Дело привычки

      Эпплджек не могла привыкнуть.       Шелковые наволочки на подушках, лиловые балдахины вдоль корпуса кровати, расшитые золотыми цветами, чересчур мягкий, втягивающий в себя матрас и широкое тяжелое одеяло, под которым можно было вырубится в сон за считанные секунды…       Слишком удобно, слишком роскошно.       Каждый раз, когда она открывала глаза, на потолке блестела чистым хрусталем дорогая люстра. У левой стены стоял рабочий стол, заваленный бумагами, книгами, папками и цветными карандашами. На прикроватной тумбе лежал небольшой альбомчик и вставленный в пружинку острозаточенный карандаш. Рядом с телефоном последней модели в блестящем чехле – полупустой стакан воды и бластер белых таблеток, назначение которых Эпплджек хотела бы узнать уже давно. Со стены смотрел огромный портрет в позолоченной раме. Старшая сестра слегка приобнимает младшую, улыбаясь во все тридцать два зуба, пока кудрявая девочка сжимает подол сиреневого платья, такого же, как и у старшей. Очаровательно. Фермерша просыпалась в этом доме не в первый раз, даже могла описать обстановку комнаты наизусть с закрытыми глазами. Несмотря на «творческий», как называла его сама хозяйка, беспорядок, здесь все было на своих местах, все гармонично вписывалось в общую картину. Все, кроме Эпплджек.       Кто бы мог подумать, она встречается с Рарити. Они то и дело ходят друг к другу в гости, гуляют, держась за ручки, целуются в тени дремучих яблонь и занимаются сексом даже чаще, чем положено. В это сложно поверить. И уж тем более, к этому просто невозможно привыкнуть.       Здесь они никогда не просыпались раньше девяти часов утра, даже если накануне вечером Эпплджек обещала бабуле Смит вернутся в тот же самый день. Более того, искренне верила, что в восемь вечера будет как штык стоять на пороге родного амбара. Кому как ни элементу честности исполнять все свои обещания? Однако и бабуля, и Большой Макки, и даже крошка Эппл Блум – все желали ей сладких снов и доброго утра заранее, лишь только она собиралась переступить черту фермы. Потому что знали, что дома она будет в лучшем случае завтра днем. И то, если ее драгоценная леди спрячет коготки и позволит фермерше вернутся к своим обязанностям. Эпплджек удивлялась: ее родственники не были против, им ничего не нужно было объяснять – словно они все знали еще задолго до нее самой и уже даже успели привыкнуть. Словно привыкли все, кроме нее.       Она смотрит вниз, туда, где к ее телу прижимается что-то слишком уж теплое. По усеянной веснушками загорелой груди разметались темные, чуть вьющиеся пряди волос. Они приятно пахнут жасмином, как, вероятно, и ее собственные – хозяйка дома настояла, чтобы у них был вечер спа. Эпплджек хочется потянуться вперед и поиграть с парой особо непослушных прядей. Но нет, нельзя – Рарити проснется. Поэтому блондинка просто глупо улыбается и вновь опускается на подушку, в надежде задремать на оставшиеся три часа и…       …проснутся от пушистой задницы Опалесенс на своем лице. Каждый сраный раз.       – Извини, Опал, – недовольно хрепит фермерша, сгоняя кошку с места, – но в этом доме только одна женщина может сидеть у меня на лице…       Животное недовольно шипит, но все же спрыгивает с кровати и удаляется дальше раздирать когтями свою любимую подушку.       – Спасибо, пушистик, – улыбается Эпплджек, удивляясь, что на месте подушки не оказалась она. Неужели Опал все же капитулировала с этой странной войны за внимание своей хозяйки, понимая, что светловолосая фермерша, от которой постоянно пахнет псиной, уходить никуда не собирается, сколько бы царапин ей не оставили?       Вот дела, даже кошка привыкла, а Эпплджек все никак не могла.       Из размышлений вырывает проснувшийся будильник. Фермерша недовольно цыкает, на третий раз переслушивая припев какой-то попсовой, девчачьей песни про любовь. Она бы уже давно заменила заунывные завывания, не способные разбудить никого своей монотонностью, на привычное Эпплджек кукарекание петуха, если бы ее благоверная не доказывала ей с пеной у рта, что припев этой песни «прямо про них». Наконец, темноволосая девушка, недовольно застонав, тянется через добрую половину кровати и, конечно, через фермершу, чтобы взять телефон и вырубить эту пытку для ушей. Эпплджек почти уверена, что Рарити не оставляет будильник на тумбочке у своей половины кровати, только чтобы якобы ненарочно, между делом, улечься плашмя на тело фермерши, не давая ей сдвинутся с места, пока она как следует не разбудит свою девушку. План надежный, как швейцарские часы, и Эпплджек об этом прекрасно знает. Но все равно поддается на дешевую махинацию и продолжает подыгрывать. Потому что ей это нравится.       Наверное что-то в этом есть – уговаривать свою девушку наконец подняться с нее и начать новый день. Смотреть как в темных волосах она прячет свою улыбку, чтобы не выдать свое пробуждение. Делать вид, что ты так торопишься работать, на самом деле прожигая драгоценные минуты, ленясь в постели с дорогим тебе человеком…       – Рарити, у меня опять пуговица отвалилась, я могу взять твою блузку? – дверь с грохотом распахивается, пропуская внутрь слишком громкую для девяти часов утра Свити Белль. Девочка, лишь мельком взглянув на происходящее на кровати, раздраженно цыкнула себе под нос и, отвернувшись, продолжила свой путь к шкафу с уже куда меньшим энтузиазмом, – привет, Эпплджек.       – Свити Белль, что за манеры? – недовольно мычит Рарити, выныривая из-под одеяла, которым фермерша наскоро накрыла их обнаженные тела. – Я точно учила тебя стучаться!       – Жаль, ты как всегда не слышишь стука за своими стонами, – девочка с невозмутимым лицом вышла так же быстро, как и зашла, но уже с блузкой Рарити в руках. Даже бровью не повела. Потому что она уже привыкла. А вот Эппллджек так и не перестает краснеть.       Швея недовольно цыкнула, вновь утыкаясь носом в грудь Эпплджек:       – Мерзавка.       – Рарити!       – Что?       Эпплджек уже была готова разразиться пламенной речью о роли старшей сестры в жизни младшей и по пунктам разложить почему нельзя называть свою сестру «мерзавкой», но, заметив, что швея явно не в настроении выслушивать нотации, решила все же сменить тему.       – Не важно, надо вставать.       Если у Рарити не было настроения, поднять ее было очень легко. Она не ластилась и не липла к Эпплджек, растягивая моменты вместе, нет. Она сама поднималась и не только сама послушно натягивала нижнее белье, но и любезно подавала Эпплджек ее одежду. Жаль, зачастую приходилось ловить ее лицом.       Фермерша молча следила за тем, как ее девушка носится из угла в угол, расчесывая спутавшиеся волосы и бурча что-то нелестное в сторону Свити Белль себе под нос, когда ее взгляд привлек стоящий около окна манекен.       Эпплджек усмехнулась. Миллионы девушек могли справедливо завидовать этой деревянной болванке, задвинутой в самый угол комнаты – ведь она была первой, кто примеряет на себя самые модные новинки сезона. Фермерша привыкла каждый раз видеть на манекене новый недошитый наряд, усеянный разноцветными булавками и непришитыми кусочками ткани. Какие-то костюмы были более помпезными, какие-то, наоборот, отдаленно напоминали что-то подходящее для повседневной носки. Иногда Эпплджек даже удостаивалась чести видеть процесс создания платья для одной из ее подруг или самой принцессы. При условии, что она никому не расскажет.       Но платье, которое в этот раз ждало руки мастера, было другим, не похожим ни на одно предыдущее: твердый корсет, щедро украшенный кружевами и рюшами, расслабленно висел на поясе, ожидая пока его затянут белыми лентами, ножки манекена очаровательно обнимала белоснежная юбка, поверх которой для большего объема блестел серебристый шифон, с боку висела пока что прицепленная на маленькие булавочки сиреневая вуаль, а у самого основания выреза декольте изящная серебряная брошь, украшенная маленькими камушками аметиста…или топаза? Эпплджек определенно была не сильна в минералах.       Это платье, несмотря на все свое изящество и грациозность, тем не менее было непохоже ни на одну работу Рарити прежде. Нежность – единственное слово, которое смогла бы подобрать фермерша в своем скудном словарном запасе, чтобы описать его. Казалось, что на ощупь оно будет точь-в-точь как пушистое облако: так и манит прикоснуться, но было страшно даже просто протянуть руку – того и гляди, рассыпется на стаю белых лебедей и улетит далеко-далеко в небеса.       Рарити, заметив замешательство светловолосой, засмеялась:       – Смотрю, тебе нравится, – она бесшумно подошла к манекену, разворачивая его к Эпплджек лицевой стороной, – признаться, я не шила свадебные платья с самой свадьбы принцессы Каденс. Уже и забыла, как это волнительно.       – А как же платье Пинки? – Рарити нахмурилась.       – Дорогуша, я люблю Пинки, но давай будем честны, в ее свадебном платье не было ничего свадебного! – Эпплджек прыснула, вспоминая как швея с пеной у рта доказывала Пинки Пай, что воздушные шарики на платье – это уже перебор, – что?       Не дожидаясь ответа, швея тяжело выдохнула и прочнее укрепила булавку на талии манекена.       – Понимаешь, для меня очень важно, чтобы это платье было идеальным. В такой особенный день все должно быть идеально...       Эпплджек не могла оторвать взгляд. Перед ней самая красивая девушка во всей Эквестрии бережно, с ювелирной точностью поправляет свадебное платье, даже не успев толком одеться. Словно приводит в порядок свой собственный наряд, подгоняя его по фигуре, ласкаемой лучами утреннего солнца. Драгоценные камни переливались в озорном блеске солнечных лучей. Сердце пропустило удар. Швея больше не сидела перед платьем, словно была лишь плодом воображения фермерши. Эпплджек и не заметила, как к спине прижалась чья-то макушка, а обнаженный живот обвили нежные бледные руки.       – Ты даже не представляешь, как я жду момента, когда смогу снять мерки для твоего свадебного платья…       Слова встали в горле комом. Да будь она хоть сто тысяч раз элементом честности, она не могла сказать о том, что где-то глубоко-глубоко во снах, Рарити часто, слишком часто упрекала фермершу, что та слишком много работает и, соответственно, слишком быстро худеет – швее уже надоело ушивать белоснежный, расшитый алыми нитями корсет. Ведь Эпплджек бы точно не смогла привыкнуть к смотрящей на нее из зеркала загорелой блондинке в свадебном платье. Просто бы не смогла.       – Даже не представляю…

***

      Рарити не могла привыкнуть.       Душные, пропахшие древесиной коридоры и шелест яблоневых деревьев. Здесь никогда не было тихо – кудахтанье кур, шум колосьев, на крайний случай мычащее пение Большого Макки во время работы. Здесь всегда было с кем перебросится парой слов, а если повезет, начать цельный полномасштабный диалог. Бабуля Смит с превеликим удовольствием рассказывала о том, какая строптивая и вместе с тем по-детски неуклюжая была Эпплджек еще каких-то десять-пятнадцать лет назад. Даже фотографии каждый раз новые находила, пусть молодая фермерша явно была не в восторге от такого рода «разговорчиков». Рарити была уверенна, что могла бы сдать экзамен «все наряды Эпплджек по датам вплоть до сегодняшнего дня» на отлично. Большой Макки становился образцовым слушателем, какую тему Рарити не завела бы, однако рассказчик из него по-прежнему выходил весьма скудный: из него трудно было вытянуть какую-то личную информацию о Эпплджек. Чего не скажешь о ее младшей сестренке, не упускающей возможность поддеть фермершу и поделиться ценным компроматом с Рарити. И пусть очень забавно было видеть, как у всегда такой самоуверенной и дерзкой Эпплджек дрожит голос и заливается краской лицо, когда она пытается приструнить малышку Эппл Блум и опровергнуть все слова, сказанные рыжей девчушкой, ситуация разворачивалась против Рарити, когда за дело бралась вся команда Крестоносцев целиком. Ведь не одна Эппл Блум могла похвастаться стыдными и неловкими фактами из жизни своей сестры – Свити Белль ничуть от нее не отставала. Их младшие сестры были исчадием ада. И, признаться честно, к такого рода шоковым терапиям просто нельзя было привыкнуть.       Жизнь на природе очень отличалась от жизни в городе, но Рарити действительно нравилось изредка менять обстановку вокруг себя на что-то более «непривычное». Яблочная ферма оказалась очень удачным вариантом для этого. Ей щедро разрешали бездельничать, загорать на полянке под лучами палящего солнца, гулять вдоль посадков по узеньким протоптанным дорожкам, даже угощали обедом. Вот только развлекать швее приходилось себя самостоятельно – у Эпплджек и без нее хватало забот на ферме.       Больше всего Рарити любила в полной тишине отдыхать под раскидистыми яблоневыми ветками, наблюдая за тем, как ее девушка выполняет свои повседневные обязанности. Как ловко она снимает яблоко за яблоком, как быстро, совершенно не уступая Большому Макки, вспахивает землю, как искренне она улыбается, когда любуется проделанной работой, взяв минутку паузы, чтобы перевести дыхание. Рарити знает, что только в эту крошечную минуту Эпплджек наконец замечает ее преданный взгляд и, смущаясь, расправляет плечи, легонько качнув рукой в знак приветствия.       Конечно, Рарити, по долгу профессии, видела очень много красивых людей. Но еще ни в одном человеке она не встречала столько силы и грации одновременно. В Эпплджек не было ничего особенного: обычное загорелое лицо с носом-картошкой и пышными губами, два зеленых глаза с редкими ресницами, густые русые брови. Фермерша была высокой и подтянутой, ее мышцы соблазнительно играли под одеждой при каждом движении. Ногти на ее руках были либо коротко острижены, либо неряшливо покусаны. Соломенные растрепанные волосы торчали во все стороны, а челка оттеняла усеянное веснушками лицо. Единственное, что могло привлекать внимание во внешности Эпплджек – маленькая щербинка между зубами, выглядывающая всякий раз, когда девушка в свое обычной манере нагло, но по-доброму улыбалась. Как ни крути, в Эпплджек не было ничего особенного, но почему-то для Рарити она казалась чуть ли не самой выразительной и важной во всем мире. Ее заурядная внешность деревенщины и полное отсутствие чувство стиля делали ее по-настоящему искренней и индивидуальной. И темноволосая девушка могла поклясться, что так считает не только она – вокруг Эпплджек всегда увивалось слишком много девушек. Как устоять против обаяния такой сильной, волевой и отважной девушки, готовой на все ради своих друзей и семьи? Проще говоря, как можно не влюбиться в Эпплджек? Для Рарити ответ был очевиден: «Никак».       Как так случилось, что она встречается с Эпплджек? Они то и дело ходят друг к другу в гости, гуляют, держась за ручки, целуются в тени дремучих яблонь и занимаются сексом даже чаще, чем положено. В это сложно поверить. И уж тем более, к этому просто невозможно привыкнуть.       Подул ветер, всколыхнув зеленые листья яблонь. Легкий холодок вернул швею в реальный мир. Она вытянула шею, чтобы лучше увидеть поле – все как всегда. Эпплджек уже давно принялась за работу.       Здесь всегда кипела жизнь, и только ночью ферма, казалось, замирала во времени. Даже животные на пастбище не издавали ни единого звука. Неудивительно, что семья Эпплов засыпала сном младенца сразу же, как только их головы касались подушек. Но Рарити знала, что это не совсем так. Она сама бы никогда не поверила, как шумно бывает в одной из комнат под самой крышей амбара, когда на Понивилль опускается ночь.       Рарити не могла сказать почему ее лицо так краснеет: возможно, в комнате было слишком душно, а может быть дело было в нависающей над ней Эпплджек. Швея не желала терять ни минуты – она итак весь день ждала пока ее фермерша наконец-то отвлечется от домашних хлопот и обратит внимание на свою гостью. Губы Рарити уже опухли от затянутых глубоких поцелуев, когда она наскоро выпутывала одну пуговку вельветовой рубашки за другой. Честно говоря, она бы с легкостью закрыла глаза на жестокое обращение с одеждой и разодрала бы все эти глупые петли к чертям, зная, что потом сделает новую рубашку в тысячу раз лучше. Но так же она прекрасно знала, как консервативна бывает ее девушка в выборе гардероба, поэтому диктовать правила в этой игре она не могла. Было бы ложью сказать, что это не заводило ее еще больше. Она дрожала от предвкушения, охватывающего кончики ее наманикюренных пальцев вместе с жаром вспотевшего смуглого тела, и, забыв стянуть рубашку с мускулистых плеч, сжала в ладонях мягкие полные груди светловолосой девушки. Рарити не могла не улыбнутся, когда Эпплджек глухо выдохнула в поцелуй и, не желая отставать, мозолистой рукой огладила талию темноволосой девушки. Она знает, что будет дальше и как Эпплджек будет ласкать ее тело этой ночью. За эти несколько лет она узнала все маленькие слабости своей такой сильной девушки. Они делали это сотню раз, но каждый новый заставляет Рарити терять голову и дрожать от предвкушения и восторга снова и снова. К такой рутине можно было бы привыкнуть. Но Рарити не могла.       Что-то было в том, как пот крохотными капельками скользил по выраженным мышцам пресса. Рарити нравилось примоститься между массивными бедрами, зарываясь носом в светлые беспорядочно растрепанные и влажные от пота лобковые волосы. Она была влюблена по уши в эту беззащитную, дрожащую от переизбытка ощущений, скулящую и громко кричащую Эпплджек. И Рарити бы точно не хотела, чтобы фермерша узнала какой влажной становится темноволосая девушка, когда ее язык самовольнически играет с половыми губами блондинки. Швея готова была отдать всю себя без остатка, лишь бы подольше оставаться в этом родном тепле, рождаемом в близости двух разгоряченных гормонами тел. Слиться, стать одним целым и…       …проснуться от шумного лая Вайноны с улицы и растеряно оглянуться по сторонам, понимая, что ни с права, ни слева от нее никого нет. Каждый сраный раз.       Рарити угрюмо смотрит в потолок, раскинувшись звездой в слишком огромной для одного человека кровати, ведь торопиться ей некуда – хозяйка комнаты еще в шесть утра ушла работать на поля. Такова была условность их отношений – в первую очередь быть верным себе. К этому следовало бы привыкнуть, но кто же знал, что в двадцать четыре года все так же страшно и больно просыпаться одной, как в шесть лет?

***

      Твайлайт говорила, что формировать привычки очень тяжело. Нужно повторить действие несколько сотен раз, прежде чем сможешь совершить его не задумываясь. Но она же говорила, что к хорошему быстро привыкаешь.       Тогда почему эти отношения все еще казались такими непривычными, если им было так хорошо вместе?       Эпплджек уже двадцать три года, давно пора перестать ныкаться от дома к дому, мимоходом на прощание обмениваясь поцелуем. Они не первый год вместе, у каждой есть работа, они полностью самостоятельные личности. Давно пора взять быка за рога, купить самое красивое кольцо с фиолетовым аметистом, мягко обнятым рыжей смолой, и, прихватив самый лучший яблочный сидр из погреба, заявится к Рарити на порог, чтобы она наконец смогла снять ее мерки для свадебного платья. Казалось бы, что может быть очевидней? Но как она может уехать с фермы, если вся ее работа крутится вокруг выращивания яблок? А как Рарити перевезет свое ателье прямиком в грязный суматошный деревенский домик? Это просто невозможно. Никто из них не сможет так быстро приспособиться к новой жизни, а ломать друг друга, после всего того, что они вместе пережили за долгие годы дружбы и отношений, очень не хочется.       Блондинка делает последний глоток яблочного сока, когда слышит возню где-то у входа на кухню. Фермерша оборачивается на звук. В комнату одна за другой вваливается сначала Эппл Блум, а за ней Рарити, что-то увлеченно рассказывающая девочке-подростку и активно жестикулирующая руками. Эпплджек замечает, что макушку ее сестры обвивает аккуратная коса, напоминающая лавровый венок. Девушка улыбается: каждый раз новая прическа. Эпплджек смотрит на часы, удивляясь, что Рарити, несмотря на свою любовь поспать подольше, во всем своем лучшем виде собирает ее Эппл Блум в школу. И это при том, что у них выдалась откровенно активная ночка. Фермерша, опомнившись, поднимает воротник вельветовой рубашки, чтобы скрыть засосы на шее и вновь находит взглядом сестру. Девочка неряшливо намазывает тосты яблочным джемом, увлеченная рассказом Рарити об уходе за волосами. А ведь когда-нибудь ровно так же по-семейному тепло и очаровательно могло бы проходить утро в их маленькой семье: только она, Рарити и, возможно, уже их собственный малыш. От этой мысли лицо Эпплджек краснеет. Что, конечно же, не остается незамеченным ее девушкой. Швея ухмыляется, и отпивает свой крепкий чай.       Все будет хорошо. Она знает, что последует за этой женщиной хоть на край света. Она счастлива, а все остальное – дело привычки.