Сердце рвется на части

А разбитое сердце всегда так болит, что хочется лезть на стену и выть, как не в себя? Губы подрагивают в натянутой улыбке, стараясь держаться на плаву. Подушечки пальцев касаются висков, массируют те с силой и выдыхая через нос очень сильно, стараясь не разрыдаться. Мозг не щадит своего обладателя из раза в раз прокручивая душераздирающую картинку и обрывочные фразы с уст Мидоримы: « Ты совсем рехнулся? Какая любовь между двумя парнями? Ни в жизнь!» Да и на что сам Казунари расчитывал? Что его чувства окажутся взаимными и его не пошлют куда подальше? Нет, он знал. Понимал, что всё рухнет с таким признанием и теперь остается надеется, хвататься за спасательную соломинку в виде дружбы, лишь бы быть рядом. А возможно ли ее продолжение, после всего сказанного и первой в их жизни ссоры. Созданный мир самим же Казунари от любви до ненависти рушится в одночасье, а сам он стоит на руинах того счастья, которое некогда было его. Родным, теплым, пускай и сворчливым, НО ЕГО БЛИЗКИМ ДРУГОМ. Глаза тускнеют, теряя былой и насыщенный серо-голубой цвет, такой яркий и любимый многими знакомыми, друзьями, семьей. Сколько раз приходилось слышать сраные выражения в духе "кошки на душе скребут". Да, скребут и больно. В груди все сжимается, сердце по ощущениям становится меньше и меньше, сжимаясь всё больше и больше. Каждый шаг дается с большим трудом, практически невыносимым усилием. Рухнуть бы прямо так, свернуться клубочком и просто заплакать, но не может. Слишком много народа, знакомых, да и просто радостных детишек, не знающих горя. Как же Такао им сейчас завидует. Как же хочет вернуться в детство, где не знаешь, что такое влюбленность...невзаимная влюбленность. Баскетболист никого не замечает вокруг, откликаясь пустыми фразами, стоит заслышать свою фамилию и отмахивается, стремясь побыстрее удалиться с улицы. Вернуться в свою квартиру, скрыться там от всех и не выходить, пока не станет легче, лучше. Пока снова не сможет вдохнуть полной грудью, а сможет ли? Ведь надо отпустить все мысли, отпустить ЕГО из своей головы, но Казу не может. Морщится, мотает из стороны в сторону и встряхивает свою черепно-мозговую коробку, стараясь стереть все из памяти, выбить из нейронов все то, что застряло внутри. В очередной раз слышит, как его зовут и точно также с натянутой улыбкой отвечает, торопясь пройти мешающего сейчас, но ему не позволяют. Хватают за плечо и одергивают на себя, заставляя посмотреть прямиком в глаза. — Такао-кун, что с тобой? Даже не признаешь меня сегодня, а взгляд то подобен умершему капитану корабля, — лисья улыбка сменяется на губах небольшой озадаченностью. Шоичи впервые видит кохая своего друга настолько убитым и разбитым, даже проигрыш их в зимнем Кубке не так ударил по яркому солнышку в лице Казунари. — Все хорошо, я просто иду в бар, немного задумался, вот и...— голос предательски вздрагивает, взращивая ком в горле от каждого слова исходящего из уст. Такао держится пока молчит, так легче контролировать слезы. Тут или голос, или слезы. Воздуха не хватает в легких от болезненных ощущений, ладони соскальзывают на грудную клетку и шатен чуть сгибается, зажимая пальцами болезненное место, но нет. Там не сердце, а душа. Душа, в которую так не хотелось верить, как и не хотелось верить, что может быть так больно. Тихий стон срывается с чужих губ, позволяя скатиться первой слезе из левого глаза, но та тут же исчезает под действием руки. — Всё хорошо, правда, мне просто... — улыбка спадает вместе со всей маской. Как же хочется сказать, но как он вообще может позволить себе рассказать такое? И страх, и нежелание казаться слабым. — Кажется, кому-то точно необходимо успокоительное в виде хорошего градуса~ Что ж идем тогда, я знаю неподалёку одно хорошее место, будем приводить тебя в человеческий вид, — легка усмешка скользит на хитром лице, обхватывая чужое запястье и утягивая за собой, в какую-то неизвестность для Такао. *** Уютное помещение. Приглушенный свет обволакивает столики, посетителей и музыкантов, играющих живую музыку. Похоже, джаз. Сложно определить что-либо, кроме набора непонятных и сложных звуков, мешающихся в один гам. Прокуренные переходы заставляют морщить нос, оставляя неприятные ощущения на последнем плане. Казунари кружит головой, выискивая самое далекое и отчужденное место, но его усердно продолжают тянуть за собой, куда-то наверх. Скрывая от лишних глаз в VIP-зоне. Шторку Имаеши спускает и шепчет официанту что-то на ухо. Не разобрать, да и честно не очень хочется. Взгляд устремляется в одну точку, вглядываясь в теплые тона занавеса и дыма, последний кстати уже начинал резать глаза и как можно чаще заставлял опускать веки. Ладонь подпирает подбородок, сжимая пальцами челюсть с силой и погружая в очередную пучину собственных мыслей и назойливую игру под названием «а что если». — Такао-кун, хватит думать. Ты уже дымишься как паровоз. Ну и кто она? ~ — Она? Ты так...ладно, черт с ним, я расскажу, — Казу смотрит на принесенные шоты и берет первый из них, залпом выпивая тот. — В общем...