Встреча

Наступало то самое время суток, когда день заканчивался, а ночь еще не спешила прохладными сумерками вступать в город. Солнце давно село, тяжелые серые облака закрывали собой редкие звёзды и молодой месяц, неба практически не было видно, да и часто ли мы вообще смотрим на это небо? Сколько раз в день среднестатистический городской житель поднимает голову, чтобы увидеть серо-голубой небосвод или ночные звёзды, бесконечной иллюминацией рассыпавшиеся над головой? Годами позже, вспоминая нашу первую встречу, я всегда замечал, что сравниваю ее с этими звездами: неяркими, но мягким светом выделяющиеся на фоне сливого-черного неба и густых слоистых туч. Шаг за шагом, она приближалась ко мне, а я просто стоял посередине тротуара, не желая сдвинуться с места. Это был переломный момент жизни, она менялась, как будто кто-то там, на небесах мокнул кисточку в белую краску и перечеркнул ею страницу печатного текста. В тот момент, стоя посреди улицы, я понимал, что прожил половину отведенного мне срока и остался никем. Апатия и чувство отстранённости настолько сильно завладело моим сердцем, что я не мог и не хотел думать о том, из чего состояло мое существование: о работе, о семье, о том, что завтра мне придётся сдавать отчет, о том, что дома меня ждет давно нелюбимая жена, о том, что я испачкал пальто чёрным кофе, о том, что причёска моя напоминает дремучий лес, о том, что на выходных нужно ехать к родителям жены и изображать семейную идиллию, и, в конце концов, о том, что не даю людям прохода. Все эти до ужаса замучившие меня мелочи были сейчас до того значимы, что, казалось, один шаг навстречу этой жизни мог уничтожить во мне человека, оставив бесчувственную пустышку, из которых состоял этот город. Равнодушие ко всему охватило моё существо. Была ли она моим спасением, или я помог ей? Взгляды наши пересеклись, а я, не придумав ничего лучше, улыбнулся ей и кивнул головой на дешевую кафешку через дорогу. Между нами оставалось не больше пяти метров, когда она остановилась, улыбнулась в ответ и направилась к кафе. Улыбка эта была лишена кокетства или флирта, но в ней читалась жалость, усталость и капля обиды. Мы сели в крайней кабинке справа, отдаленные от всего мира. В старом кафе было на удивление чисто и даже уютно. Чувствовался запах тяжелого табака и индийской кухни. Я подумал, что здесь готовят карри, потому что не знал других индийских блюд. Эти до смешного мелкие подробности навсегда врезались в мою память, а вечер этот остался на душе ощущением отдыха от быстротечности жизни. Официант подошел к нам, она заказала чашку черного чая, а я впервые услышал её голос. Тихий, он звучал несколько ниже, чем я ожидал, но ни до, ни после нашей встречи мне не приходилось слышать этот голос у кого-то другого. Я заказал зелёный чай и шоколадное печенье и спросил, готовят ли здесь карри. Она смеялась над нелепостью моего вопроса, над сочетанием зеленого чая и шоколадного печенья, и, наверное, над моей прической, хотя я не знал наверняка. Девушку звали Кэт. Она рассказала, что учится на архитектора, и что завтра ей нужно сдавать проект, но она не хочет к нему готовиться, предпочитая чашку чая за беседой с незнакомцем. Я сказал, что мне завтра сдавать отчет, и я ни за что на свете не вернусь в офис. Она рассказала, что в семь утра ей нужно отвести сестру в садик на n-ной улице, и идти она будет через парк, где растут кусты сирени. Я ответил, что не люблю запах сирени. Она спросила, люблю ли я высотные здания, а я молчал, вспоминая, как в детстве любил встречать рассвет с братом на крыше дома. Мне стало немного грустно от осознания того, что время летит слишком быстро и чувства уже не вернуть. Я спросил, есть ли у нее парень, она сказала, что ее не привлекают парни, но тут же добавила: ей нравятся взрослые самоутвердившиеся мужчины. Она спросила, люблю ли я кошек, я ответил, что мне нравятся белоснежные котята. Она сказала, что больше похожа на серую уличную кошку. Я ответил, что она – человек. Мы обсудили кучу ерунды: сорта роз, творчество Стругацких, почему созвездие Большой Медведицы так называют, хотя оно совсем не похоже на Большую Медведицу, качество швейцарских часов, зачем придумали ёрш, почему я заказал зеленый чай, а она – черный и даже вспомнили, из чего готовят карри. Я мог говорить с ней обо всем и молчать: она тоже молчала, потому что мы оба чувствовали, насколько нужно это молчание. Кафе работало круглосуточно, и мы просидели до самого утра, а потом сонные, но свободные, вышли на улицу и начали жизнь в другой реальности. Сложно решить, кому из нас эта встреча была нужнее. Но теперь я просыпаюсь в десять утра и, накинув халат, иду на кухню. Кэт в наушниках и с айподом, готовит мне завтрак, напевая какую-то песню и весело пританцовывая. Мне удается остаться незамеченным и есть немного времени, чтобы выйти во двор и срезать несколько веток сирени для нее. Я делаю так каждый год, когда на заднем дворе начинает цвести сирень: вот уже седьмую весну за завтраками мы чувствуем ее нежный запах.