Калейдоскоп

Когда Ричард уснул, после всего-то одной тарелки бульона и морса из местных ягод, Рокэ устало потер переносицу. Им тут предстояло пробыть еще хотя бы пару дней, чтобы юный герцог смог перенести дорогу. Придется подыскать подходящий экипаж. Впрочем, это все они успеют сделать. И вполне вероятно, что они отправятся после всех приключений совсем не в столицу. Дика, конечно, надо учить, но еще больше ему нужен отдых, теплое лето и хоть один нормальный друг, в идеале — сверстник. — Так бы и прибил эту герцогиню, — раздраженно выдохнул Эмиль, когда убедился, что Дик точно уснул. — Хочешь поститься — пожалуйста, но дети-то тут при чем? — Кстати, хорошо, что напомнил, — Рокэ тяжело поднялся с места. — Посиди, присмотри за Диком. Повторений быть не должно, но все-таки лучше присматривать за ним. А я как раз поговорю с Мирабеллой Окделл, — Рокэ позволил себе чуть сузить глаза. Поведение этой женщины было мягко говоря, странным. Замена всего ближайшего окружения едва ли не первым приказом после того, как ее родственник стал опекуном юного герцога. И потом полное игнорирование обязанностей матери и взрослого человека — она же еще и лишила сына толкового обучения. В Лаик бы на него косились далеко не только менторы — юнцы жестоки и чужую слабость прощают и принимают крайне редко. Послезавтра они покинут это не самое приятное место. С герцогиней останется ее дочь, все-таки, по отношению к ней она не проявляла столь разрушительных наклонностей. Странная, конечно, избирательность, с последствиями которой разбираться теперь Рокэ. — Уверен, что ей есть о чем рассказать, — поморщился Эмиль. — Никогда не видел матерей, так люто ненавидящих собственных детей. — Пожалуй, загляну-ка я сначала в башню, — Рокэ задумчиво почесал нос, слова Эмиля натолкнули его на мысль. Если Ричард Окделл действительно бастард Эгмонта, тогда поведение герцогини становится объяснимым. Сама она не смогла родить наследника и вынуждена была воспитывать чужого. А чем старше становилась ее собственная дочь, тем сильнее должна была быть мысль передать Надор внуку. «Это если Эмиль прав. А там, мало ли, может, вот так неравно распределилась материнская любовь», — думал Рокэ, блуждая по длинным серым коридорам. Он примерно знал направление, но и только. Почему-то вспомнился родной замок в Кэналлоа. Словно их строили по какому-то единому плану — длинные лестницы и коридоры, ведущие в разные части замка, необычные тайные ходы и тяжелый камень, массивный, давящий. В Кэналлоа он был все-таки чуть легче, чем здесь, да и замок, пожалуй, был изящнее, чем надорский. Вот только Рокэ, оказавшись в Надоре, невольно вспоминал давнюю легенду. Мол, в стародавние времена потомки Четверых не знали дрязг политических интриг. В честь какого-то события, которое затерялось в веках, создал Повелитель Скал для Повелителя Ветра дом, родовое гнездо, прямо в скале, воздвиг за одну ночь, как собственный дом. И заговорил тот Повелитель замок повиноваться исключительно другу и его семье, каким-то неведомым способом лишив себя и своих потомков права слушать камни Кэналлоа, за исключением случаев смертельной опасности. «Люди любят придумывать сказки», — фыркнул про себя Рокэ, повернув, наконец, в нужную сторону. Камни молчали, не их Повелитель сейчас ступал по коридорам древнего замка, а то бы многое могли бы рассказать, да давно люди не спрашивали, сосредоточившись на своих делах. Прошлое они оставляли прошлому. Рокэ добрался до нужного его места без особых проблем. Прежде чем разговаривать с герцогиней, все же требовалось посмотреть прошлое. А предметы связи как раз хорошо для этого подходят. Алва хмыкнул, оценив шар для связи с Приддами. Своеобразная ирония, но едва ли Эгмонт откровенничал с Вальтером. Возможно, общался по поводу бунта, не более того. Но все это уже было давно забытым делом. Рокэ интересовало зеркало Эпине, обнаружившееся на столе. И не сильно-то важно, что оно принадлежало не ему — тот же Вальтер прекрасно бы считал с такого рода предметов все, что было ему нужно. «Хорошо еще, что память хранится только на последнего общавшегося. Теперь зеркало Ворона будет помнить только наш разговор с Диком», — подумал Рокэ, опуская руку в нескольких сантиметрах от нужного ему зеркала и сосредоточился. Чутье его не обмануло. — Знаешь, Морис, я согласен, — пьяный Эгмонт умудрялся еще и говорить связно. Зеркало он сжимал в левой руке, а в правой осталась бутылка, из которой он время от время делал глотки. — Выбора не оставили. Не к Алва же обращаться, — он криво усмехнулся каким-то своим мыслям. — Я предупреждал, но вы с Арно имели свое мнение, — ровно откликнулись из зеркала. — Молодые, горячие слишком… Думали, бессмертные? Вот доигрался Савиньяк, оставив четверых сыновей. — Не смей, Эпине, — Рокэ от неожиданности едва не потерял контроль — рычал Эгмонт Окделл затравленным зверем. — Что бы ты знал? — О жертвах, Окделл? — резко вскинулись с другого конца зеркала. — Не твой сын пойдет на смерть, кошки тебя забери, а мои дети будут платить кровью за решения, принятые не мной. И даже не тобой. — Ты мог бы… — Что, Эгмонт, что мог бы? Слышал про кровные клятвы? Киваешь, хорошо, значит вино и скорбь не отбили последних мозгов. Я не могу идти против отца и его воли. А ты, если так хочешь самоубиться, мог бы выбрать способ поизящнее, чем тот, на который подписываешься сейчас. — Если бы мог, говорил бы я сейчас с тобой? — бутылка полетела в стену, а в руке старшего Окделла появился кинжал. — Знаешь, кто мне его привез и что обещал? — Штанцлер, будь он неладен, — голос Мориса Эпине зазвенел от плохо скрытой ненависти. — Обманные клятвы, привязывающие хуже оков, его стихия. Чем он тебя взял? Жизнью сына? — Не только, — Эгмонт выдохнул сквозь зубы. — Дик, понятно, что был под ударом…вот только этот «дорогой друг» сообщил, что взял кровь у убитого Арно. Понимаешь, Морис? Либо я вступаю в бунт, либо все они умирают, один за другим от непонятной болезни. Все четверо, кошки подрали бы этого Штанцлера, сегодня здоров — завтра на смертном одре, сгорая непонятно от чего… Как думаешь, я могу об этом Летте написать? Ей и так сейчас хоть в петлю, как мне… — Тогда ты все понимаешь, Окделл. У нас нет выбора, кроме как начать бунт. Но на наших собственных условиях. Не тогда, когда выпадет подходящая ситуация для смены власти, а раньше… — Есть в этом что-то. Надо будет обсудить при личной встрече, — на лице Эгмонта появилась страшная улыбка. — Сыграем с этой дриксенской дрянью на своих условиях. Рокэ отшатнулся от зеркала, тяжело дыша. Он собирался найти что-то о рождении Дика, а в итоге получил еще крайне тревожные новости. Обманные кровные клятвы так просто не сотворить. Не зря, похоже, Штанцлер старательно делает вид, что родовых способностей ему не досталось. «И Четверо знают, что он еще может натворить», — Рокэ обдумывал полученную информацию. Даже родство Дика с Савиньяками на фоне этого как-то перестало ошеломлять. Повелители могут и так родить наследника, пусть и не каждый пользуется подобной возможностью. «Теперь надо выяснить, насколько Мирабелла Окделл осведомлена не только о Дике, но и в целом о бунте. И нет ли уже у нее каких-то планов», — Рокэ понимал, что напрямую ему лучше не спрашивать, все равно не ответит. Но присмотреться стоило. Только полыхнувшего Надора и не хватало, особенно, когда Дик уедет отсюда на неопределенное время. Теоретически, конечно, герцогине Окделл сейчас невыгодно устраивать что-то подобное. Но там, где была одна клятва, всегда могла быть и вторая — Штанцлер мог подстраховаться. И надо было подумать о защите для Савиньяков — если они будут напрямую противостоять, Штанцлер мог нанести удар, Рокэ не слишком пока понимал силу таких родовых умений, но они ему заранее не нравились полной неподконтрольностью. «Съездил в Надор — получил проблем по самый…клюв гербовой птицы», — мысль заставляла морщиться от грядущих «перспектив».