1
Что ж, дела обстояли хуже некуда. В доме-студии повсюду валялись скомканные, а то и разорванные, бумаги с однотипными позами, разбросанные тут и там книги по анатомии, где-то лежала без дела глина вся в шерсти и волосах, пробные скульптуры без конечностей пылились на полках, а вдобавок ко всему этому бардаку на полу разбилась кружка горького кофе, которую так ласково опрокинул того же чёрного цвета мурлыкающий питомец. Питч готов был сдохнуть, но не от всего этого хаоса, честно, ему было до лампочки, потому что его жилище выглядело так всегда. Готов был от того, что сроки горят, так же как и его идеи, которые, как казалось, ещё вчера были в голове и ловкие руки были готовы творить вечность. — Будто весь мир решил плюнуть мне в душу, — гневно бросил он, наворачивая круги по комнате и говоря сам с собой. — О, Господи, Сатана, Макаронный монстр, как же мне не до этого творческого кризиса сейчас! Ни черта делать не хотелось, поэтому, кое-как убрав бардак за Дью, Питч лениво развалился на широком тёмном кресле, не зная куда деть руки, — то вороша острые с виду угольные волосы, торчащие вверх, то откидывая их за спину, а длинные ноги уместил на рукоятку и дико хмурился от головной боли. Кот прыгнул ему на худой живот, переминая лапками, а после свернувшись тёмным, как ночь за окном, комочком. Из-за попыток хоть что-то делать и создать атмосферу работы, тонкие пальцы Питча посерели из-за краски, отчего всё вокруг ею пахло. Теперь мужчина был похож на иссушенного ворона, или на мёртвого вампира, пытающимся отобрать хоть одну каплю крови от музы вдохновения. Питч мог неделями так лежать и ждать, но он такой человек, который идёт к своей цели до конца, и никакие кризисы ему не помешают добиться желаемого, как и схватить эту «музу»…2
Прошло около трёх бессонных суток, Питч не пытался считать. В его-то возрасте один день равен минуте, если утрировать. Оставив желание валяться дома и гнить, мужчина прибыл в городскую библиотеку во все орудии: ноутбук для пометок, бумагу с карандашами, кофе в термосе и любимое пальто цвета мрака, почти доходящее до земли. Да, пускай сейчас золотая эпоха интернета, благодаря которому можно быстро узнать нужную информацию, но находить всё вручную казалось Питчу крайне романтичным, либо же всё от тайного желания попугать людей своими острыми янтарными глазами, вокруг которых всю жизнь не сходили чёрные мешки, до ужаса высоким ростом, а ещё «орлиным» носом и от природы тощими чертами лица, подобно призраку. Унылая осень удивительно хорошо сказывалась на настрое мужчины, ветер дул тому в спину, как бы подталкивая его бренное тело вперёд. Пройдя на второй этаж здания, где людей было меньше всего, он словно перемещался меж теней, а не ходил в поисках нужных книг, чуть до гроба не напугав пожилую библиотекаршу. Бросив на стол огромную кучу книг с различными мифами и страшными явлениями, Питч с довольным лицом принялся перелистывать одну страницу за другой, попутно начиная бить по клавишам на ноутбуке. Прочитав от силы книги три, предвкушение мужчины медленно угасало, а брови тянулись вниз к переносице. На руки ему попалась книга, вся потёртая, пылящиеся годов так тридцать. Небрежно сдув с неё пыль, Питч принялся за анализ. Вот эта страница… ни о чём. Ну не ощущал он «того самого» чувства. Все герои слишком героические, будто автор сия творения решил приукрасить всё, даже до любовных похождений. Скукота. Тут только всяких Санта Клаусов не хватает, или какой-нибудь Зубной феи. Перед тем, как отбросить очередную книгу прочь, мужчина быстро пролистал страницы в некой надежде найти иголку в стоге сена. Его глаза расширились, когда он пропустил то, что на момент взволновало его. Долистав до нужного, сердце заколотилось чаще. Нашёл. Он буквально вцепился в главу. «Ледяной Джек». Никогда о нём не слышал. Пусть это не совсем подходило к его изначальной задумке, но идея чересчур задорного, нелепого проказника была в какой-то степени интересной. Питч поджал губы. В голове сразу же возник его образ, пока он пробегал по строчкам: — …при этом он был невидим для человека, никто не мог его коснуться или услышать. В основном дружелюбный и весёлый персонаж, если его спровоцировать, мог убить своих обидчиков, засыпав их снегом… — тихо прочитал вслух мужчина, криво улыбаясь и между делом записывая всё: и свои идеи, и строки. Потом уже в интернете нашёл данную книгу, добавляя в избранные. Проходящие мимо школьники, выпучив глаза как два чайных блюдца, глядели на него, как на маньяка. Не бойтесь, так выглядит типичный творческий человек, когда огонёк внутри наконец-то зажёгся, а не снова сгорел! Питч не заметил, как легко высушил термос, работая за ноутбуком. Кончился его «наркотик», значит и закончилась мотивация продолжать дело. Решив, что написанных идей и даже неплохих таких набросков достаточно, Блэк, устало потянувшись, собрался возвращаться в свою «обитель».3
Дни пролетали так же быстро, как орешки щёлкать. Но времени потраченного он ни капли не жалел, ведь работа шла как по маслу: хотелось яростно кричать на весь мир от собственной гениальности и находчивости. Как же прекрасно. Он во время всей этой эпопеи почти уверовал в миф… Хотя, по природе своей Питч чудесно понимал, что является странным человеком. Почему бы и не поверить? Главное, чтобы никто не узнал о том, что мрачный скульптор по прозвищу «Бугимен» пришёл в нелепый восторг из-за выдуманного персонажа в какой-то старой книжонки. Нельзя терять образ. Наброски пестрили ужаснейше восхитительным разнообразием, пышущими демоническими чертами, от рогов до костлявых крыльев. Второе хобби Питча, если можно так назвать, было рисованием. Без этого не получится создать хорошую скульптуру. Дью фыркал на них, если не вальяжно обходил стороной, виляя хвостом от недовольства, то устраивал лежанку на целой горе эскизов, пока хозяин носился в чёрном заляпанном халате, словно ужаленный, за кофе и материалами. Видно, как Питч безумно отдавал всего себя, даже перерывы на перекус не устраивал. Что уж там говорить, — худой и высокий, как палка. К старости вообще как Кощей будет. Он выбрал очень подходящий персонажу материал — лёд. Такой же прозрачный и холодный. Не счесть, сколько вышло проб и попыток хотя бы попрактиковаться на льде: всё таяло, в последствие отваливалось, что очень раздражало мужчину. Столь хрупкий и обжигающий материал мужчина всегда избегал, потому что он казался ему слишком сложным, в отличие от песка, что с самого детства поселил в нём жажду творить. С каждым разом у Питча понемногу получалось, что заставляло ликовать и думать, как лёд на самом деле прекрасен. Кот чихал на холодную воду, и мужчина додумался переместить инструменты и громадные куски льда и в другую свободную комнату, оборудовав её специально под низкие температуры, а Дью прошёл следом за ним со скуки. Длинные, аккуратные пальцы Питча будто порхали над вырезанием льда, постоянно меняя пропорции и гадая, какая форма больше всего подойдёт этому Джеку. Повсюду расставлены не помытые и не допитые кружки, он часто их путал с банкой краски, морщась от этого и высунув язык. Если Дью мог разговаривать, то на всю комнату раздался бы потешающийся смех, только вот мог он лишь зевать, стуча клыками, а потом пройти в спальню хозяина, разлегшись у обогревателя специально купленного для него. Настал этап, когда форма почти была готова, мужчина уже заранее планировал, какая будет подсветка, и оставалось только ждать, а потом уже — детализировать, дабы фигура не растаяла. Ему было чем заняться: груда книг из библиотеки смирно ждала, пока их прочитают. Так незаметно пробежало мимо него время, пока он, увлечённый в чтение, не побеседовал сам с собой пару раз, то и дело тихим бархатным голосом бесполезно задавая вопросы молчаливому Дью из чувства одиночества. Питч, не смотря, взял кружку и случайно засыпал себе в лицо остатки «кофе». В порыве труда он замечал, что вода в банке для акварели замерзала, что сильно мешало работать, также было и с остывшим кофе. Но Питч ссылался на то, что зима чересчур рано пришла, или то, что он не пользовался отоплением, а может, окно забыл закрыть, хотя сейчас середина осени. Следует заметить, кроме паршивой новогодней суеты, зима являлась любимым его временем года: всё умирало, и на месте могил усохших листов и травы падал покрывалом белоснежный чистый снег. Темнело раньше. Питч ждал зиму всей своей печальной душой, дабы с больным удовольствием слиться во всепоглощающей мгле, гуляя по замёрзшим переулкам и полям в тяжёлой шубе. Он всегда считал, что тьме как никак лучше подходит холод. Эта мрачность, первобытный ужас, страх морозов… и были главными источниками его так называемого вдохновения, были его страстью. Через пару дней работа предстала почти во всей её красе и Питч, тяжело вздохнув и садясь за рабочий стул, обратился к коту: — Ну что, моя маленькая нечисть. Как по мне, это выглядит просто потрясающе, — отряхиваясь от кубиков льда и вытирая с себя краску тряпкой, с удовольствием протянул он, чувствуя себя выжатым, как лимон. Дью окинул её взглядом жёлтых глаз с сузившимися зрачками, словно два острых ромбика, так приметив детали проделанной хозяином работы, и мяукнул. Питч потрепал того за уши, продолжая говорить о том, как же хорошо окупится это творение, он верил в это. Солнце начало пробиваться через плотные шторы и мужчина задёрнул их ещё больше, чтобы ничто не смогло навредить результату его длительных трудов и времени. Откуда-то послышался треск, непонятно чего, но означающий, что мужчине точно нужно выспаться, а скульптуре — застыть.4
Детали, которые аккуратно и тщательно добавлял Питч, всё больше «оживляли» скульптуру. Мужчина не хотел торопиться, он считал, что это придаст работе небрежности, и чувство, что данный проект хотели закончить как можно скорее. Между делом он всё-таки брал перерывы на перекус, чтобы черпать свою мотивацию из той книги, узнавая больше интересных фактов под тосты с джемом и привычного кофе: «Согласно традициям, Ледяной Джек оставляет морозные узоры на окнах холодным зимним утром и щиплет конечности в холодную погоду», — читал мужчина, насыпая больше положенного сухого корма в миску Дью. Наступил ноябрь, последний месяц осени. За окном в вальсе кружили последние красно-жёлтые листья, вода в озёрах начинала замерзать, дождь лил, как из ведра, утром дымкой укрывал голые деревья туман. Птицы улетали на юг. Заказчик всё неистово написывал, что требует работу сейчас, иначе откажется. Это было самой нелюбимой частью его дела… Если так подумать, то Питч практически не выбирался из дома месяца так… два? Еду и прочие принадлежности доставлял курьер, что всегда выглядел нервным. Это было до ужаса смешно. Решая развеяться, Блэк, собравшись выйти на улицу, открыл дверь и чуть морозный воздух одарил его свежестью. Было лучшее время дня — вечерние сумерки. Мужчина прогуливался по мрачному лесу. Ветки изгибались от дыхания ветра, отбрасывая еле заметные тени на стволы деревьев. Над головой проплывали облака, тёмные и блестящие, а солнце окрашивало горизонт ярким алым цветом. Питчу донельзя нравилась атмосфера, царящая вокруг. Шагал медленно, о чём-то размышляя вслух. С небес падал снег, почти сразу исчезая. Потом его взору предстала старая скамейка, на которую он сел, продолжая бессмысленный монолог: — Как всё пришло к тому, что я могу обходиться без людей, довольствуясь таким… затворничеством. Когда я упустил момент, что больше не нуждаюсь в общении? Когда же я пришёл к мысли, что люди слабы и, думая, что моё творчество поможет им стать сильнее? Хоть и не желаю их нахождения рядом, словно место мне быть… В тени. Мужчина сжал до сих пор серыми пальцами края пальто, не зная, что делать. Он давно привык к монотонной рутине, ко «дню сурка», грезя о великой славе, как скульптора и художника. Питч отчаянно желал посеять страх среди людей с помощью этого. Он хотел, чтобы люди осознали через что пришлось проходить ему самому, увидели, как работает этот гнусный мир на самом деле. Ему приносило какое-то слабое наслаждение выливать душу в таком пустом месте. Ощущение, что кто-то его утешает, будто луна, появившиеся на небе среди облаков, выслушивала весь этот поток мыслей, хотя мужчина прекрасно знал, что это просто кусок камня, зовущийся спутником. Оголённые ветки кустов покачнулись, когда Питч решил встать с места и пройтись вдоль кривой дорожки, засыпанной листьями. На уставшие впалые глаза в танце спускались снежинки, и он не обращал никакого внимания на их красоту. Питч с отвращением увидел себя в отражении замёрзшей лужи и, наступив на неё ногой, разделил лёд на множество осколков, в которых отображались его искажённое омерзением лицо, глаза. Топтая до мелких кусочков, он запачкал свои довольно дорогие туфли, но сейчас ему было плевать, может, скоро он совсем обанкротится из-за своих постоянных недугов, может, спина согнется до такой степени, что двигаться будет вообще невыносимо. Из ниоткуда в него прилетел снежок. И, чёрт, прямо в спину. И, чёрт, ледяной! Это было больно. Быстро развернувшись назад с в один миг слепленным ответным снежком, никого рядом не было. Но отчего тогда хотелось, чтобы кто-то там был? Может, чтобы появился повод сорваться и накричать? Размахнувшись и со всей дури бросив комок снега в дерево, скульптор побрёл домой, зная, что не всё так плохо, ведь его ждёт недовольная мохнатая морда.5
Всё так плохо. Мужчина в который раз не мог уснуть. Ему снились кошмары. Довольно иронично, но ни капли не весело. Питч, ворочаясь, словно загнанный в угол зверь, пытался унять тревогу из-за повторяющегося из раза в раз сна, где его утаскивает тьма, а на размытых лицах людей видна лишь усмешка. Подливал масло в огонь и просроченный дедлайн: клиент просто-напросто отказался от контракта, даже не заплатив половину суммы и написав гигантскую критикующую статью, что сожгло в Питче не только нервы, но и смысл что-либо делать. Он уже забыл, когда последний раз ел, пил ли он вообще хоть что-то. Спальня и та комната завалены мусором — когда мужчина вставал с кровати чтобы покормить кота, то обходил вторую стороной, будто она была проклята. Сейчас кошмар закончился слишком рано, на самой жестокой ноте из всех возможных — смерти. У Питча началась паническая атака. Сердце колотилось, казалось, что рёбра хотят выбраться из этой тонкой кожи, живот вздымался, простыни и халат промокли от пота, а отросшие ногти хотели содрать с лица всю кожу, чтобы это наконец прекратилось. Волосы давно не были стрижены, и из-за ужасного питания и ухода, те опустились вниз к плечам. Кожа стала серой, мёртвой, причин тому много, но самые яркие это кислородное голодание и недостаток витаминов. Он не понимал, где он находится, что происходит, его разрушала паника. Лежать на кровати казалось пыткой, он осознавал, что нужно ему больше всего сейчас — свежий воздух. Но его ноги и руки не слушались, его тело била дрожь от страха. Наступила так любимая им зима. Дью решил оставить хозяина в покое, ведь с ним такое случается не в первые. Питч не мог больше называть себя скульптором, было гадко. Он всё продолжал лежать, лежать… смотря на потолок в конвульсиях. Не замечая собственных слёз, может, из-за чрезмерной гордости, даже так его принципы въедались в его плоть, органы и вены. Он сжал себя в руках, сворачиваясь калачиком в попытке спрятаться. Грязные волосы лежали на подушке. Да, страх был его вдохновением, но не когда он буквально съедает тебя изнутри. Одним из его страхов было опозориться перед собой, что он все эти недели, потраченные впустую, отрицал. Он не может быть таким слабым. Непозволительно. Мужчину переполняла тревога из-за кошмаров. Ненависть за самого себя. Гнев из-за своей непростой судьбы. Когда он понял, что жмурил глаза, то быстро их распахнул, оглядываясь по сторонам в кромешной тьме, чтобы зацепить взглядом хоть одну вещь, услышать хотя бы один звук среди пугающей тишины. Питч считал до десяти медленно, как хирург перед операцией. Он всё никак не мог успокоиться. Наконец он принялся считать быстрее: «Три… Четыре…» — гортанный выдох. «Пять…» — и он почувствовал, что вместо паники к нему помалу возвращается спокойствие. Опустошённый, Питч принял сидячее положение, опираясь костлявыми руками о матрас и продолжив: — Шесть. Он интуитивно посмотрел в сторону, в которой должен быть коридор. — Семь. Его пальцы сжались в кулак, ногти давили на кожу, образуя рваные полумесяцы. — Восемь. Кое-как найдя в себе силы из-за адреналина, он осторожно поднялся на ноги, стараясь не спотыкнуться о груду хлама. — Девять. Шёл, опираясь на стену, так же, как когда-то на реабилитации в клинике. — Десять… Слабое сияние из дверной щели направляло его, словно свет в конце туннеля; только в этой грёбаной комнате он открывал окна на полную — и посреди этого мрака выделялась светлая скульптура Ледяного Джека, отбросив от Питча большую тень, которая тянула руки лишь по одной отчаянной причине — задушить. Из кухни послышалось жалобное мяуканье.6
Он притронулся к своему творению без перчаток и молотка впервые, сделав кольцо из пальцев на тонкой шее, обжигающую морозом, и окрашивая ту своей кровью. До всего этого он и пальцем боялся задеть хрупкий лёд, а теперь он прожигал, можно сказать, убивал своим теплом статую юноши. Дрожь с новой волной окутывало тело мужчины, особенно плечи. Бывшие янтарные глаза со временем сменились на блеклые, точно огонь в них погас, будто весь Питч стал серой краской, что внутри, что снаружи. Его пальцы обрели новый оттенок — синий с проблесками красного. Подсветка, что находилась за скульптурой, покачивалась от физического вмешательства: свет, отражающийся через лёд, бегал по комнате, слепя глаза, но долго на них не задерживаясь. Словно Питч пытался поймать звезду. Оторвавшись от шеи, он провёл пальцами по скульптуре с плеч до запястий, обжигаясь вновь и вновь, но боль не находила в нём отклика. Он задержал взгляд на аккуратно вырезанных пальцах, прикасаясь к ним и вкладывая в них свои, страшно длинные, и скрепляя их вместе до белых костяшек, прежде чем продолжить. Свет продолжал качаться, но уже медленнее, как тиканье часов. Глаза скульптуры были закрыты и мужчине почему-то нравилось, что он оставил их такими, ибо, возможно, не перенёс бы разрушать это великолепие, смотря на безжизненный взгляд. — Так ты жалеешь меня, спустя столько времени? Ты? Жалеешь? Последнее слово повторным эхом пронеслось со всех сторон, почти гипнотизируя. Руки задрожали и хватка послабела, во рту чувствовалась сухость, словно вместо глотки целая Сахара, а взгляд встретился с… ним. Лёд будто ожил, как того и добивался скульптор. А всякие мелочи, вроде моргания и попыток поменять позу просто самообман, результат бессонницы и депрессии мужчины. Так и есть, так и есть… Питч не заметил, как его пальцев коснулись чужие, не настоящие. Искусственные. — А теперь ты пытаешься меня убить, как грустно, — статуя прикрыла глаза, холодными каплями изображая слёзы, что тут же превращались в град и разбивались на полу. Мужчина смотрел на них, метая глазами вверх-вниз и не решаясь говорить. Он боялся. Питч нервно отходил от своего творения, пытаясь нащупать молоток среди множества инструментов, пока «Джек» тянулся за ним, скалясь в усмешке. — Нашёл…