I’m Here For You (Always)

Он постучал пальцами по пальто, но даже ритмичное постукивание не успокаивало его мысли. В голове была сплошная каша, и он ничего не мог сделать, чтобы разгрести её, он мог лишь плыть по течению и постепенно покидать свою физическую оболочку, когда ему стало труднее дышать. Он не мог дышать. Осознав это, он попытался приложить все усилия для того, чтобы сделать хотя бы один вдох, но вырвался только жалкий всхлип. Он не мог думать, почти не мог дышать, он мог только ощущать панику. Это чувство было крайне колючим. Оно впилось в его руки, в живот, в ноги, в мускулы, ткани, в каждую клеточку его тела, и он почувствовал, как сползает вниз по стене. Он не мог дышать. Он даже не распознавал образов, пролетавших мимо его глаз и слышал лишь оглушительно громкий свист поезда, который звучал всё громче, всё дальше и дальше. Свист такой громкий и такой от него далекий, становится всё громче и громче почему становится всё громче почему становится громче ПОЧЕМУ СТАЛ ГРОМЧЕ ПОЧЕМУСТАЛГРОМЧЕ Что-то отдёрнуло его руки от головы, заставив осознать тот факт, что он только что крайне сильно тянул себя за пряди волос. Внезапно, голос просочился сквозь всё это безумие, и он не мог не ухватиться за него. Голос казался знакомым, заставлял его чувствовать себя в безопасности. Он сморгнул слёзы, которые катились по его лицу и попытался вслушаться в слова, которые отдалённо были ему слышны. Он заскулил от горя, когда не смог разобрать ни слова, и голос мигом переключился на что-то другое. Он всё ещё не мог ничего понять, не знал, на чём сосредоточиться. Его голова была прижата к чему-то, к кому-то. Он слышал биение сердца. Беспокойство, которое кто-то, вероятно, чувствовал, явно ускоряло его. Он жадно впитывал звуки, позволяя им обволакивать его уши и заглушать взрывы, свист, иссушителей и фейерверки. По мере того, как голос звучал всё громче и громче, его рецепторы начали работать с мозгом, и он понял, что на его щеке была рука, сам он лежал у кого-то на коленях, а где-то сверху раздавался тихий голос, напевающий что-то на испанском. Он был слишком несобранным, чтобы переводить, поэтому слова и их значение были пропущены мимо. Он моргнул ещё несколько раз, чувствуя, как слёзы продолжают катиться по его щекам. Он, наконец, понял, с кем он был, и зашевелился, пытаясь посмотреть ему в глаза. Квакити позволил ему это сделать. Пение стихло, когда Вилбур приподнялся. Они смотрели друг на друга: Сут, сидя на своих коленях и, Кью, продолжая сидеть, скрестив ноги. — "Привет. Помощь нужна? Или мне оставить тебя в покое? " — Он говорил мягко, положив свою руку на руку Вилбура. Образа уходящего Квакити, оставляющего Вилбура наедине с самим собой, было почти достаточно для того, чтобы заставить последнего снова вернуться в состояние, в котором он находился пару мгновений назад. Он ничего не сказал, лишь схватил Квакити за руку. Брюнет сразу всё понял, придвинулся чуть ближе и переплел их пальцы. Вилбур почувствовал, как его голова ложится на чужое плечо, и он быстро утыкается лицом в шею своего парня. Он понял, что всё ещё дрожал, почти трясся. Кью обнял его за плечо. Сейчас, Вилбур был бы более чем счастлив остаться в таком положении до конца своих дней. Лишь он и Квакити, сидящие в обнимку в одном номере. Он был готов умереть прямо здесь, и быть при этом абсолютно счастливым. — "…Вил, пошли в спальню. На кровати тебе будет удобнее. " — Кью потащил за собой Сута, несмотря на слабые протесты со стороны последнего. Вилбур почувствовал, как рука опустилась на его талию, прикосновение успокаивало весьма уязвимого сейчас мужчину. Пока они шли, он судорожно вздохнул, чувствуя при этом сильное, неприятное сжатие. Они быстро дошли до спальни и Вилбур сел, нервно перебирая пальцы, в то время как Квакити, бросив свою куртку на пол, снимал обувь. Вилбур не сводил глаз со своего парня, опасаясь, что тот уйдет, если он хоть на миг отвернётся. Выпрямившись, Кью расправил крылья, и их взгляды, наконец, пересеклись. Через несколько минут они заняли прежнее положение, только на этот раз Квакити прислонился к изголовью их кровати и теперь мог использовать обе руки, чтобы успокаивать Вилбура. Вышеупомянутый мужчина положил голову на живот Кью и закрыл глаза, чувствуя, как дрожь в его теле постепенно уменьшалась. Чужие руки аккуратно скользнули в его каштановые кудри, слегка почёсывая кожу головы. Сцена была до тошноты приторной, и Вилбур только и был способен на то, чтобы ждать, пока что-нибудь или кто-нибудь всё испортит. Кто-то пошлёт Квакити сообщение, и ему придётся уйти, и он не вернется, потому что никто и никогда к нему не возвращался, почему бы кому-либо когда-либо захотеть к нему вернуться?- — "Эй, я прекрасно вижу и чувствую, как ты надумываешь себе всякую хуйню. Оставь это всё и вернись ко мне, Вил. " — Снова голос брюнета прервал его безумный поток мыслей, и он тяжело вздохнул. Ему снова захотелось плакать. Дрожь вернулась, и он открыл глаза, чтобы посмотреть на Квакити. В любой другой день эта сцена могла бы легко перейти во что-то иное. Вилбур находился достаточно низко для того, чтобы легко добраться до мест, которые заставили бы Квакити задыхаться от удовольствия. Но он не хотел. И Кью тоже. Они знали друг друга, могли читать друг друга, и знали, что сейчас для этого не самый подходящий момент. Сейчас самое время просто быть рядом, прикасаться и чувствовать прикосновения. Сут поднялся к лицу Квакити. Последний понимающе улыбнулся. Поцелуй был чувственным, прекрасным, прямо как и всегда. Чувство того, что он желанен, желанен именно Квакити и никому более, всегда посылало прилив адреналина, дофамина, серотонина и всех других гормонов, приносящих удовлетворение, прямо ему в мозг, и это вызывало более сильное привыкание, нежели сигареты и тротил. Он чувствовал, что улыбается в поцелуй, он мог сказать, что Квакити тоже нравилось, но им пришлось расстаться ради драгоценного кислорода. — "Я тебя люблю. Так сильно. Я готов говорить тебе это постоянно, чтобы убедиться в том, что ты об этом не забыл и не забудешь. Я тебя люблю. Я никуда не уйду. И ты никуда не уйдёшь, мы никуда не уйдём. Нам не нужно никуда уходить, если мы того не хотим. Ничто не может разлучить нас" — прошептал Квакити. Это было так интимно… Признание в любви, в обожании… Эти двое не достойны иметь нечто подобное: поступки, которые они совершили, и люди, которым они причинили боль, всегда будут преследовать их. Любовь и обожание не были чем-то, что такие, как они, в итоге получали. Это не работало таким образом. Вилбур прильнул к прикосновениям, и они оба знали, что чувство обожания было взаимным.