Алое марево, синие всполохи

Покидая Вествью, Ванда в последний раз оглянулась, прощаясь с местом, что подарило ей так много прекрасных воспоминаний. Здесь она жила с Вижном, словно они — настоящая замужняя пара. Здесь у неё появилось двое невероятных сыновей, в которых она души не чаяла. Здесь она получила надежду на счастье. Надо же… и в этот раз всё тоже пошло крахом. Да, всё было не настоящим. Все вокруг так говорили. Но для неё Вествью и её семья, которую она обрела здесь, — навеки останутся настоящими. Навеки в памяти, воодушевляя и отравляя одновременно и так израненную душу. Она ведь совершенно одна. Одна в этом мире, у неё никого больше не осталось, кроме горы сожалений и несбыточных мечт. Ванда не знала что делать, она была отчаянии. Иногда глаза застывали на обложке Даркхолда, а в мыслях набатом звучали мысли одна бредовее другой. Ванда не хотела открывать эту книгу. От неё веяло злом, чистым безумием. И с каждым днём её сила воли словно угасала. А проклятый фолиант будто чувствовал, чаще попадался на глаза, приковывал взгляд и сдерживаться становилось всё тяжелее. Она просто хотела вернуть свою семью. Хотела так сильно, что не пожалела бы себя, даже жизни, чтобы побыть с ними хотя бы немножко. Но она боялась, потому что в погоне за неуловимым она могла причинить боль другим. Могла стать одной из тех, против кого боролась сначала бок о бок с Пьетро, а потом и с Вижном. Могла стать как Танос, убивший её возлюбленного, или как Альтрон, что изрешетил пулями тело брата. Она не хотела становиться монстром. Поэтому решила книгу спрятать подальше, не испытывать собственное терпение и выдержку. Спрятала в том же домике у озера, где некоторое время скрывалась, а после решила уйти. Проветрить голову, понять что делать дальше. Ванда Максимофф с опаской продвигалась по унылым улицам на окраине Лондона. Дождь моросит, вокруг сплошной туман и на расстоянии вытянутой руки уже практически ничего не видно. Капюшон натянут как можно ниже, скрывая лицо. Всё же, Ванда знаменитость, хоть радости особо это и не вызывает. Особенно в свете её самолично испорченной репутации. Откровенно говоря, будущего для себя она не видела. Одна, продолжая своё бесцельное существование в этом мире, без семьи или смысла для того, чтобы продолжать бороться. Зачем мучить себя? Ванда замирает, останавливаясь посреди пустынной улицы. Из тупика, мимо которого она успела пройти, слышно тихое всхлипывание и детский плач. Что ребёнок делает в тёмном проулке, да ещё и в такую ужасную погоду? Максимофф озирается, пытаясь выцепить из плотного тумана чью-то фигуру. Например, предполагаемых родителей потерянного ребёнка, но кроме неё здесь не было никого. Она вздыхает, оборачиваясь, и двигается на звук не утихающих детских всхлипов. Проулок давит на неё своей мрачностью. Кирпичные стены изрисованы разноцветными граффити. Тут грязно, везде мусор, от которого откровенно воняет, но Ванда не останавливается, двигаясь дальше. Туда, за железные баки для мусора, где, сжавшись в комочек, тихо плакала маленькая девочка. Сердце предательски дрогнуло. Материнский инстинкт вновь проснулся внутри, не в силах выносить вид измождённого ребёнка. Её одежда была потёртой, лицо чумазым а глаза полными боли и невыносимой тоски. — Хей, что ты тут делаешь? — она медленно протягивает руки к девочке, не желая напугать её. Та смотрит на руку слегка неуверенно, словно не знает что ей делать. Но плакать перестает, иногда тихо всхлипывая. — Как тебя зовут, девочка? — Карен, — снова всхлип. Она вытирает тыльной стороной ладони мокрые от слёз глаза и шморгает носом. — Карен, — ласково протягивает Ванда и, не встречая сопротивления, касается руками вновь сцепленных в замок рук девочки. — Ты потерялась? Она отрицательно мотает головой, от чего короткие, и без того взлохмаченные, тёмные волосы растрепываются ещё больше. Девочка утыкается подбородком в подогнутые острые коленки, что плотно прижаты к животу. — Я сама сбе-жала. — со всхлипом признается, а Ванда только ласково поглаживает маленькие ручки пальцами, успокаивая ребёнка. — Почему? — склоняет голову. Зелёные глаза вновь наполняются слезами и Ванда торопливо касается ладонью вьющихся волос, успокаивает. — Тише, не надо плакать, Карен. Всё в порядке, всё хорошо. Но девочка продолжается тихо хныкать, не отстраняясь от её рук. Наоборот, тянется к ней в простом желании почувствовать чужое тепло и ласку. Максимофф позволяет ей уткнуться носом в горло свитера, перемещая руки на спину ребёнка. Ванда не знает что ей делать. Она никогда не была в такой ситуации. С Билли и Томми было легче хотя бы по той причине, что это были её дети, а она их мать. Все роли были предельно ясны и понятны. — Пойдем, крошка, — вздыхает она, слегка отстраняясь и поднимая девочку на ноги. — давай я помогу тебе найти родителей. Девочка яростно мотает головой. — Я…— Карен вновь утирает с лица слёзы руками, — сирота. — выдыхает. Словно приговор. Ванда поджимает губы. — Не хочу обратно, — девочка крепко вцепляется пальцами в ткань её свитера. Смотрит куда угодно, лишь бы головы не поднимать и не встречаться с понимающим взглядом серых глаз. Ванда чувствует удушающую тоску, ей не хватает воздуха. И ей не хватает давно умершего Пьетро, утерянного в битве Вижна, она печалится о своих детях…которые, оказывается, были всего лишь плодом её отчаянного желания, воплощённые в реальность необузданной силой Хаоса. Она совсем одна и терять нечего. А привязываться страшно, потому что всё, что когда-либо было дорого сердцу, обязательно у неё отбирали, втаптывали в землю, рвали и ломали прямо на глазах. Сейчас же у неё возникает чувство, словно получила от судьбы знак. Она хотела найти смысл жить? Хотела иметь семью? У этого ребёнка, оказывается, тоже никого нет. Возможно, она так же отчаянно нуждается в ком-то, как и сама Ванда. В голове вспыхивает мысль, которую заглушить уже не получится никаким образом и Ванда, вместо того, чтобы сидеть сложа руки, идёт на поводу у своих желаний: в тот же день она находит сиротский дом и, не давая себе времени передумать, удочеряет ребёнка. Совсем немного магии и все документы у неё на руках. На белом листе, испещренном множеством чёрных печатных букв, выделяется имя: «Карен — отныне уже — Максимофф». Карен смотрит во все глаза, не скрывая потрясения, когда вместо того, чтобы вернуть её в приют и просто оставить позади, женщина с добрыми серыми глазами удочеряет её. Из головы вдруг пропадают слова, она не знает что делать и что говорить. Хочется прыгать, хочется крепко обнять и много-много раз поблагодарить за то, что она наконец сможет покинуть это ужасное место. Но тело сковывает неуверенность и девочка может только стоять с открытым ртом, словно выброшенная на берег рыба. Они живут вместе в том самом домике у озера. Ванда прячет Даркхолд на самом его дне, под толстым слоем земли и ила. Карен любит спать у Ванды под боком, обнимая, словно она может исчезнуть в любой миг, а домик растворится сизым дымом, превратившись в обшарпанную комнату приюта. Любит бегать в саду вокруг дома, любит вместе смотреть старые сериалы по телевизору. Она рисует домик у озера, деревья в цвету и Ванду, держащую её за руку. Неумелые детские рисунки заполняют стены её комнаты, в которой Карен никогда не спит. Вместе они празднуют её девятый день рождения, посещают заповедник Йеллоустон, смотрят на многометровые гейзеры и едят мороженое, спрятявшись на скамейке в тени деревьев. Ходят на экскурсии одна за другой, рассматривая многочисленные виды животных, что населяют территорию парка, восторгаются многовековыми исполинского размера деревьями. Ванда чувствует как тоска понемногу отпускает её душу, видит как Карен открывается и привязывается к ней. Она чувствует как трепыхается сердце в груди, когда она впервые неловко зовёт её «мамой». Когда приходит Стрендж, Максимофф ощущает тревогу. Она узнала, что он придёт на несколько минут раньше и настойчиво просит Карен не выходить из дома. Ванда делает вид, что всё в порядке вещей и, когда Стрендж уже стоит за её спиной, она спокойно занимается своим обширным садом. В голове же полный каламбур и противное чувство надвигающейся катастрофы. Слегка кивая, Стивен осматривает сад, позволяя себе чуток расслабиться, окружённый ароматом цветущих деревьев. И он здесь, оказывается, совсем не из-за Вествью. — Тогда зачем ты здесь? — она приподнимает бровь. — Это из-за девчонки. — поясняет он. — Она способна перемещаться между измерениями и привлекла к себе нежелательное внимание кого-то, кто хочет завладеть её силой. Я думал, ты можешь помочь нам разобраться. Ванда прикрывает глаза, крутит меж пальцев тонкую веточку, вдыхая запах маленьких цветов. Стрендж вдруг застывает, вперившись куда-то взглядом и Ванда делает тоже самое, но видит только слегка покачивающиеся шторы. — Кто это? — интересуется мужчина. Ванда отводит взгляд, идёт немного вперед, оставляя и веточку и секатор на поверхности перевёрнутого верх ногами ящика. — Это моя дочь, — и видя чужую растерянность, добавляет: — я её удочерила. Стивен кивает. — Ты молодец, — он опускает руку на её плечо. Но уж что, а его признание Ванде точно не нужно. — ты подарила этому ребёнку шанс на счастье. Как и себе. Максимофф небрежно скидывает руку с плеча и оставляет его слова без ответа. Идёт в дом, зная что Стрендж всё равно последует за ней. И, раз уж он здесь не из-за Вествью и не пришёл с плохими намерениями, то и дальше прятать Карен не имеет смысла. Тем более, он уже узнал о ней. Стивен садится на диван в маленькой гостиной, а Ванда заваривает чай, разливая кипяток в две одинаковые чёрные кружки и одну белую с изображением двух играющих лисиц на ней — любимая кружка Карен. Девочка несмело выглядывают из-за косяка, бросая взгляды на незнакомого дядю, но вскоре уже сидит около него, обхватив двумя руками чашку с чёрным чаем. — К сожалению, я не думаю, что от меня будет много пользы. — вздыхает Ванда. — Да, я читала некоторые книги, которые удалось найти, но это лишь базовые знания. И вообще, это у вас есть целая библиотека по мистическим искусствам, а не у меня. Стрендж отпивает немного чая и ставит кружку на кофейный столик. — Нам понадобится любая помощь. Свежий взгляд. Ваше искусство плетения чар имеет… некоторые отличия от нашего. — он бросает взгляд на Карен, весело болтающую ногами в воздухе и уголки его губ слегка приподнимаются, — Тем более ты единственная ведьма, с которой я достаточно хорошо знаком, чтобы просить о помощи. На самом деле ввязываться в чужие проблемы ей не хочется. Тем более, если перед глазами будет маячить кто-то, чья способность очень даже привлекательна, чтобы посеять в голове зёрна сомнения и алчности. — Взамен, — продолжает колдун, — вся наша обширная библиотека в твоём полном распоряжении. И, — не давая ей возможности вставить и слова, он добавляет: — я попрошу Вонга найти ковен, что согласится взять тебя и твою юную ведьмочку на обучение. Ванда хмурится. — Ты не знала? — Я знала, — признаёт она, упираясь локтями в колени, а подбородком в сцепленные в замок ладони. Карен смотрит неуверенно, едва сдерживая порыв подскочить и заключить маму в утешительные объятия. — но не была уверена. — Что же… — вздыхает Стрендж. — времени у нас в обрез, Ванда. И нам правда нужна твоя помощь… Максимофф бросает взгляд на застывшую в неуверенности дочь и думает, что хотя бы для неё она должна согласится. Если она сможет обуздать свою силу и если Карен научится пользоваться своей, вероятность того, что Ванда снова останется одна будет намного меньше. Никто больше не сумеет разделить её с семьёй. Стивен неуверенно поднимается на ноги, вероятно, собираясь уходить, и Ванда поднимается следом. На кончиках пальцев вспыхивает алое марево и в соседней комнате вещи сами складываются в чемоданы. — Помогу, чем смогу. Камартадж освещался мягким лунным сиянием. На тренировочной площадке пустынно, только Ванда, усевшись на холодные ступеньки, смотрит расфокусированным взглядом за линию горизонта. Где-то там, внутри огромного старинного здания, что испокон веков используется для обучения колдунов и колдуний, Америка Чавес играет в шахматы с Карен. Верховный Чародей — Вонг на самом деле, а не Стрендж, — читая какую-то мудрёную книжку, издали наблюдает за ними. Руки сжимаются в кулаки: желание завладеть чужой способностью перемещаться между мирами практически застилает разум, почти подавляет здравый рассудок. Держать себя удается с трудом. Она бы не хотела уподобиться кому-то из тех, против кого раньше отчаянно боролась. Над головой сияет полная луна, а вокруг неё россыпь маленьких бриллиантов — звёзд, — на фоне абсолютной черноты космоса. — И что такого интересного мисс Максимофф увидела на небосводе? — присел рядом Стивен. В его руках зажат какой-то старый, потрёпанный талмуд. Буквы на обложке почти полностью стёрлись, так что разобрать название не удалось бы даже при огромном желании. — Я не смотрю на небо. — мотает головой Ванда. — Наслаждаюсь тишиной. По крайней мере, до этого здесь было весьма тихо. — О, так я помешал, — в голосе нет и капли сожаления, скорее даже неприкрытое веселье. Взгляд Ванды снова оценивающе пробежался по палитурке книги в чужих руках и он, видимо, заметил её интерес. — Что ж, прекрасно. Именно этого я и добивался. — Стрендж протягивает ей книгу. — Что это? — Ванда хмурится, но книгу принимает. Тем не менее, открывать не спешит. — Я привык держать своё слово. — заходит издалека мужчина. — В нашей весьма обширной библиотеке — тут он не удержался и тихо хмыкнул себе под нос, — не так много книг, которые в самом деле могут оказаться для полезными для ведьмы, поэтому я взял на себя ответственность выбрать наиболее пригодные и постепенно снабжать кое-кого… — выразительный взгляд, — нужной литературой. — Спасибо. — Максимофф кивает. Затем поплотнее закутывается в тёплую кофту: ночи в Камартадже в это время года весьма прохладные; поднимается на ноги и уходит. — Ванда, — оклик Стренджа застал её уже почти у входа в общежития. Она неспешно оборачивается, встречая чужой серьёзный взгляд. — просто хочу сказать, что здесь правда очень ценят твою помощь. Очередной кивок и Ванда уходит, оставляя Стивена в полном одиночестве. А где-то там, за пределами пространственно-временного континуума, кое-кто принял решение, что Америка Чавес угрожает балансу мультивселенной. Где-то там кто-то решил, что она лишняя. Где-то там Ванду считают угрозой. Её тоже нужно устранить.