Сад голубых пионов

      Пиона жует губы, подбирая слова, и все они, приходящие в голову, кажутся ей совершенно нелепыми. Владелец лавки волшебных палочек смотрит на нее с лукавым насмешливым интересом, но предлагать варианты не спешит совершенно. Должно быть, он хочет услышать несколько пожеланий, вот только Пиона вовсе не знает, как сформулировать блуждающую в разуме мысль.       Обе предыдущие ее волшебные палочки были практически одинаковыми: из гибкого тиса с сердцевиной из волоса с гривы единорога, разве что вторая – чуть короче, чем первая. Пиона держит вторую в руках, лелеет, точно младенца, и давит желание швырнуть прочь, потому что от прикосновений по телу расходятся колючие искры. Пиона мажет глазами по полкам с совершенно одинаковыми коробками, пытается выбрать наугад и все никак не может сформулировать мысль.       – Моя палочка, она, ну, – рука Люциуса на спине ощущается корсетом из стали, и Пиона невольно расправляет сведенные плечи, – перестала работать как надо.       Она все еще удивляется, как у Люциуса получается вселять в нее уверенность единственным коротким прикосновением, поднимает глаза на оказавшегося вдруг совсем рядом торговца и бросает деревяшку на стойку, наконец разжимая сведенные пальцы.       – Волшебная палочка вообще может сломаться? – добавляет Пиона, будто вопрос на конце может снять с нее каплю вины.       Когда именно все пошло наперекосяк, Пиона, признаться, понятия не имеет. Ей отчего-то кажется, что именно с началом нового года магия ведет себя странно, так что получается списать на укрывший палочку снег, вот только и без нее Пиона представляется себе совершенно ужасной колдуньей. Все валится из рук с потрясающей скоростью, чары взрываются в воздухе, и Люциус зовет ее своей маленькой девочкой, потому что Пиона напоминает ребенка, неспособного контролировать выплескивающееся через край волшебство.       Лавочник берет ее палочку молча, взмахивает, и под потолком расползаются серебристые искры. Пиона, повинуясь его кивку, делает то же самое, и такие же искры взрываются фейерверками, оседая на плечи шипящими каплями.       – С волшебной палочкой все в порядке, – лавочник отнимает у нее инструмент, сует куда-то за стойку и ставит перед Пионой несколько закрытых коробок, – она попросту вам не подходит.       Пиона, признаться, видит такое впервые. Прежде она выбирала первую, попавшуюся на глаза, а теперь никак не может определиться, ощущая себя ребенком перед магазином со сладостями. Отчего-то хочется всего и побольше, пальцы сводит алчущей судорогой, и Пиона склоняется над коробками, внимательно вглядываясь в длинные деревяшки.       Ни одна из них не подписана, так что угадать материалы представляется невозможным, и лавочник, кажется, тоже не собирается облегчать ее выбор. А еще дверь натружено хлопает, и в лавку заходят еще несколько посетителей. Пиона, впрочем, не отрывается от выбора, вовсе не обращает внимания на пришельцев и пытается сосчитать несчастные дюймы. Отчего-то палочка перед ней кажется слишком длинной, жесткой и удушающе красной, и Пиона берет в руки крайнюю без всяких изысков.       На любезности, которыми обмениваются Люциус и пришелец, Пиона не обращает внимания тоже, вертит палочку в пальцах и кладет на место, не ощущая от нее ни капли тепла. Следующей она берет палочку из белого дерева, фыркает себе под нос и тоже возвращает на место. Пальцы покалывает в предвкушении, когда очередь доходит до середины, и Пиона начинает с другого конца, так же перебирая палочки одну за другой. Все они кажутся ей бесполезными деревяшками, лишенными необходимой капельки жара, и в какой-то момент Пиона даже решает, что может колдовать и так. Признаться, дома она тренирует магию без всяческих инструментов, потому что иногда кажется, что они и вовсе только мешают.       – Эта тебе не нравится? – голос Люциуса, раздавшийся у самого уха, заставляет вздрогнуть, и Пиона едва не роняет очередную палочку на пол. – Ты ее пропустила.       Он тычет пальцем в ту, что у Пионы перед глазами, и она недовольно поджимает губы, впиваясь взглядом в красное дерево. Упавшая палочка зависает в воздухе, делает круг и ложится в коробку, и все они, кроме той, на которую указывает Люциус, закрываются одновременно.       – Из чего она? – Люциус ведет пальцами, привлекая к себе внимание, и лавочник отрывается от других посетителей и потирает ладони, склоняясь к последней открытой коробке.       Пиона проглатывает вздох и смотрит за действиями лавочника, точно следит, чтобы ничьи пальцы не коснулись гладкого дерева. Тот же кряхтит и вздыхает секунду, а затем распрямляется и с хлопком опускает ладони на стойку.       – Красный дуб и сердечная жила дракона, – глаза лавочника ярко сверкают, будто он рассказывает о собственном дитя, а не выструганной древесине с волшебной сердцевиной внутри, – двенадцать с четвертью дюймов, жесткая. Шесть галеонов.       Пиона вздрагивает, когда пальцы ее будто сами собой касаются теплого дерева, и в голове мелькает глупая мысль, что разжать их она больше не сможет. Гладкое дерево расписано замысловатыми рунами, и Пиона разглядывает их жадно, крутит из стороны в сторону, читая витиеватые буквы, пока переливчатый звон не заставляет ее оторваться. Люциус отсчитывает нужную сумму как ни в чем не бывало, и Пиона вдруг замечает, что палочка эта стоит раза в три больше, чем обе ее предыдущие вместе взятые. Впрочем, все волшебные палочки в этой лавке стоят равно баснословные деньги, так что Пиона выбрасывает из головы мысль о том, что лавочник, кажется, озвучил меньшую сумму, чем Люциус ему отсчитал.       На выходе они расходятся с еще одним покупателем, спешащим войти, и Люциус, вовремя отступив в сторону, смахивает с плеча невидимые пылинки. Рыжая макушка мелькает у Пионы перед глазами, но она не оглядывается, сует новую палочку в крепление в рукаве и, переполненная эмоций, хватает Люциуса за руку.       В глубине души ей все еще чудится, будто палочка из жесткого красного дуба совсем ни капельки ей не подходит, но эту мысль Пиона выбрасывает из головы тоже, полностью сосредотачиваясь на предложении Люциуса заглянуть в книжную лавку на другой улице.