Крам долго всматривается в лицо Гермионы. Она видит. Чувствует его взгляд, будто прикосновение к коже. Осязаемое. Ещё несколько секунд — и за такой зрительный контакт он может лишиться чёртовых глаз. Её ничуть не смущает это, более того, Грейнджер знает, почему Виктор так настойчиво сигналит о своём внимании. Ждёт хоть капельку ответа, но она держится холодно и под стать своему статусу.
Не осталось ничего от той маленькой Гермионы. Он может не искать.
— Что ж, — вперёд Крама выходит кто-то из его делегации. — Наконец мы услышим вердикт.
Гермиона цокает каблуками высоких чёрных сапог, кожаная юбка элегантно обтягивает её бёдра, показывая незагорелую кожу под глубоким разрезом. Ей совершенно не нравится этот мужчина. Слишком высокомерен, отнюдь не умён, и его неуёмное эго скачет далеко впереди него, контрастируя с реальностью. Выскочка, заставляющая Грейнджер слегка стиснуть зубы и улыбнуться.
Все козыри всё равно у неё в рукаве.
— Вы не в том положении, чтобы ставить условия. — Гермиона останавливается — держит дистанцию.
Остальные, кто прибыл вместе с Крамом, встают со своих мест.
— Насколько мне известно, для этого и существуют аудиенции типа этих. — Он обводит взглядом гостиную Малфой-мэнора и таращится на Грейнджер.
Точнее, даже чуть ниже — где неглубокий вырез на её лёгкой блузке. Ещё один претендент на лишение зрения. Только тут она сделает это с садистским удовольствием.
— И они проводятся с лидерами, а не с вами. — Напускная формальность и надменный тон делают своё дело — злят, выводят из равновесия — Гермиона наблюдает за этими метаморфозами на его лице, пока Крам не делает шага вперёд с желанием отпихнуть особо говорливого
джентльмена.
— Тогда что именно не устраивает? — Виктор осекается, будто говорит что-то не то, но Гренджер в целом всё равно. Она приподнимает голову, и их взгляды сталкиваются.
— Болгария хочет слишком много свободы. — Она не отводит глаз. Не боится и не прогибается. Как бы кто ни старался.
— Я бы сказал — требует, — не унимается тот, и Виктор осаждает его взмахом руки.
Двери позади Гермионы открываются. Веет холодом и тёмной магией. А ещё дикой энергетикой, доминирующей силой, подобной гравитации, которая подчиняет. Сдавливает горло и перекрывает поступление кислорода напрочь.
Все тут же оживляются, высматривают грозную фигуру, что недолгие несколько шагов скрывается в тени коридора.
Драко Малфой. Хозяин поместья. Тот, кто решает вопросы международного сотрудничества в эти годы абсолютной Преисподней. Гермиону тешит их реакция: неприкрытый страх и сомнение. Любая уверенность меркнет перед лицом смертельной власти.
— Для того, чтобы требовать, — начинает Гермиона, — следует исполнять пункты, принятые полгода назад. Это не односторонняя сделка, здесь нет игры в одни ворота.
Крам молчит. Потому что она права. Драко равняется с ней, его взгляд направлен на Виктора. Они жмут друг другу руки, и Грейнджер с еле заметной улыбкой отмечает: Малфой автоматически чуть загораживает её, будучи впереди. Даже эта ничтожная пара сантиметров — она уже под его защитой.
— Может, тогда Тёмному Лорду сменить
заумный состав своих недополитиков? — взрывается. Тон язвительный, упрямый, как животное, попавшее в ловушку и пытающееся из неё выбраться. Он смотрит на Гермиону. Прожигает взглядом — бесполезная попытка пробить её спокойствие.
— Берг! — рявкает Виктор, косо на него смотря.
— Хм. — Она улыбается, опускает кожаную папку с бумагами, стреляет глазками по напряжённым Малфоевским плечам и еле сдерживает ядовитую ухмылку. —
Вот теперь он попал.
Говорит негромко. Позволительно и вальяжно. Потому что Гермиона на своей территории.
Драко не интересует Крам. Какое бы прошлое они ни разделяли, Виктор остаётся пшиком. Человеком, держащим на плаву адекватность Болгарии в суровых реалиях правления Тёмного Лорда. Он уже давно знает,
что надо держать язык за зубами.
— Тц, — Берг шипит, выдёргивает руку из хвата своих же коллег и тут же скрючивается от боли. —
Кха!
Остальные отходят. Врассыпную. Ибо если это простой Круцио, то не всем понятно, почему им становится так же плохо. Боль. Везде.
— Малфой, прошу, — Виктор вытягивает руку, — разрешим эту ситуацию без жертв.
— Тебе следует тщательнее выбирать людей, с которыми ты приходишь не только в мой дом, но и на любого рода переговоры. — Он переводит на него взгляд, и Берг свободно вздыхает, будто с его горла убирают удавку.
— Болгария не может исполнять всё, чего вы требуете в такие сроки, — говорит спокойно, но напряжение в теле просматривается невооружённым глазом.
Малфой шумно выдыхает. В его поведении не читается и крохи агрессии, но более никто даже рта не раскрывает. Гермиона чуть щурится, смотрит, как Берг еле поднимается на ноги после встречи с Круциатусом, и в её глазах пляшут черти. Пусть знает своё место, раз не понимает хорошего тона без демонстрации силы.
— В ваших интересах сделать всё, чтобы соблюдать эти сроки. — В его планы не входят поблажки. — Иначе Болгария не представляет интереса для Тёмного Лорда, а значит, перестанет входить в программу защиты. Это понятно?
Гермиона поджимает губы и протягивает папку обратно. Краму не нравится выглядеть тем, кто унижается и просит. Умоляет, если точнее. И Грейнджер видит, как желваки ходуном ходят от силы стискивания его челюстей. Но как бы грозно он ни смотрел, что бы ни делал и прыскал своим недовольством — он всегда проиграет.
— Если это всё, — Гермиона привлекает внимание Виктора, — то вас проводят к выходу.
И пускай Грейнджер имеет в виду свою любимую эльфийку Рики, в зале с негромким гулом появляются двое. Уверенной походкой, словно сошедшая с подиума, Пэнси идёт в их сторону и улыбается, проводя кончиком языка по верхнему ряду зубов.
— Нам с мистером Ноттом нужно переговорить с вами, — делает акцент на последнем слове она, — поэтому с радостью провожу наших болгарских коллег.
Тео позади ухмыляется. У Пэнси хорошее настроение, и лицемерие струится из её слов так мягко и приятно, что, не знай он её, подумал бы, что она питает к ним тёплые чувства.
Драко несильно задирает подбородок и кивает в знак согласия. Нотт переглядывается с ним, ждёт, пока Крам не замкнёт колонну, и следует за Пэнси. Гермиона смотрит им вслед с подозрением и переминается с ноги на ногу.
— Они только из Будапешта, — кидает она комментарий. — Что-то серьёзное?
— Ситуация сложная, но решаемая, — отвечает Драко и поворачивается. Они остаются одни. — У тебя сегодня встреча с Уизлеттой.
— Да, — кивает Грейнджер.
— Ты можешь не ходить, если не хочешь. — Малфой поднимает руку и заправляет ей за ухо кудряшку. — Эта идея носила сомнительный характер ещё со времён её первого упоминания.
— Нет, я должна. — Гермиона нежится под его ладонью. — К тому же смена обстановки и людей пойдёт мне на пользу. Но соглашусь. Результата не будет. Во всяком случае — не сегодня.
— Тогда тебе стоит дождаться меня. Я сделаю.
— Я вполне самостоятельный человек, могу себе позволить сменить отдых на работу. — Грейнджер делает шаг к нему, жмётся к груди, скользя ладонью за широкую спину. — Но, признаться честно, никогда не устану смотреть, как ты ставишь людей на колени.
Он усмехается, уголок губ дёргается, и Драко опускает голову, смотря на Гермиону. Даже на каблуках она не настолько высокая, чтобы сравниться с ним. Маленькая, хрупкая, но слишком сильная, чтобы иметь над ней безграничную власть. Его буквально выносит от того, с каким восторгом она на него смотрит. Сочащаяся хитростью, Грейнджер понимает, насколько сильное влияние имеет на него. И стоит отдать должное, она никогда этим не пользуется.
Драко хмыкает, его ладонь жадно стискивает ткань её блузы, и он крепко прижимает Гермиону к себе. Отпускать явно не собирается. И млеет, словно кот под мягкими лучами солнца.
— Меня больше привлекает, — тихо шепчет он, — когда на коленях стоишь ты, — и тянется к Грейнджер, захватывая её губы.
Вкус силы, подчинения и холода. Его ласка всегда отзывается в ней таящим льдом, за которым распаляется самый настоящий пожар. Малфой наклоняется и посасывает нижнюю губу Гермионы, зацеловывая и снова приникая к её рту. Податливая, нежная, она отвечает ему покорностью и сластью, которая ему так нравится.
Грейнджер тихо чмокает, — этот звук бьёт эхом по слуху, низ живота тянет. Хочется тереться. Прижиматься промежностью к его колену, что так удобно расположено между её ног. Она обнимает Малфоя сильнее, забывая обо всём. Проводит пальцами по крепкой шее, прочёсывает у кромки волос, и мысли о том, что ей куда-то там надо идти, — разбиваются вдребезги.
— Болгары только за порог, а вы уже занимаетесь непристойностями, — шутливый тон Нотта остужает, но совсем мало.
Драко прерывает поцелуй первым, выпрямляется, но Гермиона явно никуда не спешит и в целом чувствует себя вполне комфортно. Облизывает губы, улыбаясь. Ресницы дрожат на прикрытых веках, и когда она открывает глаза, то умудряется встать на носочки при каблуках и в последний раз впечататься в Малфоевские губы, жарко кусая. Вынуждая его шумно и резко вдохнуть воздух, скрывая за этим тихое шипение.
— До встречи. — Она слизывает капельку крови с его губы и подмигивает, отстраняясь.
Тео задирает подбородок с елейной ухмылкой. Грейнджер перенимает от Драко столько дерьма, что его забавляет то, как она ведёт себя с ним. Неприступная крепость, которая крошится рядом с Малфоем, стоит только ему прикоснуться.
Он добродушно кивает ей и тут же косится на Драко. Тот провожает Гермиону взглядом и медленно проводит большим пальцем по губе. От таких глаз и у Нотта мурашки по позвоночнику идут, что дёргается плечо.
— Полегче, вы всё-таки не одни, — усмехается он, и тишина в зале наполняется возгласом Пэнси:
— У нас наклёвывается проблема, Драко. — На её счастье, двери захлопываются за спиной, и Гермиона этого не слышит, пропадая из виду.
Взгляд Малфоя меняется за секунду. Он смотрит на Пэнси сурово и холодно, будто подожжёт на месте Адским пламенем. Грани между мягкостью с Грейнджер и ублюдской жёсткостью со всеми остальными прослеживаются настолько чётко и ясно, словно можно ухватиться рукой за едкий туман. Тео цокает, замечая это.
— Вырисовывается новый лидер сопротивления, — объясняет он, — и пока его личность остаётся загадкой, а лозунги — надежда на лучшее, решать международные вопросы становится труднее.
— Внутренние конфликты не сыграют на руку, — продолжает Пэнси. — А нам нужно увеличивать влияние. Куда, кстати, ты отправил Грейнджер? — Она хмурится, оборачиваясь. Уровень её доверия Малфою настолько высок, что она не следит за словами. И даже не видит недовольства на его лице.
— Меня интересует результат, — выдыхает Драко, и Тео вместе с ним. — Никаких загадок и напрасных обсуждений.
— Мы там почти прописались, — фыркает Паркинсон. — И без тебя знаем, что нужно делать. Однако отчёт требуется тебе, поэтому слушай.
— Пэнс, — Тео кладёт руку ей на плечо.
— Хм. — Малфой усмехается, выгибая одну бровь. — Пусть говорит.
— А то, что твоя Грейнджер встретится с рыжей и вполне может вспомнить старые деньки. — Паркинсон тяжело дышит, сжимает кулаки и еле сдерживается, чтобы не повысить тон. — Благочестивый Орден, от которого остались ошмётки, может стать реальной угрозой, если ты не перестанешь смотреть на неё сквозь розовые очки и…
х! Кха!
— Блядь. — Нотт дёргается вместе с Пэнси, не разжимая пальцев на её предплечье.
Она кашляет, тянется ладонью к горлу и почти плачет от отсутствия возможности сделать хотя бы вдох. Перед глазами мутнеет, сквозь пелену слёз картинка сразу становится размытой, но грозная, непоколебимая фигура Драко остаётся большим чёрным пятном.
— Ты должна выполнять свою работу, Пэнс. — Она падает на колени, когда Малфой говорит с ней. — В твоём мнении я не нуждался.
— Это можно было решить и без физического воздействия, — Тео почти цедит сквозь плотно сжатые зубы.
— У вас два дня, — отчеканивает Драко. — Решите свои вопросы здесь и отправляйтесь обратно, пока Венгрия не примет наши условия.
***
Они обе — две части одного Мира. Но сейчас полные противоположности, и разница велика настолько, что рябит в глазах. Гермиона наблюдает за Джинни издалека. Её, всегда яркую, заметную, сейчас легко потерять на фоне осеннего Лондона и пожелтелой листвы. Пасмурное небо на контрасте веет тоской и безысходностью, а Джинни всё ещё пытается оставаться маленьким солнцем.
Она напряжена, топчется у поворота в тупик между домов. Оглядывается и постоянно держит руки в карманах куртки. Гермиона выдыхает, отталкивается от стены и делает шаг. Слабый порыв ветра поддевает полы её чёрного пальто, развевает кудри, но ничуть не морозит. В отличие от Джинни, прижимающей плечи к шее. Она осматривает улицу и наконец находит взглядом Грейнджер.
— Ты всё-таки пришла, — без приветствий говорит она, и Гермиона слышит в её голосе столько боли и разочарования, что в груди спазмом сковывает лёгкие.
— Скорее, наоборот, — подмечает она, — ты здесь по моей инициативе.
— Не важно, — хмыкает Джинни. — Я тебя вижу, и мне очень хочется выпустить в тебя Аваду.
— Ожидаемо, — качает головой Гермиона. — Отойдём? Не очень хочется продолжать разговор у всех на виду.
— Зависит от того, каких итогов ты хочешь. — Джинни таранит её взглядом, словно плавит кожу.
— Меня интересует всё, что не связано со смертью, — выдыхает Гермиона. — Сколько раз повторять, что я не враг тебе? Вам.
— Теперь ты так заговорила? — Уизли вскидывает руки. — Об этом надо было раньше думать, а не метаться между двух огней и выбрать не ту сторону.
— Ты ничего не знаешь. — Грейнджер благодарна собственной выдержке и спокойствию.
— Конечно, — улыбается Джинни, а потом смеётся в истерике. — Какой там ещё информации не хватает? Малфой — шпион, он поможет Ордену, мы почти у цели, у него нет выбора, придётся то, придётся сё… — Она смотрит на Гермиону с таким гневом и обидой, что между ними ощутимо натягивается тонкая нить. Связь, грозящая разорваться. — О, Джинни, я не знаю, что мне делать, я присела на его член и теперь запут…
Глухой звук удара нечётко слышится в тупиковом переулке. Да их обеих и не видно толком под таким пасмурным гнётом. Джинни больно ударяется спиной о кирпичную стену и начинает кашлять. Грейнджер давит на её горло предплечьем, словно хочет сровнять с влажной поверхностью, и во взгляде искры.
— И почему вы все не умеете держать язык за зубами? — Вот теперь Гермиона зла. — Если ты такая тупая, то продолжай купаться в скорби и страдании, пока вокруг вырастет империя, где выжить не сможет даже чёртово растение.
Джинни еле дышит, плотно стиснув зубы. На глазах слёзы, а руки цепко держат Грейнджер за пальто. Между ними пляшут молнии, и знакомое чувство вины начинает больно кусать изнутри. Гермиона шикает и отталкивается от Уизлетты, встряхивая руки, будто только что испачкалась.
— С некоторыми вещами нужно смириться. — Грейнджер сглатывает слюну. — В твоих силах попытаться сделать лучшее в худших условиях, а не пытаться найти во мне врага. — Джинни зло и непонимающе на неё смотрит. — Потому что, если бы я была заинтересована в твоей смерти, давно бы убила.
Ей удаётся сказать это и найти в себе силы уйти, ни разу не обернувшись. Предположения Гермионы подтверждаются, толку от разговора ноль. Старые корни ещё не отмерли, не отпустили. И она силится понять Джинни, не злиться на её эмоции. Но чаша весов перевешивает в том месте, где вырисовывается граница их интересов.
Почему-то Гермиону никто не хотел понимать. Никто не читает между строк, не видит очевидного, где в захваченном мире всё ещё есть жизнь.
Ведь она — прямое этому доказательство.
***
Когда Гермиона возвращается домой, Рики сообщает, что хозяин уже освободился, но всё ещё находится у себя в кабинете. Драко часто так делает, если хочет о чём-то подумать. Просчитать ходы. И пока Грейнджер решает, чего хочет сама, Рики продолжает без умолку перечислять, что уже было готово для неё.
— А ещё мистер Малфой собирался с вами о чём-то поговорить, — выбалтывает домовиха, вызывая в Гермионе интерес.
— Что-то конкретное? — уточняет она.
— Рики не слышала, только маленький кусочек. — И жмёт плечами в ответ.
— Хм, спасибо. Я разузнаю сама, — кивает Грейнджер.
— Я ещё могу чем-нибудь помочь?
— Всё в порядке, я справлюсь, — ласково прощается она. — Ты можешь отдохнуть, Рики, — и её улыбка греет сердце Гермионы даже после того, как та аппарирует.
В тёмных коридорах тишина, и её шаги слышатся отчётливо. Картины молчат, а тусклый свет сохраняет красивую статику. Грейнджер останавливается у двери в его кабинет, но почему-то заходит не сразу. И вопреки обычной наглости, прежде чем открыть створку, тарабанит по ней ноготками.
В помещении царит полумрак и потрясающе пахнет. Этот аромат кружит ей голову, словно Драко распыляет Амортенцию по всему кабинету. Закрыв за собой, Гермиона замечает его в кожаном кресле с сомкнутыми веками. Он даже не реагирует на её присутствие, но наверняка знает и чувствует, что это она. Иначе Малфой не мог. Всегда начеку.
Здесь сосредоточено столько тайн, находится бесчисленное количество важных документов и книг, надёжно скованными чарами, что Гермиона мнёт губы и сглатывает слюну от любопытства.
Ничего из этого она в глаза никогда не видела.
— Грейнджер, — выдыхает Малфой, и она видит, как он устало на неё смотрит, а потом снова закрывает глаза.
— Рики сказала, что ты тут. — Она приближается к его столу, огибает его и скользит пальцами по самому краю. — Хотела сообщить в более рабочей обстановке, что разговор не состоялся.
— Хм. — Он спокоен, как сытый удав. — Отчитываешься, что-то новенькое.
— Ты же главный, — напоминает она и опирается на столешницу. — И тебя не стоит сильно злить.
Малфою необязательно её видеть, чтобы услышать иронию в голосе. Он вслепую тянет к ней руку, и Гермиона подставляется. Даёт себя сдвинуть и оказывается между его ног. Широко раскинутых мощных бёдер, на которых натянута ткань классических брюк. Её взгляд бегает по нему, пока Драко опускает ладонь вниз и щекочет её прикосновениями. Пока не добирается до выреза на ноге.
Открывает глаза и смотрит в одну точку: туда, где нежно мнёт кожу пальцами, забираясь под подол юбки.
— Иди сюда. — Малфой выпрямляется и подбивает Гермиону под колено.
Она валится на него по инерции и не очень-то протестует. Ни его рукам, ни губам, ни голосу. Драко задирает юбку, кончиком носа чертит линию на кружеве её трусиков, и её чуть ли не начинает лихорадить от возбуждения, скапливающегося между ног. Он хмыкает, проводит обеими руками вдоль её бёдер, стискивает ягодицы и наконец тянет вниз трусики. Ловит момент, когда это сделать удобнее всего.
Грейнджер покачивается на одной ноге и спустя секунду даёт белью упасть. Теперь Драко встаёт с места и хватает её в области тазовых, усаживая на стол. С задранной юбкой и без трусиков она нравится ему ещё больше. Какой бы сучкой ни была.
— Ты хотел… — Она отвечает на его поцелуи и стягивает пиджак, — о чём-то со мной поговорить.
— Мгм, — соглашается, гладит её ноги и, терзая губы, расстёгивает штаны. — О том, что таких, как ты, нужно жестоко наказывать за неповиновение.
— И в чём же… — Он затыкает её недовольство, сталкивается с её тёплым языком, ласкает, пока воздуха в лёгких начинает значительно не хватать. — Я провинилась?
Но Драко не спешит отвечать. Он проводит рукой по члену два-три раза, и, смотря за ним, Гермиона ёрзает по столу. Сильнее стискивает его ногами, пока Малфой не сдвигает её чуть ближе к себе.
— В том, — он направляет себя, скользит в её выделениях и смазке, и голос сразу меняется, — какие планы ты проворачиваешь за моей спиной.
— Чт…
Ах! — Её вопрос тонет в стоне, а Малфой толкается в горячее лоно, сдержанно выдыхая от разрастающегося по телу удовлетворения.
Как и всегда, ему сносит крышу от удовольствия. От её стонов и криков. Рук, что нежно обнимают. От того, как Грейнджер забывается, будучи с ним. Сжимает его, сумасшедшая, двигается в такт и скрещивает ноги за его спиной.
— Притихни на время, — предупреждает он. — Вызываешь подозрения.
Она любит и ненавидит его одновременно. Драко говорит нужные вещи, но так не вовремя, что хочется его чем-нибудь стукнуть. Он выбирает идеальный угол проникновения, двигается и будто увеличивается в ней из-за возбуждения, что она не может соображать. Быть в здравом уме, трезвой памяти или вообще быть.
Её переполняют чувства, вырываются криком изнутри, дают ей сил и ведут в тёмный омут с головой вопреки рассудку. Последней каплей становится одно маленькое невербальное — и она полностью обнажена перед ним. Беззащитна, уязвима и полностью отдана Малфою.
Он наполняет каждую клеточку её тела, целует, и от переизбытка ощущений Гермиона кусает его снова. Тянет на себя и проявляет инициативу. Зализывает ранку, скользит по подбородку и оттягивает ворот рубашки в сторону. И вроде бы она не совсем видит, не может сконцентрироваться, но знает точно — Драко никогда не убирает оставленные ей следы.
Когда он доводит её до такого состояния, она не может сдержаться. И там, где красовались пятна от засосов, она снова кусает. Оттягивает бледную кожу его шеи, зажимает зубами и ласкает языком.
Грейнджер любит кусаться. И Малфой пропускает через себя чуть ли не разряды молнии, когда она так близко к нему. Когда оставляет на нём ранки, а он сцеловывает с её губ собственную кровь. Вне её он мог быть кем угодно — уничтожать миры, но она будто каждый раз запускает в него свой яд. Он дурманит круче любого зелья и вызывает чёртово привыкание.
И хочется ещё и ещё.
— Д-драко! — Она пищит, стискивая зубы. — Оу!
Он входит до упора. Останавливается, покачивая бёдрами, и замирает. Гермиона тихо шипит, стоит коснуться пальцами её мягкой плоти. Пройтись по нежным губкам; раздвинуть их, собирая влагу фалангами. А она вся дрожит от того, как он массирует набухший клитор. Дёргается от чувствительности, когда он задевает нервные окончания.
—
Ш-ш. — Она до боли кусает свои губы и тянется к его уху. — Я сделаю, как ты скажешь. Всё что угодно.
Господи, да.
— Хм. — Он любит слушать её в такие моменты, настолько, что сопротивляться этой бешеной пульсации становится невозможно. — Тогда кончай, прямо сейчас.
И если существуют слова, способные подчинить сильнее Империо, то Гермиона уже попала под их влияние. Оно живёт в ней, течёт по венам раскалённой лавой. Потому что она ничего не может поделать со своими чувствами; не переспорит собственную справедливость.
И, бросая монетку, не выберет чью-то сторону. Там, где удача отворачивается от мира, галлеон выпадает на
ребро.
Аверс. Реверс. Всё одно.
