***
— Вы пришли из-за Руслана? Вопрос выдернул Вову из дрёмы, нагнавшей от стерильно белых стен Новониколаевской клиники в зале ожидания. Юноша обратил внимание на сидящего слева мужчину, глаза неприлично прошлись по обтянутым пиджаком плечам. При всём своём упорном духе держать зрительный контакт с окружающими Вове было очень некомфортно, поэтому конечной остановкой взгляда стали не глаза собеседника, а его густые, интересно подкрашенные брови. — Что простите? — Вова неловко сложил ладони и зажал их между бёдер. — Грипп Енисейского, — мужчина кивнул в направлении стоящих на белых тумбочках телевизоров. На одном женщина с герпесом у рта проводила шприцом по щеке — реклама клиники, часто транслируемая стоящими в топе по просмотрам каналами, на другом была любительская запись с концерта известного поп-певца. Фокус камеры был направлен на кожаные шорты, которые не полностью прикрывали ягодицы. — Поступил сюда недавно. Хоть какое-то разнообразие среди ИППП. — Нет, из-за Александра Петровича. Мужчина хмыкнул, кивнул и, закинув одну руку за сиденье дивана, стал наблюдать за бликами от софитов на шортах Руслана. В груди Вовы странно потянуло. Он не понимал, факт того, что Александр ни разу не болел чем-то венерическим, радовал его или огорчал. Рыжая миловидная девушка позвала его по имени и отвела к коридору, полному стеклянных кабинетов. Светловолосый технолог клиники — Рафаил Верфской — был бледен и слегка дрожал будто от озноба. Но, как положено, представился, указал Владимиру на кресло у стола с четырьмя кейсами, сел напротив и принялся уставшим голосом говорить приятные любому фанату слова. С висевшего у бокового края стола экрана Александр Петрович смотрел нейтрально-тепло и легко приподнимал край губ. Медленно отводил взгляд, поворачивал голову. Лёгкая улыбка растворялась, а взгляд переставал баловать выражением чего-то положительного, до того времени как короткий видеоряд начинался с начала. И хоть Вова помнил, за чем именно он здесь, он не мог свести взгляда с пиксельного проклятья. На всех его сохранённых видеозаписях с Александром Петровичем тот позволял себе улыбку лишь пару раз. Первый — в ток-шоу он усмехнулся самоуверенному Московскому, главному конкуренту Николая Сибирякова на рынке болезней, когда отказывался разрывать контракт с Новониколаевской сетью и начать сотрудничество с ним. Второй — в репортаже о четырёхсотлетии Дворца Гарнье Романов засветился, выходя после балета в компании своего французского друга. Как раз изображение Александра с того праздника находилось на обоях телефона Приморского. Потому что прекрасней всегда собранного и холодного Александра Петровича мог быть только расслабленный и довольный Александр Петрович. — Прекрасно Вас понимаю, такое редкое явление. Его улыбка подобна падающей звезде — увидев её, ты чувствуешь себя особенным. И хочешь загадать лишь одно желание — застать её ещё раз, — Рафаил раскашлялся под конец, и Владимир взял себя в руки. — Вы правы. Если бы я знал, что у вас есть эта запись, то пришёл гораздо раньше, — юноше удаётся оторваться от экрана и посмотреть на покрытый потом лоб работника клиники. — Так что Вы можете посоветовать? — О, уверен, Вы знаете, что у Александра отличный иммунитет, оттого каждое наше предложение столь ценное. Ошибиться в выборе здесь невозможно, но если позволите, — Рафаил наклонился ближе к столу и продолжил говорить чуть тише, кладя ладонь на один из кейсов, — S — 830. Ветряная оспа. — У меня же будут осложнения? На самом деле Вову заботили не осложнения, а камеры, которые были развешаны в кабинете. — Разумеется, взрослым бороться с симптомами ветрянки куда трудней, чем детям, — Верфской отклонился назад и ослабил свой чёрный галстук. — Но какова была вероятность, что Александр не переболел ей в детстве? Какова вероятность, что и Вы ей ещё не болели? Она чертовски мала, Владимир. Технолог постучал указательным пальцем по чёрной лакированной поверхности. Идеально чистой, без малейших царапин. — Когда к нам только поступил этот вирус, я думал, что это провал. Сколько людей подходят для такого уникального предложения? И сколько увидят в нём не опасность, а исключительность? — ближним периферическим зрением Вова увидел, как блеснули бирюзовые глаза Рафаила. — На самом деле это наш золотой билет для истинно верных. Цена оправдана редкостью, сами понимаете. Но я вижу, что для себя Вы уже всё решили. — S — 830, пожалуйста, — уверено произнёс юноша. — Конечно! Пока Рафаил проходил с выбранным кейсом в процедурную и вёл за собой клиента, у него случился приступ кашля. — Вы нехорошо себя чувствуете? — поинтересовался Вова, осматривая новую комнату. Камер не было. — Пустяки, — технолог надел перчатки и указал на кушетку ладонью, — пожалуйста, располагайтесь. Прядь волос выбилась из низкого пучка и ограничила обзор занятому открыванию кейса Рафаилу, поэтому он вздрогнул, когда чужая ладонь сжала его запястье. — Я знаю, что это не пустяки, — говорить нужно было быстро и уверенно. — Знаю, что Вы крадёте собственность клиники, выносите её через своё тело и продаёте возбудители болезней на чёрном рынке. — Свободной рукой Вова сбрасывает со стола рядом шпиц, чтобы осознавший происходящее Рафаил не наделал глупостей. — На прошлой неделе Вы были у Александра Петровича, взяли у него образец новой болезни и незаконно заразили себя. Светлые брови надломились от ненависти. Какой-то сопляк следил за ним? И сколько же это продолжалось? Мужчина хотел сделать шаг назад, ударить наглое лицо, избавиться от мальчишки. Но Приморский толкнул страдающее от температуры тело к стене. Голова ударилась о бетон, Рафаил зашипел. Сучонок с силой надавил на его шею предплечьем, руки безрезультатно цеплялись за широкий рукав толстовки юноши. Его организм, находящийся в постоянной борьбе с инфекциями, не спавший нормально уже больше года, давно начал его подводить. Иммунная система просила передышки, и Рафаил честно собирался не вводить иглу в себя неделю-другую, но тут Айхана, также перевозившего в себе товар для продажи на чёрном рынке, ловят. Айхана, за которым закрепился Романов. И на его место ставят Рафаила. Он не мог не украсть. — Как узнал? — с тяжёлым дыханием, сдавшись, спросил Верфской, когда возбуждённый юноша перестал его душить. — Что Вы были у Александра Петровича узнал от ваших коллег. Они любят посплетничать после работы на автобусной остановке, — Вова улыбался, чувствуя восторг от победы и своего скорейшего приза за неё. — То, что заразили себя, по сыпи на локтях. Увидел через щели жалюзи, когда Вы валялись в отключке на полу в своей квартире. — Но Александр не появлялся на публике с сыпью, — сталкинг его не удивил, а вот собственная невнимательность… больше никаких дел с чёрным рынком. Забавно, что этот фанат его вычислил, а полиция всё ещё нет. — В последний раз, когда Александр Петрович выходил в эфир, он чуть заметно морщился, стоило ему поставить локти на стол. Рафаил глубоко вздохнул. Пацан не имел точных доказательств, но зашёл так далеко. Фанатик. — Ты ненормальный. — Мне всё равно. Ты дашь мне свою, — Вова надавил на внутреннюю сторону предплечья левой руки технолога, чем вызвал его очередное шипение, — кровь. И я никому ничего не скажу. Мужчина обречённо усмехнулся. Выбора у него не было. Когда они закончили, и Вова бережливо поглаживал ватку на месте укола перед дверью, он спросил: — Ты можешь не отвечать, но, — получив желаемое, юноша обрёл прежнюю застенчивость, — каким Александр Петрович выглядел при вашей встрече? Лицо работника явно отражало его мысли: «Ты серьёзно?». Юноша продолжал стоять у выхода из процедурной. Рафаил цыкнул, но ответил, вспоминая украшенный гипсофилами и анемонами номер: — Если одним словом, то, — на губах была кровь, которую мужчина хотел стереть собственными пальцами, на глазах — маска для сна, скрывающая длинные чёрные ресницы, на теле — лёгкая белая рубашка. Белым было и постельное бельё. Рафаил не любил Александра, он допускал мысль, что устал от него. Но потерявший силы, спящий и неровно дышавший Саша выглядел чарующем. — Уязвимым.***
Пока в девятиэтажке, где Вова снимал квартиру, глубокой ночью все спали, юноша стащил у консьержки ключ от двери на крышу, и разлёгся на бетоне под чистым небом. Рафаил, хоть и говорил лестные слова исключительно из-за своей должности, был прав сравнивая улыбку Александра Петровича с падающей звездой. Сам Александр Петрович, его образ, его голос были столь же очаровательны, как далёкие планеты, прекрасные от рождения до смерти и даже после. Вова хотел быть облаком, перекрывающим красоту Александра ото всех взглядов. Он не отступил бы под напором колючих ветров, охранял бы его от чужого внимания, чтобы только он попадал в плен Адониса. Приморский был готов оставаться на немыслимом расстоянии, лишь бы ощущать свою важность для мужчины. Чувствовать связь с ним. Ладонь нежно прошлась по рукаву куртки у локтя. — Я всё бы для Вас сделал, — грустно сказал юноша, повернувшись на бок к постеру Александра без подписей. Может Вова и испытывал некоторую зависть, он был благодарен людям, платившим за такие билборды. Романов был изображён в профиль, лежал с закрытыми глазами и будто источал безмятежность. Он был холоден и безмолвен как эта ночь. Первая до краёв наполненная истинным счастьем ночь в жизни Вовы. Приморский сглотнул резко выделившуюся слюну, его дыхание участилось. Он не просто разделял предсонные мгновения с какой-то плоской картинкой. Александр Петрович действительно рядом с ним, он прямо в нём уже несколько часов. Вова слышал стук своего сердца, гоняющего кровь любимого человека по всему его телу, и не мог сдержать стона. Кровь Александра Петровича со стремительно размножающимися вирусом вызывала эйфорию. Как только Вова вышел из клиники головокружительный азарт прошёл, накатила слабость, ноги подогнулись, и ему пришлось опереться о стену здания, иначе колени бы встретились с землёй. Он жил этой идеей неделю, как только Александр Петрович стал появляться лишь в сводке новостей, которые иронично ничего нового не рассказывали. Боже! Ему удалось претворить её в жизнь! От опьяняющего жара и наслаждения Вова, закрывая глаза, даже забыл, что сейчас где-то спит Рафаил, страдающий от более «чисто» переданной болезни. Вибрация от будильника на телефоне заставила Вову проснуться. Сейчас три ночи, нужно вернуть ключ на место и продолжить спать уже на кровати в квартире. Тело поддавалось плохо, юношу бил озноб, все силы уходили на поддержания организма в сознании. Спускаться по лестнице было жутко. Перед глазами плыли каменные плиты, рассчитывать расстояние не получалось, будто он надели очки с толстыми линзами. Опираясь на стену с трещинами от старой краски, Приморский добрался до первого этажа, повесил ключ на место, и ускорился на сколько позволяло его состояние, а не то был высок риск лечь прям посередине коридора, отрубится и проснуться в больнице с подключённой капельницей, а ему это совсем не нужно. Никогда Вове так плохо не было, даже когда он отравился водкой и блевал водой, которая по идее должна была ему помогать. Но Александр Петрович проходил через это, и он пройдёт. Если откажется от этой боли, значит его чувства ничего не стоят. Откажется — предаст единственного человека, который наполняет его жизнь смыслом. Лучше уж смерть. Лёг в кровать прямо в одежде, прижал инфицированную руку к груди и, стараясь игнорировать неприятный запах пота с падающих на лицо локонов, провалился в сон.***
До оголённых стоп с тихим шипением доходили прозрачные волны. На берегу не видно песка. Осколки фарфора приятно шуршали, стило только перебрать ногами. Вова зарылся в них пальцами, поднял стеклянные мягкие камни одной ногой и резким движением отправил их в полёт к морю. Взгляд проследил за тихим прыжком разноцветных дайверов, дыхание остановилось. Александр Петрович стоял по пояс в воде, рассветное солнце из-за его спины ласкало тёмные мокрые кудри. Лучи обтекали мужское тело и слепили Вовины блестящее от грозящих упасть с нижних век слёз глаза. Романов приветливо улыбался, так тепло и открыто. Ему. Легко поманил к себе рукой. Вова помчался вперёд, игнорируя исчезающую красоту под ногами, тускнеющий свет и усиливающуюся с каждым шагом усталость. Казалось, он пробежал уже пятьдесят метров, но Александр Петрович не становился ближе. Юноша жалостливо застонал. Локоть сильно ныл и Вове пришлось обратить на него своё внимание. С ужасом он заметил, как на покрасневшем месте укола под кожей происходит какое-то движение. Будто маленький шарик пластмассовой пули попал в кровеносный сосуд и, подаваясь давлению потока, двигался к отверстию. Но оно же значительно меньше! Вова в панике вскрикнул и закрыл ладонью тревожное зрелище. Он почувствовал маленькие волоски, перебирание заострённых ножек, боль от разрывающегося изнутри слои эпителиальной ткани. Кошенили выбирались из его, волочились под сдерживающей рукой. — Александр Петрович! — с надеждой крикнул Вова. — Прошу, подойдите! Помогите мне! Разрывая алую гладь, Романов подошёл к побледневшему юноше. Ладонь аккуратно легла на чужую макушку, Вова что-то невнятно простонал. Тонкие пальцы накрыли яркие синие глаза. Александр Петрович прижал трясущееся в плаче тело и жёстко прошептал на ухо: — Дальше будет хуже, Вовочка. Когда Вова очнулся, все телевизионные каналы оплакивали Романова. Умер от неизвестного вируса.