И боги умеют шутить

О как прекрасен остров Крит в солнечных лучах! Драгоценным камнем сияет он посреди бирюзовой морской глади. Золотятся прибрежные скалы его, зеленеют оливковые рощи и древний лес, возносятся к небесной лазури алые колонны дворцов и белоснежные - храмов. Там запросто ходят промеж людей Олимпийские боги, нереиды1 нежно шепчут прибоем, дриады поют шелестом ветра в кронах дерев, звонкоголосые наяды2 плещутся в ручьях и озерах, а на полянах играют на свирели козлоногие сатиры3. И нескончаемое веселье там, где под зеленым пологом леса менады4 вовлекают Диониса в зажигательный пидихтос5, где льется вино и не смолкает музыка сатиров. Там всегда звучит смех. И доволен Дионис, и делится своей радостью со всем островом, со всей жизнью на нем и на всей Элладе. И славят щедрого бога люди и духи, и празднуют Дионисии6 все начало зимы, отмечая окончание сбора винограда, откупоривая бочки молодого вина, жертвуя плоды первого урожая храмам. Вся Эллада танцует и поет, играет и шествует, и не успевают осушаться скифосы7 с вином. Герой же нашего эпоса – сатир, Эдвардом рекомый, – в день означенный проснулся на берегу прозрачного ручья. Ветви дуба возносились высоко над его головой, даруя благословенную тень и напоминая о чем-то прекрасном. Пред его взором мысленным пронеслась развеселая змейка танцующих менад, возглавляемых самим Дионисом, несущаяся по лесу, собирая на своем пути всех встречаемых духов и богов. Амфоры с нескончаемым вином, плоды и печенье, большая поляна, окруженная дубами, на изумрудной траве которой хватило места всем. И чье-то прекрасное и почему-то недовольное личико. Наверное, потому и запомнилось, что являлось единственным недовольным на этом празднике жизни и веселья. Эдвард задумчиво почесал правый рог, плеснул в лицо ледяной водой из ручья, пошуршал опавшим дубовым листом и припомнил. Белла. Прекрасная дриада, под чьим дубом поднимал скифос сам Дионис. Не сделавшая ни одного глотка вина и с осуждением в прекрасных очах цвета ореха поглядывавшая на развеселые парочки, кои со смехом скрывались под покровом ночи. Легконогие менады, изящные дриады, козлоногие сатиры, сладкоголосые наяды и даже премудрые кентавры – все славили жизнь и Диониса. Кроме прекрасной Беллы. Эдвард с грустью почесал левый рог, по которому получил от несговорчивой красавицы, пощупал почти прошедшую шишку, которой обзавелся, попытавшись проявить настойчивость… И тяжело вздохнул. Если уж на Беллу не смог повлиять сам Дионис, то оставалось лишь возносить мольбы самой Афродите. По упрямой что ее дуб красавице дриаде Эдвард вздыхал уже давно и безнадежно. Белла упорно не замечала ничего, что могло потревожить ее внутренний мир, практически никогда не отлучалась от любимого дерева и терпеть не могла всех, кто пытался ее от этого дуба отвлечь, при этом очень не любила шум и в том числе песни с музыкой. При всем при этом за самим дубом, как неожиданно выяснилось, следила она не то чтобы очень хорошо. Стремительно и грациозно бежит по древнему лесу прекрасная Артемида. Неотвратимо изогнут лук в ее нежных руках, охотничьи псы задорной стаей сопровождают ее, и ни одна добыча не скроется от вечно юной богини. Окруженная могучими дубами поляна с протекающим неподалеку ручьем манит изумрудным шелком травы, уговаривает передохнуть, растянуться на ней. Уставшие собаки шумно пьют, заглушая шелест листвы и звон ручья. Стрекочет в ветвях непуганая белка. Быстрый взгляд, меткий выстрел, и пушистый зверек падает к прекрасным ножкам. А вслед за ним с треском валится обломившийся сук. Артемида, возмущенно потирая пострадавшее плечо, в негодовании толкнула дерево, осмелившееся на подобное злодеяние. - Совсем дриады обленились, - пожаловалась она подбежавшему любимцу, серо-подпалому Джейкобу. – Вот пожалуюсь Гефесту и попрошу прихватить топор побольше и поострее… - и пнула посильнее могучий ствол. Дуб на мгновение разверзся, и появившаяся из него Белла тут же налетела на и без того пострадавшую и очень недовольную богиню. После чего споткнулась еще разок и рухнула на бедного Джейкоба, предварительно оттоптав ему заднюю лапу. С возмущенным возгласом отпихнув довольно увесистую дриаду, Артемида осмотрела любимца и, презрительно оглядев уже начавшую негодующе вещать Беллу, процедила: - Какова дриада – таков и дуб. Если две ноги не держат, а разум за словами не поспевает, побегай на четырех. А я, так и быть, собачек спущу на тебя попозже, когда отдохнут. Белла, превратившаяся в очаровательную овечку цвета спелых каштанов, с заполошным блеянием поспешила скрыться средь дерев. Медитативно собирающий ягоды Эдвард был приятно удивлен со всех ног влетевшей в него овце, не пойми откуда взявшейся посреди леса. Увы, но возникшие было мысли о сочном жарком пришлось срочно изгонять из головы, стоило только прислушаться к нежному блеянью и всмотреться в подозрительно знакомые ореховые глаза. Обреченно вздохнув, печальный и голодный сатир ухватил овечку за густую шерсть и повел ее к вечнозеленому лугу, рядом с которым располагалось селение кентавров. Мудрейший старейшина Карлайл нашелся быстро, философски оглядел взъерошенную парочку, закинул в курильницу пригоршню какой-то травы и торжественно изрек, закатив глаза: Что положило начало, проложит грядущее. Длань детей Зевса глупцов покарает. Счастье найдешь там, где боги танцуют. - Ну и как понимать сие? – поинтересовался малость обалдевший Эдвард сначала у пребывающего в эмпиреях Карлайла, а затем, не дождавшись реакции, вопросительно воззрился на овцу. Животное уставилось на него в ответ и что-то нежно проблеяло. Единственной пристойной мыслью, явившей свой светлый лик в рогатую голову сатира, оказалась просьба богам – кто-нибудь да ответит, если повезет, конечно. Вот только искать того же Диониса на острове было очень непросто - лес только обычным людям казался небольшим, богам и приближенным к ним он открывал всю свою волшебную сущность и величие. А вот заявиться в ближайший храм и как следует помолиться покровителю было куда реальнее, особенно во время празднования Дионисий. Лучше даже не думать, каких усилий потребовала от несчастного влюбленного транспортировка в город не особо умного, зато весьма упертого парнокопытного. Торжественные процессии, несшие щедрые дары любимому божеству, с изумлением провожали взглядом обгонявшую их колоритную парочку. Зато в самом храме жрецы обрадовались им как родным, даже помогли водрузить упиравшуюся скотину на алтарь. При этом еще и весело комментировали действия Эдварда, поливавшего оливковым маслом и вином, а также посыпавшего зерном и фруктами отчаянно блеявшую овечку. И отчаянно взывавшего к Дионису и прочим богам на протяжении всего процесса. - Брат мой Кай, что ты думаешь по этому поводу? – вопрошал старший из жрецов, одетый в белоснежный гиматион8. - А хорошо, брат мой Аро, только лучка бы побольше... – сверкал жизнерадостной улыбкой младший, кудрявый юноша со взором горящим. - А еще лимонный сок неплохо подходит, правда, брат наш Марк? - Воистину. Но шерсть тут все-таки лишняя и шкуру тоже ободрать неплохо бы... – ответствовал самый практичный и обстоятельный. Гастрономические рассуждения о возлюбленной хорошего настроения и уверенности в счастливом исходе Эдварду никак не добавляли. Внезапно же расколдовавшаяся дриада, одетая лишь в налипшее зерно и масло, удостоилась восхищенных оваций. На что все моментально и получили праведно возмущенное и очень громкое: - Где мой дуб?!! Пышущая негодованием Белла гневно расшвыряла подношения и неуклюже соскочила с алтаря, успешно налетев в процессе на Аро и добавив красок его одеянию. Из хорошенького ротика потоком лились ругательства вообще и оскорбления всех присутствующих в частности. Недовольство вызвали и каменный храм с жрецами, и отсутствие леса, и собственная замызганность, и присутствие Эдварда, и даже выражение его лица, с которым не преминула прийти в соприкосновение изящная, но твердая ладошка дриады. Прекратился скандал внезапно, но по очень уважительной причине: мелкие грызуны способны только пищать, а хомячок из Беллы получился прехорошенький - каштановый и пушистенький. Никакими эффектами оба превращения не сопровождались, так что оставалось только гадать, какое именно божество оскорбила на сей раз неугомонная дриада. Опечаленный сатир подхватил изрядно полегчавшую возлюбленную и под сочувственное «На все воля богов, брат!» грустно уцокал копытами в сторону родного леса, подкармливая хомячка благоразумно прихваченной в храме морковкой. А в лесу было хорошо. Разыгравшийся Борей9 шумел в кронах зеленых великанов, ласковое солнышко клонилось к закату, из-за кипарисовой рощи доносились нежные звуки свирели, в направлении которых и зашагал почти отчаявшийся Эдвард. Звуки становились все громче, к свирели добавилось веселое пение, и расстроенного сатира подхватил и увлек за собой хоровод менад. Зашло солнце, скифосы наполнились вином, а нимфы с сочувствием внимали печальной истории влюбленного сатира. Дионис, собственнолично соткавшийся из сгустившейся темноты, хитро подмигнул Эдварду, бодро притопнул копытом и тряхнул бородой. Преобразившийся хомячок приятной тяжестью придавил пушистые колени сатира, прекрасные округлости на миг навалились и тут же исчезли, а веселый смех и музыку перекрыл уже знакомый вал негодования. На сей раз прекрасную Беллу возмутили костер, вино и целующиеся парочки. Закружившийся вокруг нее хоровод пидихтоса лишь добавил огня в топку начинающегося скандала. Поток вина из ближайшей амфоры немного остудил разгорячившуюся дриаду, а почти незаметный щелчок пальцами добавил ей такие милые особенности, как изящные рожки, пушистые ножки, очаровательные копытца и прелестный хвостик. Эдвард же, благодарно поклонившись доброму божеству, поспешил увести даму своего сердца подальше, пока жертва собственного характера не пострадала еще больше. Дионис осушил очередной скифос вина и прислушался, загадочно улыбаясь. Гневные возгласы сменились звуками борьбы, а затем – поцелуев. Какие смешные… А с недовольной Артемидой он разберется сам, это его время, его лес и его веселье. _________________ 1. Нереиды (др.-греч. Νηρηίδες) — в древнегреческой мифологии морские божества, нимфы, дочери Нерея и океаниды Дориды, по внешнему виду напоминающие славянских русалок. 2. Наяды — в древнегреческой мифологии наядами назывались нимфы, населяющие реки, ручьи и озёра. 3. Сати́ры (др.-греч. Σάτυροι, ед. ч. Σάτυρος) — в греческой мифологии лесные божества, демоны плодородия, жизнерадостные козлоногие существа, населявшие греческие острова. Сатир ленив и распутен, он проводит время в пьянстве и охоте за нимфами. 4. Менады (др.-греч. Μαινάδες «безумствующие», «неистовствующие») — в древнегреческой мифологии спутницы и почитательницы Диониса. 5. Пидихтос - критский танцевальный стиль, включающий элементы с прыжками и скачками. 6. Дионисии — одно из основных празднеств в Древней Греции в честь бога Диониса. Большие Дионисии — городской праздник, проводившийся с 25 марта по 1 апреля с трагедиями, комедиями, сатирой; фаллическим шествием, ряжением, маскарадом, дифирамбами, состязанием поэтов и наградами победившим актёрам и поэтам. Завершалось богатым пиршеством за счёт государства. Малые Дионисии — сельский праздник, проводившийся в конце декабря в честь окончания сбора винограда и разлива молодого вина. 7. Скифос (др.-греч. σκύφος) — древнегреческая керамическая чаша для питья на низкой ножке с двумя горизонтально расположенными ручками. 8. Гиматион (др.-греч. ἱμάτιον — ткань, накидка) — у древних греков верхняя одежда в виде прямоугольного куска ткани; надевался обычно поверх хитона. 9. Боре́й (др.-греч. Βορέας, Βοῤῥᾶς «северный») — в греческой мифологии олицетворение северного бурного ветра.