* * *
Зато я не смог помочь своим и самому себе. Я осознал это с предельной четкостью спустя несколько лет после той катастрофы при посадке на планету. Большая часть моих способностей здесь просто исчезла, и то, что дома решилось бы за пару часов, тут заняло гораздо больше времени. Но именно сегодня я прекратил поиски своих коллег, поскольку все бледные следы их пребывания в этом мире исчезли. Никто, кроме меня, не выжил. А значит, не было смысла жить и мне. Я опять вернулся в тот город, где так неудачно приземлился. Зачем? Не знаю. Может, надеялся на что-то. Что меня услышат. Что меня найдут. Вернут в мой мир. Но ничего такого не произошло. А потому я тихо лежал на горячем асфальте, высунув язык, и ждал смерти. Жара сводила меня с ума. Она давила, лишала сил, и без того немногочисленных, уговаривая сдаться на милость природы и тихо умереть. В этом не было необходимости – я и так был согласен уйти. Но мне не дали. Какой-то двуног загородил собой слепящее солнце: - Эй, ты живой? Давай я тебя в тень отнесу, что ли? Я приоткрыл один глаз. Двуног присел возле меня и потрепал по голове. За столько лет я уже научился сдерживаться и не цапать местных за руки. К тому же иногда они кормили меня, что было вовсе не лишним. Но в этот раз я просто вздохнул и закрыл глаза. Уйдите от меня, я хочу исчезнуть из вашего мира. Но двуног не понял моего мысленного послания (они, впрочем, все были глухими в этом плане) и полил меня водой. Прохладной водой. От изумления я открыл глаза, а потом и рот. Двуног, сосредоточенно закусив губу, лил воду из бутылки прямо мне в пасть – и это было единственной причиной еще немного пожить в этом пекле. А потом он поднял меня на руки и унес в тень, как и обещал. Присел рядом, не стал тискать, как любили делать это другие, и доверительно сообщил: - Знаешь, ты похож на собаку, которая жила у нас со стариком несколько лет назад. Только ей, наверное, тогда было столько же, сколько тебе сейчас. Хороший был пес. – Он вздохнул, а я изумленно посмотрел на него, заодно вдыхая его запах мыслей. Он был мне знаком. – Только ушел от нас. Своих пошел искать, наверное. Да уж, точно, пошел. Только вот без толку. Никого не нашел. Рыжик – а это был он, повзрослевший, посмурневший, почти озлобленный, - но все равно рыжий и немножко наивный, хмыкнул и подмигнул мне: - Слушай, если ты тут один, пойдешь со мной? Я вяло поднялся на ноги. Почему бы и нет? Почему бы и не с тобой, раз уж можно идти, куда угодно – все равно в этом нет смысла? Рыжик улыбнулся и похлопал себя по бедру (вроде так подзывали собак местные). Я сделал вид, что это нормально, что я послушно ковыляю за ним, хотя мне хотелось смеяться, впервые за долгое время. Ну, где это видано, чтобы глопп говорил, что делать разумному существу? Впрочем, прикидываться глупее, чем я был на самом деле, у меня получалось – и не раз спасало мне жизнь. А Рыжик, пройдя несколько шагов, внезапно спросил: - Тебе нужно имя. Потому что Приятель или Слушай как-то не звучат. Я на секунду остановился – странно, ему это правда интересно, или он так издевается? Да нет, вроде серьезно. Я представился, а потом вздохнул. Все равно он не поймет, что я имя свое назвал, а не просто залаял. Но он что-то уловил, серьезно сказал: - Это слишком длинное имя. Можно его как-то сократить? Можно. Например, Ларрркс, хотя это и великий урон для моей чести. Впрочем, какая теперь разница? Все равно не сегодня-завтра помру – от слабости, стыда и бессилия. Но Рыжик почему-то обрадовался: - Макс? Отличное имя. Да уж, отличное. Впрочем, могло быть и хуже. Может, Старший придумает что-то более приличное – ведь он серьезный двуног? Но там, куда меня привел Рыжик, Старшего не было. Зато была толпа беспокойных и агрессивных двуногов. Меня тут же затискали, затеребили, словно им своих собак было мало, едва не задушили. Да, я хотел поскорее уйти из этого мира, но не так же! Еще пара таких встреч – и меня можно будет закапывать, как у них тут принято. Впрочем, Рыжик почти сразу рыкнул на остальных и так зло на них зыркнул, что желающие погладить меня тут же пропали. В комнатке, куда он меня привел, было почти пусто. Рыжик сел на пол возле кровати, похлопал ладонью возле своей ноги, подзывая меня. Я доплелся до него и рухнул без сил. А он вздохнул: - Завтра поедем на базу, к старику. Ты его помнишь? – Конечно, я его помню, седого от пыли Старшего. Я теперь такой же – уставший до потери желания жить. – Хотя откуда тебе знать, ведь то был не ты. Я возмутился, но тихо, а он положил на меня теплую ладонь, успокаивая. Было так хорошо и правильно – сидеть вот так, согревая друг друга и ни о чем не думая. Но потом к нам постучали, Рыжик недовольно буркнул «Открыто». Дверь тихо отворилась, и на пороге появилась двунога. Маленькая, милая, но со стальным сердцем и взглядом. - О, у тебя собака? – Она потеплела глазами, присела рядом со мной, сразу потрепала щеки. И откуда у них у всех эта страсть тискать меня? Я хотел возмутиться, но Рыжик опередил меня и осторожно перехватил ее руку: - Не надо, он этого не любит, он пока не привык. – Надо же, быстро понял. Может, не такой уж он и глухой к моим посланиям? – Мако, это Макс, Макс, это Мако. Двунога пожала мне лапу. Мако. Странное имя. Неправильное. Так что пусть будет Храбрая.* * *
Рыжик и правда привез меня на какую-то базу. Мне было все равно, где умирать – так почему бы и не здесь. Но мне опять не дали. Причем целой толпой. Сначала был Старший. Он удивленно посмотрел на меня, узнавая, но потом решил, что я – это не я, что я просто похож на того, кто был с ними несколько лет назад. Но он все равно крепко обнял меня, прижался щекой ко лбу, прошептал в самое ухо, чтобы Рыжик не слышал: - Ты хороший, я знаю. Ты за ним присматривай, ладно? Он тоже хороший, но просто иногда глупый. Я мысленно вздохнул – как я буду за ним присматривать, если скоро меня не будет? Но Старший все равно улыбнулся мне. Потом они с Рыжиком танцевали. Красиво, плавно, синхронно, размахивая палками и едва касаясь ими друг друга. На них пришла полюбоваться целая толпа, и все радовались тому, как хорошо у них получается. А они сами были удивлены. Даже немного расстроены. Поначалу. Но вот потом они оба были в ярости. Старший кричал на Рыжика, когда они ушли к себе в комнату: - Чак! О чем ты думал, записываясь в этот проект? Неужели ты думаешь, что я тебе позволю управлять Егерем? - А я и не буду у тебя спрашивать! – Рыжик сжимал кулаки и краснел, тоже повышая голос. - Я хотел стать пилотом – я стану им. Стану самым лучшим пилотом. Почему ты не веришь? Я смогу! У меня получится! - Ладно, ты сам решил, - внезапно согласился Старший. Он устало сел на кровать и сжал руками голову. - Но ты не будешь управлять Егерем со мной. Я не соглашусь на это. Ты хочешь стать героем – ладно, но… - Он замолчал. – Я боюсь за тебя, Чак, я не хочу, чтобы ты жил - так. Рыжик сел перед ним на колени. - Ты пойми, я не хочу стать героем… Ладно, хочу, но еще я хочу спасти мир… то есть... послушай, я могу помочь – я сделаю это. Эти инопланетные монстры, эти кайдзю завоюют наш мир, уничтожат нас… Он что-то еще негромко говорил Старшему, а я думал. Я помнил тех чудищ, что крушили мир в первый день моего пребывания здесь. А потом я не раз видел их следы – уничтоженные города, пустые земли. Было страшно и немного стыдно за другую разумную расу, которая опустилась до такого. Но только сегодня подумал о другом. Мы – зачем мы пришли на эту планету? Тоже завоевать ее? Уничтожать всех на своем пути? Не знаю, мне не сказали. А теперь и спросить не у кого. А если все-таки для этого - тогда хорошо, что все погибли. Осталось еще мне умереть – и у местных одной инопланетной проблемой будет меньше. - … если ничего не сделать. Я могу сражаться – и я буду это делать. Ты же делаешь. Они помолчали. А потом Рыжик коварно подхватил меня на руки, всучил Старшему, как мешок с тряпками: - Ты же покажешь нам шаттердом? Нам тут жить. Да, Макс? Я помотал головой – вам тут жить, не мне, но он не обратил на меня внимания и потащил нас со Старшим в коридор. А вот там уже целая толпа просто расцвела улыбками от моего появления. Двуноги светлели душой и сердцем от одного моего вида. Кто-то (самые чувствительные) даже исцелялись от своих душевных недугов, пусть и на время. И я подумал – а почему бы и нет? Почему бы мне не задержаться здесь еще ненадолго – все равно ведь спешить некуда. И сделал шаг им навстречу. А потом и другой.* * *
На базе было весело. Толпа двуногов постоянно шумела во время тревоги и нападения чудищ так, что мне не было слышно даже своих мыслей. Впрочем, в мирное время они шумели еще больше. Но все равно было весело. Двуногов можно было пугать, делая вид, что ловишь их конечности. Они визжали, но больше для вида, а сами радовались игре, как детеныши. За ними можно было бегать, особенно если поблизости не было Ветерана. Он был еще более уставшим, чем Старший, постоянно хмурился и думал о смерти. И моему мысленному внушению, как Рыжик или Храбрая, почти не поддавался. А жаль. Зачем думать о смерти, да еще в такое время? Я же не думаю. Впрочем, Ветерана я видел редко. Он был очень занят, а в свободное время сердился, так что я его не искал. Зато искал других, когда они не были заняты войной с чудищами, вылезавшими из воды. Для войны они применяли громадных железных двуногов, которыми управляли по двое. И вот в этих железяках они пользовались теми способностями, которые были заложены в них природой. Они меняли мир, они управляли временем, они читали мысли, они слышали космос. Правда, после этого всплеска непривычных возможностей мозга они были уставшими и немного не в себе. А может, они уставали не из-за способностей, а из-за боя? Хотя неважно, я все равно приходил их проведать и поддержать, поделиться силами. Ко всем по очереди. - О, Макс, привет, мы тут немного устали, но ты проходи, только к Чаку не лезь, у него ноги и так болят. - Ничего не болят, Макс, иди сюда. Больше всего мне нравилось лечить Старшего и Рыжика, и не только потому, что они считали себя моими хозяевами и кормили меня. Просто после боя они всегда сидели на полу тихие, расслабленные, хорошо молчали и смотрели в одну сторону. Курили одну сигарету на двоих и теснее прижимались локтями. А потом Рыжик засыпал на плече у Старшего, и тот долго сидел, не шевелясь. Впрочем, мог заснуть и он, тогда Рыжик тихонько поднимался, приносил одеяло и укутывал родителя. А во сне они по-прежнему могли читать друг друга, и это было хорошо. - Тшш, Макс, тоже спи. Спи спокойно. Уходишь? К Кайдановским? Да они тоже в порядке. Ну ладно, иди. Потом я навещал Пару. Двуног и двунога, которые были Парой, внушали уважение одним своим видом. После боя они молча пили какую-то гадость, предлагали мне, но я отказывался. Тогда они хмыкали, трепали по голове и начинали что-то вспоминать. Обычно в такие моменты они забывали мое исковерканное имя и называли Джимом, теребя меня за лапу, и спрашивали, не улечу ли я домой. После такого вопроса мне становилось как-то неудобно, словно я их обманывал, скрывая истинную сущность. Я молчал, а они понимающе улыбались и вопросов больше не задавали. Кажется, они вообще умели больше, чем остальные. Они совершенно точно читали мысли. По крайней мере, мысли двуногов. Друг с другом они вслух вообще не говорили. И еще они умели воздействовать на других. Успокаивали, посмеиваясь, и Рыжика, и Храбрую, и Одинаковых не хуже меня – хотя и медленнее. - Что, Макс, Чак тебя совсем замучил, да? Иди сюда, я тебя пожалею, вот, хочешь… - Саш, он уже отказывался от водки, не надо. Он нас и без того уважает, да, Макс? - Уважает, конечно. Нас все уважают. Даже местные. Ладно, Макс, сходи, проведай, как они там. К Одинаковым я ходил редко. Не потому, что не любил их – просто им никто не был нужен. Я приходил к их закрытой двери, стоял и слушал мысли. Помощь обычно не требовалась. Зайти пришлось всего три раза, когда их едва не смыло в море из железного двунога. Никто из них не умел толком плавать. А так им вполне хватало друг-друг-друга. Впрочем, на тренировках было забавно пробежать у Одинаковых между ногами, ловя их мяч зубами. После этого они обычно с криками бежали за мной, а Рыжик мчался за ними, рыча и обещая их убить, если они мне что-то сделают. Но такого ни разу случилось. Мы радостно пробегали по этажу, в целости и сохранности возвращаясь к старту, где нас поджидал довольный и улыбающийся Старший и откровенно ржущие (по их собственным словам) Пара: - Опять не догнали. - В следующий раз догоним, и тогда... - Только попробуйте его тронуть! - Попробуем, да, Макс? Вот прямо сейчас и тронем! - Эй, осторожнее, уши ему не оторвите! Впрочем, иногда всем, кто сидел в железных двуногах, доставалось во время схватки. Тогда я грустил вместе с Храброй под дверями белого помещения, где их лечили. Я поначалу все пытался рассказать, как нужно правильно исцелять – и зализывая раны, и теплом, и взглядом, но меня каждый раз прогоняли, говоря, что я бужу их пациентов. Глупые двуноги. Глоппы натуральные. - Макс, не надо, не вой так страшно, идем пока ко мне, пока их тут лечат? Макс, пожалуйста. С ними все будет хорошо. Храбрая не понимала, что я и так это знаю. Просто не хочу уходить от них. Но приходилось. Зато потом, после выхода, они наперебой меня гладили, переживая, как я без них жил. Мне тоже хотелось их потискать и спросить – а как они жили без меня. Я часто приходил к Храброй. Она плакала в своей комнате, обнимая меня за шею и дергая за щеки, но к этому я привык и позволял ей, потому что ей было нужно. Она постоянно боялась – то за Ветерана, который по-прежнему думал о смерти, или за Рыжика и Старшего, или за Пару, или за Одинаковых, что они не вернутся после боя с морскими чудищами. Или за весь мир, что его уничтожат. Боялась, но все равно шла вперед. Она хотела драться, как и они, но Ветеран ей пока не разрешал. И, выходя за дверь своей комнаты, она всегда делала строгое лицо. Никто бы и не подумал, что она умеет плакать. Я же говорю – Храбрая. - Спасибо, Макс, ты мне помог. Да, про тебя Ньют спрашивал. Он нашел для тебя какую-то игрушку – сама не знаю, где он ее раскопал. Может, Германн дал? У Строгого и Шубутного я тоже любил бывать, хотя им моя помощь не требовалась точно. Они лечили и поддерживали друг друга. Шубутного так обозвала Пара, когда он им рассказывал про чудищ. Они посмеялись, сказали, что видели их и им неинтересно, но он все продолжал размахивать руками и что-то рассказывать им в спины. Строгий постоянно делал строгое лицо, злился на Шубутного, что он разбрасывает вещи и мешает ему, хотя на самом деле был рад ему до чертиков (это по словам Пары. Интересно, кто такие чертики?). Обычно я приходил к ним в кабинет, прятался под столом Шубутного (потому что Строгий прогонял меня со своей половины, хотя там на меня точно не наступали, ничего не проливали на спину и не путали с образцами чудищ из моря). Я все надеялся, что они смогут найти мой мир или хотя бы принять оттуда весточку. Ведь если они нашли мир в море, то и в небе – смогут? - Макс, а у меня тут новые образцы кайдзю! Хочешь, покажу? - Доктор Гейзлер, он вас не понимает! Осторожнее, вы на него сейчас химикат прольете! - Прости, Макс. - Макс, ты лучше погуляй, а то он ведь уронит на тебя что-нибудь! Он из-за этих образцов еще более сумасшедший, чем обычно. Строгий был прав. К тому же они еще ни разу не посмотрели вверх, туда, где мог быть сигнал из моего дома. И я шел к тому, кто слышал все. - Макс, привет. Как ты? Ньют на тебя ничего ядовитого не уронил, Кайдановские еще не споили, Мако не задушила, Пентекост на хвост не наступил, Вей Танги фонарик на голову не надели, Хансены не… - Тут он всегда останавливался, потому что так и не смог ни разу придумать, как они могли меня обидеть. – Пончик будешь? Кофе все равно не дам. Связной шутил. Потому что он сам, по доброй воле (я даже не думал его уговаривать или мысленно влиять) наливал мне в тарелочку ароматный напиток, а потом смотрел, как я его пью. Иногда его на этом ловил Рыжик. Но он не ругался, хотя сам никогда не давал мне его пить – говорил, что вредно, только вздыхал, укоризненно смотрел на нас обоих, махал рукой и уходил. Старший сам иногда приносил кофе, вручая его Связному со словами: - Тендо, сколько я тебе должен за этого кофейного наркомана? Макс опять у тебя все запасы выпил, да? Связной улыбался, принимая стаканчик, говорил, что ничего страшного, что он не дает мне больше, чем нужно. Старший трепал по меня по голове, его – по плечу, и уходил. А Связной рассказывал о мире. О том, что там – в глубинах моря. Или на большой земле. Или за Стеной. Про звезды он не говорил. Он просто молчал, задрав голову, любуясь на черное небо с белыми искорками чужих ему миров, но это тоже было хорошо.* * *
А потом появился он. Тихоня тихоней, но весь привычный мир сразу же изменился. Храбрая добилась права драться за этот мир, хотя не была вполне к этому готова. Так что она опять плакала, тыкаясь мне в шею. Ветеран потерянно ходил из угла в угол, не зная, что сказать. Ведь он по-прежнему не мог услышать даже меня, не то что ее. Рыжик обиделся на Тихоню за Храбрую: как так, он позвал ее читать мысли и слушать космос - и не смог удержать? Тихоня, похоже, тоже обиделся за нее. В итоге они подрались, а она расплакалась. Нет, подраться – иногда хорошая вещь, помогает расслабиться и выпустить пар, но они дрались всерьез, причем не за себя, не за нее – а из-за глупых слов. Глоппы. Впрочем, как подрались – так и помирятся. Вот узнают друг друга получше, выпьют с Парой их гадости, сыграют с Одинаковыми, научат Храбрую смелости, наконец-то услышат Старшего и Ветерана, рассмешат Строгого и Шубутного, победят чудищ из моря плечом к плечу – и все будет хорошо. Уж я за этим прослежу. Потому что теперь это и мой дом. И не потому, что так получилось – а потому, что я так хочу.