Смертен любой человек — каждым умей дорожить,
Видеть спеши красоту, знай, что не вечна она.
Той любви не страшись, которую станешь дарить.
Помни: раз полюбив, ты уже не будешь одна.
Лиза Джейн Смит «Колдовской свет»
— Мам, пап, а как вы познакомились? — в одной из многочисленных квартир Токио раздался голос совсем маленькой девочки. Её светлые волосы были собраны в два аккуратных хвостика. Она восседала на стуле подобрав колени под себя и, подперев щеку рукой, вопросительно смотрела на своих родителей. — В Академии CCG, конечно же! — бойко ответила такая же светловолосая женщина и, щуря глаза, посмотрела на своего мужа. Она небрежно смахнула с лица свисающие прядки и устремила такие же как у дочери, фиолетовые, поблескивающие лукавыми огоньками, глаза на мужа. Тот лишь мягко улыбнулся: — Скажи кому-нибудь — не поверит, что борьба с гулями так сближает… — он выглядел слегка уставшим, но был так весел, что вся эта усталость будто испарялась в один миг. Острые скулы и худощавое лицо ни капли не портили внешности мужчины — наоборот, эти вещи лишь красили его. А как красиво выглядела улыбка на совершенно тонких губах… Неудивительно, что жена полюбила его. — И всё-таки сблизила же! — воскликнула женщина. — Так вот, дело было в Академии… Касука Мадо — лучшая на всём курсе, гордость, пример для подражания, староста. То была бойкая и самоотверженная девушка, которой всё, что проходили в Академии CCG — от всяческих правил и законов, до физических нагрузок — давалось невероятно легко. Для всех оставалось загадкой: как это она успевает не только показывать лучшие результаты, но и находить время, чтобы помочь сокурсникам, гулять с близкими подругами со старшей школы и обсуждать мальчиков, ходить на свидания и при этом ещё выкраивать свободную минутку для организации всякой внеклассной деятельности. Нужно развесить рождественские украшения в аудитории? Зовите Касуку! Организовать всё для показательного урока какой-нибудь важной шишки-следователя? Ну-у-у, Касука организует! Написать статейку о наборе учеников в Академию? У Касуки есть пара идей! Она была лучшей везде, всегда и во всём. Она всегда всем мило улыбалась, всегда была готова поддержать и прийти на помощь. Тем не менее с дружбой с однокурсницами у неё не ладилось. Та скудная половинка, которая значилась как женский коллектив, каждую перемену собиралась в уголке класса и тихо сплетничала у всех за спиной. Как истинный дружелюбный экстраверт, Касука ради приличия посидела с ними и даже пыталась как-то поддержать разговор, но от этих язвительных химер, плюющих ядом во всех и вся, на второй минуте времяпровождения с ними у Мадо чуть не случился приступ рвоты. Поэтому, в их скромной компании девушка решила больше не появляться. А после того, как на неделе она услышала гадкие слова и в свою сторону, Касука навсегда сменила к ним отношение. Внешне-то девушка продолжала мило улыбаться, однако в глубине души мечтала отвесить каждой из них смачную такую оплеуху. Ну раз не получилось с женской половиной класса, будем пробовать с парнями! «Дружить с парнями» — даже звучит занятно! Первой и самой главной её жертвой стал Курео — худощавый тихоня с первой парты, обладающий невероятной интуицией, хорошими навыками дедукции и умением обращаться с любым куинке. По совместительству — её будущий муж. Он не считал нужным обзаводиться знакомствами и общался лишь с Ицуки Маруде — самодовольным болваном по мнению Касуки, который имел исключительный интеллект (в отличие от физических способностей) и был довольно метким стрелком. И то, Маруде сам навязался Курео в общении. Не будь его, тот бы и не стал ни с кем разговаривать, разве что со своими обожаемыми куинке — ну а как же иначе? Такое не укладывалось в экстравертное мышление Мадо. Это нужно исправлять! — Ну привет, Курео-кун! — Касука плюхнулась на место справа от однокурсника, достала тетрадь с конспектами по «Закону о противодействии гулям», положила на парту и, всем своим видом показывая, что это её место, и отныне на веки веков она сидит здесь, выжидательно уставилась на парня. — Привет, — сдержанно ответил тот. И всё. Девушка вздохнула. Какой асоциальный! Да уж, много тут работы… Надо как-то растрясти его, что ли? Но как? — Кстати, — она снова подала голос. — Где Ицуки-кун? Ты вроде бы с ним неплохо общаешься, он тебе ничего не говорил? — Мы дружим, — Курео выдал небольшую улыбку уголком губ, а Касука хмыкнула. — Родители подарили ему на день рождения мотоцикл, вот он и учится на права. Сегодня у него экзамен. — А-а-а-а… Так вот оно что… Получается, его сегодня не будет? — Нет. И так слово за словом, разговор за разговором. Каким-то образом они-таки сдружились. После Академии эти двое частенько гуляли в Хибие, болтали о всякой ерунде или молчали. Часто к ним присоединялся немного недовольный положением дел Маруде, ведь теперь ему приходилось делить своего обожаемого и всегда готового выслушать товарища с какой-то болтливой девчонкой, многого возомнившей о себе. Именно он привносил в речь Касуки некой перчинки, а после они могли вполне сцепиться в долгой дискуссии. Курео оставалось лишь наблюдать как собачатся эти двое, которые опять что-то не поделили. А между тем Мадо даже не поняла, что влюбилась. Что-то притягивало её в Курео. Что-то, что она не могла объяснить. Ей нравилось вытягивать из него слова, вести длиннющие монологи, рассказывая о насущном или же о каких-то супер-интересных вещах, по типу какой крутой куинке она недавно видела у одного следователя особого класса. А когда речь заходила о куинке… Курео оживлялся, начинал задавать всё больше и больше вопросов, начинал смотреть на Касуку влюбленными глазами и вникать в каждое слово. Наблюдать за эмоциями на этом худощавом лице было одним удовольствием, и теперь-то Мадо знала чем его пронять. Кстати, о худощавости. Касука не могла оставить и этот пунктик без своего внимания. Девушка начала таскать двойной бенто в Академию и всячески старалась запихать в в Курео как можно больше еды. Её не совершенно не волновал тот факт, что питался он хорошо, то бишь как совершенно нормальный человек. А худоба так злорадствовала над его телом, скорее, из-за генетики, нежели недоедания. Курео всячески отнекивался, но напор Мадо невозможно было выдержать. — Ну Курео-ку-у-ун, ну пожалуйста, ну ещё один кусочек! — канючила девушка. — Касука, ещё немного и я возненавижу терияки и буду есть только острое! — Ну пожа-а-алуйста, ну Курео! Ну ради меня… Я что, зря всё это готовила? — А можно мне попробовать? — вмешался подоспевший на жалобные мольбы Маруде. По началу он думал, что Касуку убивают или пытают, но к его разочарованию — нет. Однако, лишь только он увидел вкуснейшую курочку терияки домашнего приготовления, его разочарование быстро сменилось желанием поесть. — НЕТ!!! — завелась Мадо и больно треснула Ицуки по затылку. — Ай! Мне больно вообще-то, хренова ты женщина! — Маруде потер ушибленный затылок. Но Касука не слушала: — Это вообще-то для Курео-куна! Ты вот дружишь с ним и даже не замечаешь, какой он худенький и бледный! А сам ходишь здоровенный весь и тебя даже совесть не мучает, тебе лишь бы пожрать на халяву! Знаешь как это называется? — Как? — возмущенно спросил Ицуки. — Обожранство! — Мадо ответила ему щелбан. — Дура! Больно же… — Успокойтесь уже… — наконец-то нашёл в себе силы сказать Курео. Он с хитрецой в глазах тихо посмеивался над этой всей ситуацией. — А ты чё лыбишься?! Жри свои терияки с золоченой крошкой! Смотри не подавись! — обиженно пробурчал Маруде. — В меня больше не влезет. Пускай Ицуки доест… — подмигнул его друг. — Но!.. — Касука уже хотела возразить, но Курео посмотрел на неё таким пронзительным взглядом, что аж поджилки затряслись. Как говорится: «В тихом омуте черти водятся» — Касука, — промолвил он спокойно. — Не надо. — Хорошо, раз ты не хочешь давиться моим терияки, то пусть Ицуки-кун подавится, — процедила девушка и напоследок наградила Маруде подзатыльником. — Это в профилактических целях, — пояснила она. — Чтобы не зажрался. А дальше последовало все больше и больше историй, что случились с этой троицей, пока они обгладывали гранит нелёгкого дела быть следователем. — А потом — всё закружилась как в вихре! Выпускной, работа, первое задание! Ах, как же это было прекрасно… Мы с Курео работали в паре, дополняли друг друга! За эти годы он та-а-ак изменился. Стал общительные, возмужал, набрал целый килограмм и семь от граммов! Я не могла устоять… И Курео сам, видимо, в меня влюбился! Ох, было же тогда время… Мы начали встречаться, потом потр… — Касука слегка поникла под строгим взглядом мужа. — Пожени-и-ились!.. Хех… Кстати, мой дорогой муженек даже сочел за честь взять мою фамилию, — Мадо поиграла бровями. — Твоя просто фамилия звучит красиво, в отличие от моей прежней, — бросил Курео. — Ой, Акира, ты посмотри на отца, как смутился! Акира захихикала, а её отец залился краской: — Касука! — он хлопнул рукой по лбу. — Ладно-ладно! — смиловалась Касука. — В общем мы поженились, а потом появилась ты! Наша гордость! Даже представь как это красиво звучит — «Акира Мадо»! Прямо рай для моих ушей! — И жила семья Мадо долго и счастливо, не зная никаких горестей и бед, — завершил рассказ Курео. Красивые слова он сказал, но лучше бы не говорил — сглазил. Тому самому «долго и счастливо без горестей и бед» пришлось кануть в небытие вместе с жизнями как Касуки, так и самого Курео. *** Начало декабря. В Токио достаточно прохладно, однако снег в этом году вряд ли выпадет. Здесь не то чтобы снег, нулевая температура — большая редкость. Такое может произойти только тёмное время суток, и то если ночью ударит сильный морозец. Акира, сжимая небольшой букетик цветов, медленно шествовала к кладбищу по одной из тропинок, протоптывая которую потрудились как ботинки множества людей, так и колёса множества машин. Ветер лениво обдувал её ничего не выражающее лицо. За все эти годы после смерти матери Мадо научилась быть сильной и держать всю свою печаль и горечь при себе. Однако, скрываясь за ехидной и надменной личиной, в глубине души она была хрупкой и ранимой девушкой, едва ли выпустившейся из Академии, которой теперь пришлось переживать смерть хоть странного, но всё же любящего её отца. И не было тех людей, что могли бы её выслушать, что могли бы принять её слёзы и успокоить — все они сейчас мертвые, что находятся на этом кладбище. И из-за них сердце рвётся на куски, из-за них хочется закричать и разойтись в неистовых рыданиях. Но девушка разве что позволяет себе криво усмехнулся и пробормотать под нос: — Хах, разошлась же ты на сентиментальности, Мадо… Подходя к могилам родителей, Акира заметила прямо перед могилой отца высокую и широкоплечую фигуру. «Амон Котаро, напарник папы» — пронеслось у неё в голове. Девушка тут же сжала зубы. Почему этот человек не был с ним рядом во время битвы с «Кроликом»?! Где он был и чем занимался?! Почему его не было рядом с ним тогда, в решающий момент?! Почему он не сражался вместе с ним?! И за какие такие грехи его ещё и назначили ей в начальники?! — Ты убил моего отца, Котаро. Ты убийца. И ты за это заплатишь, — процедила она и стиснула руки так, что некоторые стебельки цветов в букете надломились. Но это было лишь ещё одним мимолётным проявлением слабости. Буквально через пару десятков секунд Мадо поддалась вперёд, к могиле, натягивая насмешливую полуулыбку и улавливая обрывки исповеди мужчины: — …дня я являюсь следователем старшего класса. Из следователей младших рангов я перешёл в разряд следователей старших, — он стоял по стойке смирно, аки сама дисциплинированность. — Пф, какой послушный мальчик, папуля бы погладил его по головке, — прошептала Акира и подошла ещё ближе, уже окликая самого Амона: — Эй, — он обернулся в сторону Мадо. — У тебя какое-то дело к моему отцу, Амон Котаро? — Откуда ты знаешь… — его лицо выражало крайнее недоумение и удивление. — Понятно, тебе ещё не сказали, — Акира нарочито презрительно фыркнула и сложила руки на груди. Котаро же вопросительно взглянул на неё и выгнул бровь. — Начиная со следующей недели, я буду твоим подчинённым. Я следователь второго класса, Мадо Акира. А общем то… Зови меня просто Акира. どうぞよろしくお願いします, следователь старшего класса Амон-доно, — девушка прищурила взгляд, дабы избежать сильного проявления в нем неприязни. Однако буря в душе не успокаивалась. Будто эхо, где-то глубоко в подсознании раздавались навсегда отпечатавшиеся на подкорке слова кристально чистого, невинного детского голоска: — Мам, пап, а как вы познакомились?