Правильные вечера

Питер терпеть не мог вечера, по которым Джаз занимался делами. Он сидел за своим большим столом, такой серьёзный и отстранённый, и искал какую-то информацию в книгах, корпел с лупой над картами и абсолютно не обращал на Питера внимания. А Питер хотел его, этого внимания, да и самого Джаза. Но никакие увещевания на пирата в такие моменты не действовали — он просто игнорировал просьбы и требования вернуться в постель, справедливо напоминая Питеру о том, что пиратам иногда нужно заниматься и делом. Тот дулся, заворачиваясь в одеяло, и не мог понять, почему «заняться делом» Джаз не может здесь, с ним, а обязательно должен делать это за столом, с какими-то дурацкими картами. Промаявшись больше часа и в пятый раз получив уже абсолютно молчаливый отказ, Питер вдруг коварно улыбнулся, упал на подушку, полностью накрывшись одеялом до подбородка, и замер на несколько минут. Джаз предсказуемо не отреагировал на подобные манипуляции, и тогда Питер начал действовать: он закрыл глаза, вдыхая в себя полумрак каюты, и попытался почувствовать качку корабля. Он проводил здесь столько времени, а перины были такими мягкими, что это удалось совсем не сразу — покачивание для него было словно тиканье часов. Но через несколько минут мерное ощущение болтания из стороны в сторону появилось, и он плотнее зажмурил глаза, запуская правую руку под одеяло, и вспомнил, как они развлекались с Джазом несколько дней назад. Тогда стол использовался его хозяином единственным и, по мнению Питера, самым правильным способом. Они занимались на нём любовью. Питер лежал поверх жёстких книг и документов, прикрытых Джазовым камзолом, и довольно стонал, пока пират гладил его член и одновременно ставил очередной засос на шею. У Питера было много мест, в которых кожа отличалась особой чувствительностью, но шея не шла в сравнение ни с одним из них — он дёргался каждый раз, когда кто-то случайно прикасался к ней. В давние времена, когда Джаз предпочитал не целовать, а душить его, он потом ещё несколько недель ходил с сине-чёрными синяками, скрывая их под стащенным у пирата шарфом. Но сейчас всё изменилось, и Джаз нашёл идеальный способ подчинить себе Питера — он влюбил его в себя, а потом и сам увидел в нём нечто большее, чем лёгкую добычу. И теперь он ставил на Питере совершенно другие метки, которые намного ярче и понятнее показывали всем на острове, что Питер уже принадлежит кому-то. А сам Питер довольно кусал губу, впутав пальцы в шикарные волосы Джаза, и выгибал шею, прося новых ласк. От этого воспоминания Питеру стало тепло и по-особому легко, и он медленно провёл раскрытой ладонью от шеи, которая отозвалась приятной тянущей болью, до середины живота. Пока было рано двигаться дальше, и он улыбнулся, начав припоминать все подробности, закусив губу и следя при этом за дыханием — оно уже начинало сбиваться, но Питер не хотел, чтобы Джаз что-то заподозрил раньше времени. После шеи Джаз обычно спускался к ключицам, покусывая их, и смеялся, когда Питер начинал фырчать — это было не только безумно приятно, но и щекотно. Джаз водил носом по грудной клетке Питера, щекоча его ещё и щетиной на подбородке, и Питер выгибался под ним, стараясь не дёргать за длинные волосы слишком сильно. А потом Джаз всегда резко и неожиданно опускался намного ниже, брал возбуждённый член Питера в рот, обводил головку языком, плавно двигал головой, и Питер уже зажимал себе рот рукой, чтобы не стонать на всю каюту. У него вечно ломался голос, и стоны выходили девчачьими и ужасно пошлыми. Он немного стеснялся этого и старался сдержаться до того момента, пока Джаз не наклонялся к нему для поцелуя. Тогда Питер с готовностью отнимал руку от лица, подаваясь вперёд, и стонал уже в рот пирату, зная, что это приносит ему удовольствие. Воспоминания приятно разогревали его, тело начинало подрагивать от возбуждения, и Питер огладил живот, слегка царапая кожу ногтями. Они никогда не играли в постели с крюком Джаза, но, признаться честно, иногда Питер очень жаждал этого. Холодный металл завораживал его. За первым воспоминанием пришло другое — как они целовались в первый раз по-серьёзному. Перед этим Питер целый день соблазнял Джаза, но тот лишь отмахивался от него, командуя пиратами и постоянно переходя из одной части корабля в другую. Их отношения только начинались, и капитан не хотел торопиться — ему казалось, что Питер слишком долго был нестареющим мальчиком, и любая пошлость сломает его. Тогда сам Питер, которому надоело напрашиваться на поцелуй, заманил его в трюм и притиснул к стене опешившего Джаза, начав рассказывать ему на ухо жуткие непристойности — он часто продолжал следить за своими «мамами» после того, как они возвращались обратно на землю. Те росли, хорошели, заводили себе ухажёров и забывали о приключениях, которые происходили с ними в детстве. Но Питер о них помнил, как и о том, что многие юные леди, живущие в своих домах на четвёртых-пятых этажах, наивно полагали, что лёгкий тюль на окнах укроет их от посторонних взглядов. Конечно, с улицы всех утех, которые происходили в их спальнях, было не видно, но вот с подоконника этого же окна или с крыши соседнего дома — вполне. Раньше Питер не особо интересовался этим — застав однажды Венди с её молодым мужем, он не расстроился, а порадовался за свою подругу и быстро улетел, смущённый увиденным. Но позже, когда он захотел быть с Джазом, внутри него поселилось желание, и он специально выжидал подобные вечера, удобно прячась в темноте улицы, и наблюдал, набираясь опыта. Хоть Питер и оставался невинным физически, морально он был намного извращённее многих взрослых — некоторые из «мам» были весьма незаурядны в постели. Выслушав всё это, Джаз удивлённо вскинул брови, а потом резко поменялся с Питером местами, да так, что у того закружилась голова. Теперь Питер сам был притиснут к стене, а Джаз нависал над ним, источая опасное возбуждение. Питер нахохлился, собираясь спорить и отстаивать свою точку зрения, ещё даже не зная конкретную причину недовольства капитана, но тот не произнёс ни слова. Вместо этого он поднял его лицо за подбородок с помощью неострой части крюка и поцеловал, вжав в деревянную стену. Питер с готовностью ответил, раскрывая рот, и растворился в поцелуе. В подобном положении они простояли около пятнадцати минут, и когда за их спинами показался медленно спускающийся по ступеням Смит, Джаз быстро затолкал Питера в свою каюту, уложил на кровать и продолжил начатое. Дальше поцелуев они в тот день не зашли, но и этого для Питера было вполне достаточно – тогда это было удивительно возбуждающе и откровенно для него. Сейчас же этот случай заставил его дыхание сбиться окончательно, и он наконец взял возбуждённый член в руку, начиная медленно поглаживать себя. Чернота под веками стала абсолютной, скрип стола и шорох бумаги отодвинулись на задний план, и он погрузился в третье воспоминание, распаляясь всё сильнее. Это произошло около полугода назад. Тогда он праздновал с индейцами праздник, посвящённый сбору урожая. Они плясали вокруг огромного костра, измазанные в краске и одетые в праздничные костюмы. Питер утащил у кого-то головной убор с перьями, и теперь отплясывал вместе со всеми, дико тряся головой и топая ногами. Ему всегда нравилось присутствовать на подобных праздниках — индейцы любили танцевать и делали это синхронно и ужасно красиво, а их энергетика буквально опьяняла его. Но в этот раз он был пьян не только от этого — женщины принесли молодое вино, и Питер с радостью выпил несколько кружек, отчего быстро захмелел. Когда танцы кончились и костёр, который интенсивно горел несколько часов подряд, доставая пламенем до самого неба, почти потух, Питер обнаружил себя сидящим в полном одиночестве на поляне рядом с тлеющими углями. Его голова кружилась, щёки горели, и все попытки подняться в воздух закончились для него достаточно плачевно — он врезался в ближайшее дерево, потом — в бунгало, а в последний раз взлетел по кривой и чуть не свалился в костёр. Конечно, он легко мог остаться на ночёвку у индейцев, греясь около остатков костра и укрывшись чьей-нибудь накидкой, которых после плясок вокруг валялось великое множество. Индейцы разбрелись по своим хижинам, помня о том, что Питер любил свободу и ненавидел, когда кто-то пытался указывать ему, что делать и как проводить своё время. Но Питер был твёрдо намерен продолжать свои попытки взлететь, так как ранее в этот день планировал ночевать у Джаза. Они не виделись около недели, и он страшно скучал. Именно поэтому он опрометчиво решил, что сможет долететь до Весёлого Роджера, который стоял на якоре в бухте. Но в этот раз он, к своему великому сожалению, ошибся. Это очень опечалило его, и он неловко упал на землю, охая от боли, и разочарованно ударил кулаком по утоптанной траве. Алые угли участливо подмигнули ему, и он решил попробовать снова, как вдруг позади него послышались чужие шаги, несвойственные индейцам, которые ходили босиком и поэтому были абсолютно бесшумными. Не ожидая нападения в месте, вокруг которого всегда стояли часовые, Питер запрокинул голову, стараясь разглядеть в темноте новоприбывшего гостя. Костёр подсветил алый камзол Джаза огненными всполохами, золото его пуговиц блеснуло, на миг ослепляя Питера, а потом тот радостно прыгнул в воздух, налетая на пирата, повиснув на нём, и прижался к нему, довольный и разморённый теплом костра и выпитым вином. Джаз сдавленно охнул, всё же сумев устоять на ногах после подобной атаки, и удобно подхватил Питера, пряча улыбку в усах. Сам же Питер через несколько секунд прекратил обнимать пирата, и, радуясь тому, что все его желания за сегодня выполнены, обвил шею Джаза руками и поцеловал его. Тот ответил ему, продолжая улыбаться, и Питер не смог закрыть глаза — в алом свете догорающих углей Джаз выглядел просто волшебно. Отчётливо вспомнив, как голубые глаза пирата казались ему тогда алыми, Питер начал двигать рукой быстрее, раскинувшись на кровати. Он часто и шумно дышал, забыв о недавнем решении вести себя тихо, и удивлённо вскрикнул, когда с него вдруг сорвали одеяло. Распахнув глаза, он увидел Джаза, который стоял рядом с кроватью в одной рубашке на голое тело и явно наблюдал за ним некоторое время. — Развлекаешься без меня, Питер? Чувствуя чужой взгляд кожей, он отнял руку от члена и приглашающе выгнулся, требуя прикосновений. Джаз прекрасно понял намёк, продолжая ласкать Питера лишь взглядом. Тот рвано выдохнул, просяще сдвинув брови, и довольно заурчал, когда Джаз всё же сжалился над ним и забрался в кровать, предварительно потушив свет. Перед тем как погасла последняя свеча, Питер успел заметить, что стол, несколько часов назад заваленный бумагами, теперь был абсолютно чист, но ему было уже наплевать на это. Джаз нависал над ним, большой и горячий, и Питер, наконец, был доволен сегодняшним вечером.