё и спал? – хёнджин снова смешно вскидывает брови, когда видит подушку. – признаюсь, пытался. но я её постирал и не смог уснуть, она пахнет порошком. – не удивлюсь, если ты ещё и режешься. – кусаюсь. феликс медленно моргнул и поцеловал хёнджина. прямо в губы. сильнее сжал запястье и тут же отскочил, словно испуганная мышка. – больно-то как, – улыбнулся хёнджин и легонько куснул веснушчатое плечо. настроение: любить и медленно умирать. хёнджин так близко, что можно услышать, как медленно бьётся его сердце (вот-вот остановится). но феликсу одиноко. в глубине души чувствуется одиночество, болезненно скребущееся, просящееся наружу. хёнджин как-то упоминал, что оно – одиночество – у феликса будто разноцветное. мягкое, как кот, и пахнет банановым кофе. пожалуй, это единственное, в чём феликс с ним не согласится. одиночество у него несуществующего цвета. – хочу устроить тут маленький океанариум, – феликс положил голову ему на плечо, всё ещё крепко сжимая аквариум одной рукой. – представь, за каждой дверцей вода с рыбами. если постараться, можно поместить туда морских коньков и даже акулу. – кажется, это не законно. – ты прав, акулу я поймать не смогу. феликс в самом деле уверен, что сможет поймать морских коньков и каким-то образом поместить их в стиральные машины. хёнджин это знает и забавляется. озвучивает мысль: – ты сумасшедший. ты знаешь? – а ты пахнешь молоком.