***
Нил чувствовал вину. Каждую минуту каждого часа каждого дня он не прекращал думать о том, что если бы не его глупый эгоизм и любовь к экси, то жизни бы дорогих ему людей не подверглись такой опасности. «Но если бы ты оставил всё и продолжил скрываться, то никогда не познакомился бы с ними», — упрямо твердило сердце. Вспоминался чуткий взор капитана, что каждый раз с теплотой скользит по веснушчатому лицу в поисках редких подсказок, что могли бы стать ключом к душе младшего, недовольный взгляд Элисон, обжигающий внутренними эмоциями и такой неочевидной, но приятной радости от встречи с тем, кто невольно стал младшим братом, понимающий взор Рене, что проникает под кожу, но никогда не давит, и Эндрю… С Эндрю было тяжело и, одновременно, просто. Джостен просто тонул в его взгляде: в нём сочеталось такое множество эмоций, что порой казалось ему впору задохнуться, но шоколадный океан, что стал личной зависимостью младшего, лишь ласково обволакивал, согревая своими редкими, но уже полюбившимися золотыми искорками счастья. Нилу было приятной стать той точкой опоры, гаванью, в которой можно было укрыться от всего. Все они говорили то же, что и злополучное сердце, но принять правду пока было слишком тяжело.***
За многие года скитаний Нилу пришлось стать превосходным актёром. Что бы не было у него на уме, в душе или в сердце, он мог сохранять самообладание, поэтому о его внутренних демонах не догадывался никто. Или почти никто… В успешном сокрытии собственных проблем ему помог переезд: чтобы не беспокоить других в общежитии своими крикам по ночам, парни сняли квартиру недалеко от кампуса, кроме того теперь они могли оставаться в Пальметто и летом, что тоже давало свои преимущества. Жизнь налаживалась, потихоньку, но уверенными шагами всё вставало на круги своя. Но сдерживать своих демонов оказалось не так просто, как он рассчитывал: иногда простой звук заставлял принять оборонительную стойку или занести кулак для удара. Лишь дома, положив голову на плечо Эндрю, младший мог позволить себе немного вздремнуть и, наконец, спокойно выдохнуть.***
Но это не могло продолжаться вечно.
***
Проснувшись рано утром, чтобы как всегда выйти на пробежку, в ванной Нил резко почувствовал слабость, голова закружилась, а перед глазами предстали разноцветные пляшущие огоньки. Из носа потекла тонкая струйка крови, опускаясь к губам и оседая на них неприятным металлическим привкусом. Джостен безуспешно попытался стереть её рукой, лишь размазывая. Его взгляд обратился к зеркалу. Зрачки резко увеличились, а дышать стало непреодолимо сложно: каждый вдох или выдох выбивал дух. Пол-лица было в крови, тени под глазами будто почернели в несколько раз, а сама кожа была настолько бледной, что через неё просвечивали голубо-зелёные вены. Больше всего выделялись глаза: голубые, холодные словно лёд — он точно знал. Зрачок немного мешал, но радужка всё равно была заметна, как и веснушки, что яркими солнцами выделялись на белоснежной коже. Взор обратился к руками, и ужас накатил с новой силой: ладони были противно алыми, покрытыми тонкой корочкой уже подсохшей крови. Нила трясло. Яростное трение не привело к нужному результату — теперь руки покрывали уже ощутимые комочки свернувшейся жидкости, а цвет лишь посветлел на пару тонов. Перед внутренним взором предстала картинка того, как невменяемый «отец» — животное, шепчет разум — заносит руку для удара. Нужно было срочно избавиться от него. Неистовые удары о зеркало сопровождались всё большими ранами, застрявшими осколками в ладонях и царапинами от уже летящих в разные стороны кусочков стекла по всему телу. Легче не становилось, а дыхание с каждым ударом всё больше затруднялось из-за одышки. Картинка всё не пропадала. Стекло окрасилось в алый, тонкие струйки подтёками оставались везде: на стенах, на раковине, на полу. Но вдруг время замерло. Ощущение тёплых ладоней на щеках отрезвило, но не избавило от кошмара на яву. Лихорадочное безумие немного отпустило из своих тисков, отозвавшись звоном в ушах. Слёзы продолжали стекать из остекленевших глаз. — Джостен, что ты опять натворил? Ни на минуту тебя нельзя оставить, — слова Эндрю пробивались словно через толщу воды. — Давай же, Джостен, где твоя упёртость с верой в лучшее. Окружение стало приобретать очертания. Первый глоток воздуха отозвался резкой неприятной горечью и настолько же ощутимым чувством свободы. Лёгкие судорожно сжимались. Сердцебиение отдавалось гулом в висках. — Я… — Сейчас ты примешь душ за временным неимением в нашем распоряжении раковины, и уже потом будешь пытаться оправдаться, — как хорошо, что привычные язвительные комментарии Миньярда обладали чудесной способностью возвращать в реальность. Уже полулежа в ванной прямо в одежде, Нил не выдержал и задал вопрос, что был причиной не одного кошмара младшего. — Ты же не уйдёшь, Дрю? — Что за глупости, Джостен. С тобой — всегда «да», кроме тех случаев, когда «нет», конечно же, — и лёгкая ухмылка на губах, только его, Нила, ухмылка, любимая до кончиков поджатых губ.