***
…– Гарри… – мурлычущий голос над ухом. Раннее утро, и так не хочется вставать, – Гарри… Поттер, вставай! – Да ну тебя… Ещё так рано… – Ничего не рано! Самое время, ленивец ты этакий. – Совести у тебя нет, Северус… – Я слизеринец – мне она не положена. Вставай! – и любимые руки безжалостно сдёргивают одеяло… Сильные руки, ловкие пальцы, сухие губы. Насмешливые чёрные глаза. Лёгкий запах полыни и петрушки. И тепло-тепло-тепло. Оно изливается из глаз, слышится в словах, видится в жестах. Оно обоюдно. И тебе, наконец-то, есть кого греть и о кого греться. …– И чего ради ты напился? – голос спокоен, хотя его обладатель себя таковым не чувствует. Он нашёл партнёра в полу-вменяемом состоянии и сильно за него испугался. И сейчас, когда зельевар проспался, Поттер желал получить объяснения. Хоть какие-нибудь. – Это не твоё дело! – Северус раздражён и рассержен. А ещё растерян и немного напуган. И пытается за первым скрыть второе. Но уж кто-кто, а Поттер его эмоции читает без особого труда. – Нет, моё, – он знает, что если позволить Снэйпу сейчас сдать назад, то выковыривать его из скорлупы придётся долго и упорно. Лучше уж получить по башке за назойливость, – Уж если ты настаиваешь на полной откровенности с моей стороны, то будь добр и сам не врать. – Хорошо, – внезапная покладистость вызывает подозрения. Впрочем не напрасные, – Я, Поттер, вчера, в компании таких же тварей, вырезал маггловскую деревню. Беззащитных людей, не способных мне ничего противопоставить. Я даже не убийца, я хуже! Что ты теперь мне скажешь?! – Я люблю тебя, – Поттер спокоен, и это спокойствие сбивает начинающуюся истерику его собеседника, – Я люблю тебя, и мне плевать сколько крови у тебя на руках. Если это нужно, что бы ты возвращался ко мне живым – то пусть умрут хоть все люди на земле. – А как же «Всеобщее благо»? – Вот уж не думал, что я так похож на Дамблдора!.. Сны можно было бы списать на гормоны – благо возраст подходящий, вот только… главным в снах был далеко не секс. Там была поддержка, чёткое знание – он примет тебя любым, так же как и ты его. А ещё – липкий мучительный страх. Страх не удержать хрупкое и ломкое счастье.***
– Вы бредите, Поттер? – маска возвращается на место, ибо сейчас не время для живых эмоций, вот только… поздно. Противник успевает заметить этот крошечный шаг назад и интуитивно-правильно его понять. – Нет, похоже не брежу, – улыбка почти безумна, но в ней столько облегчения, что разглядевший его Снэйп просто не решается… ни на что. Он, в конце-концов, тоже человек. – Для этого разговора сейчас – не время и не место! – Значит нужно сменить дислокацию! – и, еле уловимым движением сократив расстояние между собой и профессором, Поттер схватил его за руку и аппарировал.***
Старый обшарпанный подвал, освещённый тусклой и голой лампой – конечная точка аппарации – буквально расцвечивается вспышками заклятий. Начал Снэйп – не слишком удачная, но всё же попытка сохранить в тайне то, что должно быть похоронено. Только разве ж можно отвязаться от Поттера такими примитивными приёмчиками? И Северус проигрывает – не потому даже что дуэль перешла в ту стадию, когда для победы противнику нужно причинить серьёзный вред, а он никогда не сможет навредить Гарри. Нет. Он проигрывает потому, что не хочет выиграть. Потому, что уже отступил. И Гарри, неожиданно для себя, попадает по нему простейшим Ступефаем. Снэйп отлетает к стене и оседает на пол, даже не пытаясь встать. Всё… Всё. Гарри опускается на колени рядом с ним. Берёт руку зельевара и невесомо целует в изгиб кисти. Северус судорожно втягивает воздух, но не пытается отстраниться. – Почему я помню вкус твоей кожи, хотя не должен? Почему я читаю тебя, как книгу – так, будто мы давно вместе? Почему ты мне важнее, чем друзья, чем соратники, чем враги? Почему ты видишься мне везде, где бы я ни был? Наваждение моё… И Снэйп вздрагивает – мучительно, обречённо – и притягивает вихрастую голову к груди, зарываясь носом в волосы. Наваждение моё… Не это ли он говорил себе весь поттеровский пятый курс, наблюдая за резко выросшим юношей с мудрыми, но старыми глазами?... Не это ли он шептал, когда, в сентябре шестого курса, ругань с пойманным после отбоя гриффиндорцем переросла сначала в поцелуй, а потом и в бурный секс в ближайшем классе?... Не это ли он твердил в ответ на все признания парня, почти переселившегося в его комнаты?... Не это ли повторял себе, когда, стерев Гарри память по приказу Дамблдора, видел во сне зелёные глаза, тёплые и насмешливые?... – Наваждение моё… – Было ведь что-то большее, правда? – и смотрит пристально, не умоляя, но будто препарируя, – Что-то большее, что-то важное. И Снэйп в очередной раз сдаётся. – Было. Ты не должен был вспомнить, но что-то пошло не так… – он встряхивает головой, избегая смотреть на странно-спокойного Поттера. – Почему? – Я не знаю. Заклинание было достаточно сильным… – Нет, – прервал объяснения парень, – Почему? – Слишком опасно для тебя. Было бы лучше, если бы… – Дамблдор? Ты ведь сейчас его слова повторяешь, не свои. Самому тебе такая дурь в голову бы не пришла, – недолгая тишина, в которой слышно как Северус осторожно перебирает чёрные прядки, – Память можно вернуть? Северус отрицательно качнул головой. Заклинание, которое он использовал, не блокирует воспоминания как Обливейт. Оно их стирает. И Гарри не должен был сохранить даже те обрывки, что имеет сейчас. Но, видимо слишком сильно он цеплялся за них, слишком это было для него важным, слишком личным, слишком глубоким. – Ты ведь понимаешь, что повторно у тебя этот трюк не получится? Ну, если конечно ты не собираешься оставить меня совсем без ума. Конечно понимает. Он, всё ж таки, Мастер Менталистики. Ещё одно подобное заклинание – и Поттер займёт место в палате рядом с Локонсом и Лонгботтомами-старшими. – Ты ведь не отстанешь теперь, Поттер? – А ты бы хотел? – Но что нам делать? По планам директора я должен отправиться в конце года на тот свет, вдохновив тебя этим на подвиг. – А вот без этого козла мы не разберёмся! – Ты – кресстраж Волдеморта. – Чухня! Не может одушевлённое существо быть кресстражем. Осколок через пару лет начинает сливаться с душой носителя. – Откуда знаешь? – Здра-а-асте! Кресстражи придумал Авингерион Блэк. Попробовал на себе, после чего настрого запретил потомкам маяться дурью. И книжечку соответствующую в библиотеке оставил, – Гарри внимательно вгляделся в чёрные глаза зельевара и тряхнул чёлкой, – А тебе этот старый пердун небось втирал про силу любви и самопожертвования. – Прости меня. Я думал, что так будет лучше для тебя. – Я тебя люблю. И поэтому ты не имел права решать за меня. – Прости. – Прощаю, – он немного помолчал и вдруг продолжил совершенно иным тоном – Как закончится это пародия на войну – я тебя таки окольцую! – А? – Бэ! – и искренне, хоть и немного истерично заржал глядя на удивлённого Снэйпа. Всё. Теперь всё будет хорошо. Будет только для того, что бы никто больше не сумел их разделить. В конце-концов – кто и когда мог остановить Поттера?