Вечная юность

      Синдбад был юн.       Долго. Застрял в своём семнадцатилетнем теле.       Синдбад не хотел признавать одну вещь.       Всё же была капля нечто отвратительного в этой вечной юности, в которой застывали люди до прихода в их жизни соулмейта. Он оставался всё тем же молодым красавцем, как и мечтал, гордился тем, что был юн, вечно молод, но смотреть на повзрослевших друзей, до тошноты счастливых…       Также умирающих от старости, прося лишь приглядеть за их детьми.       Ох, Синдбад всё же мог признаться самому себе.       Завидно.       Ему, черт возьми, было завидно. Может быть, даже чёрной завистью. Он хотел того же счастья, чтобы был у него человек, который стоял с ним, и также старел вместе с ним, сделали бы семью, растили бы детей… Растили бы их с мыслью, что у них тоже будет вторая половинка, до встречи с которой они буду юны, вечно молоды, здоровы, почти бессмертны, чтобы когда те встретили родную душу, испытали то же счастье, что и Синдбад.       Да и в то же время Син боялся того, как он снова станет расти, встретив свою родственную душу. Состариться.       Умрёт.       Навсегда. Взаправду.       Хочется. Колется.       Иногда он задумывался над тем, есть ли у него вообще этот соулмейт? Но, как обнаружилось позже, даже некоторые маги веками ждали и дожидались. Их терпение окупилось с троицей. Осечек не было.       И у него, по идее, не должно быть.       Он может быть особенный, но ведь не до такой степени?       Прошло долгих пятнадцать или двадцать лет. Что-то между. (Пока считал, он успел сбиться. Настолько ему казались эти годы долгими). Два десятка лет полных одиночеством, завистью, смятением и вечными противоречиями.       Так ли нужен соулмейт? Ему? Вечная молодость — чем не награда за то, что он методично уничтожал всех членов темной организации, которая вечно пыталась привести мир в абсолютный хаос. Если не уничтожить его самого, ха. Его грела эта мысль. Заставляла гордиться.       Его, самого Синдбада, знали от мала до велика. Он был величайшим героем! У него было множество сокровищ, счастливые друзья, их дети, любая красавица рада оказаться в его постели или быть его любимой хотя бы на одну ночь.       Он герой, и это была его судьба, так ведь?       Верно же?..       Но даже так, отчаянная мысль на ночь в одинокой постели о том, что он может стать тем самым первым и единственным исключением во всём мире, который не найдет человека, который понимал бы с полуслова и принимал его таким, какой он есть? Быть вечно молодым, смотря, как его друзья угасают и видеть их смерть, в конце концов, оставшись в одиночестве…       Быть единственным бессмертным.       Иногда казалось, что судьба не наградила, а прокляла.       Пометила собой за все удачи и успехи, чтобы жизнь не казалась полной малиной.       Признаться честно: мысли о вечности в таком ключе даже с целью о высшем благе для всех людей вызывали мелкую дрожь на кончиках пальцев и тревогу.       Ответственность была велика, как и груз.       Всё тяжелее. Всё мрачнее.       И оставались вокруг него лишь дети былых друзей. И вот-вот скоро он останется один.       Как никогда, Синдбад ощущал себя на свой истинный возраст. Странно находится в теле семнадцатилетнего подростка мужчине, которому давно стукнуло за тридцать.       Самая странная и мрачная была мысль, засевшая в голове и снедающая его в последние годы. Вдруг соулмейт умер до того, как он встретил её? Вдруг его соулмейт не желал его? Или просто не хотел иметь родственную душу? А потому он или она его не ищет?       Синдбад не нужен соулмейту?       Такие мысли омрачали его вечное существование и не давали весело и беззаботно откинуться на кресло и болтать со старыми друзьями поздно вечером за бокалом другим вина.       Пока наконец не встретил её.       Наглую воришку, возомнившую себя гением скрытности и хитрости. С ужасающими черными глазами, блестящими синими волосами, подтянутым жилистым телом, одновременно легко одетая. Скорее всего, чтобы быстро сменить одежду и скрыться. А также позволившая себе украсть его сосуды прямо у него из-под носа. Нахально скалящаяся:       — Ну так, попробуй отбери.       В голове, во всем теле после её фразы почувствовал некое тепло и щёлчок, будто бы запустивший что-то, что заставило обоих людей в шоке уставиться друг на друга. Красная нить, такая знакомая лишь по рассказам его друзей, промелькнула перед глазами и засияла так ярко, что ослепляла глаза.       Осела между ними, концами скрепляя мизинцы правых рук, и моментально перекрашиваясь в золотой.       Золотая нить — нить любви. Они романтические соулмейты. Возлюбленные, намеченные судьбой.       Смех да и только.       Они встретились. Соулмейт у Синдбада всё-таки был. Живой. Здоровый. Такая юная…       И они оба понимали, что только что происходило. И первой от шока отошла воровка, задумчиво пробормотав:       — Значит, ты не мёртв…       — С чего бы мне быть мёртвым? — ощетинился тут же Син, понимая, что именно воровка его соулмейт, но это не значило, что он не собирался спускать ей с рук кражу.       Но воровка будто ничего и не замечала: ни возмущений, ни былой агрессии. Да и Син, признаться, ещё тоже не понимал, как с ней себя вести.       — К сожалению, я ждала очень долго.       Сину это не понравилось. Тон был очень странным, слишком горьким. И он сглотнул, понимая, что, возможно, что, скорее всего, это…       Его ждали?       — Сколько?       — Две сотни лет точно. Я просто со ста тридцати пяти перестала считать. Поэтому я думала, что упустила время, и ты уже давно мёртв. Это редкость, конечно, но ведь бывает, когда соулмейты умирают до назначенной встречи.       Не юная… Взрослый в теле подростка, как и он сам.       Синдбаду от таких цифр и пояснений, которых он, к своему удивлению, не знал, поплохело. К тому же, его два десятка лет были ничтожны по сравнению двумя возможными сотнями и даже больше лет одиночества и мыслью о том, что он, Синдбад, просто не дожил до встречи с ней.       И та осталась на веки одна, пока не найдёт способ закончить свою жизнь.       Пока не найдёт маги, который мог бы это устроить, разорвав «судьбу» в клочья и погубив свою душу на любой шанс на возникновение какой-либо родственной души.       — Как бы то ни было… — медленно произнёс он, внимательно всматриваясь в свою вторую половинку и придумывая планы на то, как они смогли бы побольше узнать друг друга. — Отдай сосуды и всё обсудим.       Но вместо спокойного ответа ему снова нагло усмехнулись. Подбросили мешок с сосудами вверх, перекинув через плечо.       — Такой наивный, глупый мальчик… Мне нравится, — с наслаждением проговорила воровка, поигрывая пальцами с его перстнем. — Уже стареть начал? Я же сказала: попробуй отбери. Если сможешь, отдам, если нет… На нет и суда нет, мальчик мой.       Если быть ему честным. Сердце немного ёкнуло.       Его уже признавали своим.       Стоило говорить, что вторая половинка ему досталась подстать ему? Полная противоположность, творящая хаос и сверкающая довольной ухмылкой.       Юпитер, как он позже узнал, была прекрасной женщиной, выглядящей едва ли старше него самого, и была тем, кто наконец скрашивал его долгое одиночество. Безмерно понимающая девушка стояла рядом и помогала ему во всем, даже если для этого нужно было спустить его с небес на грешную землю парой пинков или подзатыльников и заткнуть его одним лишь взглядом обсидиановых глаз.       И они наконец становились старше.       Вместе.       Без опаски.       В уютной постели он не мог оторвать взгляд от спящей девушки, которую встретил всего год назад, но он уже видел, как та становилась старше, и он сам замечал за собой изменения.       И Син улыбнулся, наконец понимая, что говорили ему все друзья.       Вместе с кем-то не так страшно стареть и становится взрослее. Потому, что вместе не так страшно. К тому же, Юпитер его ждала достаточно, чтобы наконец избавиться от своей вечности, и Син был только рад исполнить её желание.