Сад голубых пионов

      Петь Пиона решительно не умеет, и оттого раз за разом запускает музыкальную шкатулку, наполняющую комнату мелодичными, но слегка визгливыми и резковатыми нотами. Малена спит беспокойно, просыпается посреди ночи и громко кричит, не желая оставаться одна, и Пиона практически переселяется в ее комнату, чтобы не беспокоить никого своими блужданиями. Малена плачет заливисто, и Пиона пытается вспомнить, как вел себя Гарри в свои первые месяцы.       Впрочем, вспоминает Пиона одну лишь себя, погрязшую в океане, и оттого желание плакать копится в уголках ее собственных глаз.       Драко и Гарри то и дело заглядывают в кроватку сестры, но второй снова страшно ревнует, а первый кривится, называя Малену самой уродливой девочкой в мире. Пиона вовсе не обижается на обоих, укачивает беспокойную дочь на руках и мечтает проспать целую ночь. Шкатулка играет мелодию, которую Пиона не знает, и звуки ее отпечатываются в голове ударом церковного колокола.       – Она принадлежала моей матери, – Люциус целует Пиону в макушку, и она вздрагивает, просыпаясь.       Пиона обнаруживает себя у него на плече, невольно сжимает ладони и только потом видит зависшую в воздухе улыбающуюся Малену. Дочь радостно скалится, и Люциус ведет палочкой, заставляя ее крутануться в воздухе. Страх на мгновение подкатывает к горлу, и Пиона давит его, не позволяя разразиться скандалу. Пиона чувствует себя выжатой, завидует мертвой Лили, успевшей понянчиться с сыном всего-то чуть больше года, и протяжно вздыхает, утыкаясь носом в мягкую мантию.       Пиона чувствует, как Люциус улыбается, слышит заливистый смех и машет рукой, заставляя крышку шкатулки захлопнуться. Впрочем, музыка все равно стучит в ушах навязчивым ритмом, а веки сами собой опускаются, не позволяя ей бодрствовать еще хотя бы минуту.       Пиона делает вид, что не слышит, как ее ребенка называют проклятой полукровкой, запирается в детской Малены и зачаровывает сад так, чтобы запах пионов пробивался даже сквозь закрытые окна. Пиона блуждает по дому неприкаянным призраком, избегает старых друзей Люциуса, которые наведываются в гости все чаще, и прячется в потайных коридорах, подслушивая совсем не тайные разговоры. Пиона ощущает себя никчемной шпионкой, качает хнычущую дочь на руках и устало вздыхает, не позволяя домовикам забрать ее маленькое сокровище.       Пионе чудится, будто мир вокруг нее схлопывается, зацикливается на маленьком постоянно орущем комочке и рассыпается на осколки. Пиона слышит звон бьющихся склянок, но это просто шкатулка, икнув, замолкает, и воцаряется шелестящая занавесками тишина.       – Это Добби, Пиона, – говорит Люциус, поглаживая ее по спине, – он специально обучен обращаться с детьми.       От стального тона Пиона невольно вздрагивает, оборачивается на Люциуса и вздергивает брови в вопросительном жесте, но тот лишь скупо кивает на нового домовика, приказывая отдать Малену ему. В животе свивается узел, тошнота подкатывает к самому горлу, но тяжелая рука за спиной не позволяет отступить ни на шаг. Пиона кривится, как разочарованный Драко, впервые увидавший сестру, и крепче прижимает ребенка к себе, а Люциус устало вздыхает и трет пальцами переносицу.       – Пиона, – приказывает он, становясь вдруг ужасно похожим на своего отца, – отдай Добби Малену.       Домовик протягивает вперед тонкие руки, слишком хрупкие, чтобы держать ее девочку, и Пиона ведет подбородком, молчаливо отказываясь. Ладонь Люциуса на ее спине вздрагивает и опускается ниже, путаясь в складках домашнего платья, а Малена вдруг просыпается, точно почуяв неладное, и разражается плачем.       – Ой, маленькая хозяйка, – Добби подбирает тонкие ручки, и глаза его становятся похожими на чайные блюдца, – не плачьте, маленькая хозяйка.       Домовик кривит рот и жутковатой улыбке, щелкает пальцами, и прямо под потолком взрывается фейерверк. Разноцветные искры взвиваются в воздух с тихим пронзительным свистом, и Пиона невольно задирает голову, завороженно глядя на ползущие по стенам отблески света.       Только спустя мгновение Пиона осознает, что Малена больше не плачет, тоже разглядывает фейерверк, широко раскрыв свои детские глазки, и только обернутая вокруг нее плотная ткань не позволяет ей хлопать в ладоши.       Спустя еще пару минут Пиона все же смиряется, жует губы, но склоняется, позволяя Добби забрать сверток из ее рук. Пиона слышит, как победоносно усмехается Люциус, все еще ощущает его ладонь на спине, и теперь она не кажется ей раздражающей. Тепло расползается по телу, проникает сквозь платье и окутывает искрящимся коконом, погружая Пиону в тягучую тихую пустоту.       Она просыпается посреди ночи от жажды и жары, но не может, кажется, и пальцем пошевелить, только смотрит прямо перед собой в расстилающуюся темноту. Запах пионов бьет в нос, смешивается с тяжелым ароматом парфюма, и только несколько мгновений спустя до Пионы доходит, что Люциус спит, прижимая ее к себе, точно игрушку из мягкого плюша. Дыхание его шевелит волосы на макушке, рука на груди ощущается приятной тяжестью, а ноги их, кажется, напрочь путаются между собой.       – Спи, – бурчит Люциус, когда Пиона снова шевелится, пытаясь выпутаться из кольца его рук, – Добби позаботится о Малене.       – Я хочу пить, – вздыхает Пиона, понимая, что во рту у нее совсем пересохло.       Люциус снова бурчит неразборчиво, но руки расцепляет, переваливается на спину и бегло скользит ладонями по бедрам Пионы. Глаза его плотно закрыты, волосы рассыпаны по подушке, а грудь плавно вздымается, и Пиона невольно замирает, залюбовавшись.       Она шлепает босыми ногами к балкону, приоткрывает дверь, пуская в комнату свежий воздух, и, сделав пару глотков из стоящей на тумбочке чашки, ныряет обратно, кутаясь в Люциуса, словно в самое сильное в мире защитное заклинание.