Тик-так.
Карман ощутимо оттягивает талисман многолетней давности. И я по старой привычке по-хозяйски похлопываю по нему, а затем, одернув блестящий лацкан формы, отрываюсь от созерцания манящего зимнего пейзажа и поднимаюсь на ноги. Пассажиры в этом году выдались не шибко активными: всего-то пару часов на знакомства, попытки причинения ущерба несчастному вагону, удивленные возгласы к ранее невиданным диковинкам, начиная от пестрящих разнообразием видов за окном и заканчивая мастерством наших кулинарных дел мастеров, и вот детишки, все как один, уже преспокойно сопят на удобных двухместных диванчиках. За всю смену ни одного маломальского конфликта, ни одной стычки, что уж говорить о драках! Не то, что в прошлом году, там больше думал о том, как в живых остаться да последние волосы не растерять. Поэтому, как бы непривычно все не выглядело, но разовое спокойствие ради разнообразия не помешает. Даст Бог, так мирно, без эксцессов и доберемся до Северного полюса. Главное, чтобы без опозданий, иначе какой из меня кондуктор — так, одна фуражка с часами. Миновав вагон с жуткими, и по сегодняшним для меня, сорокалетнего, меркам, разномастными куклами, попадаю, пожалуй, в самое загадочное место этого поезда. Хрупкие стеклянные сферы, хранящие в себе крупицы Рождества со всей земли, надежно сокрыты в его пыльных недрах. В тот раз, в свою первую поездку, я не успел как следует их рассмотреть, но, думаю, если бы это было возможно сейчас, то такое занятие отняло бы у меня часы, дни, а то и недели. А время в нашем деле — штука неимоверно важная! Поэтому, отринув соблазн и критично обведя взором помещение по периметру, доверху забитое подсвечивающимися в кромешной тьме миниатюрными моделями, удаляюсь прочь. Совершенно не замечая того, как одна сфера, сверкнувшая ярче остальных, попрощалась со мной желтой варежкой знакомого с детства снеговика с щербатой улыбкой, упрятанного в своих стеклянных глубинах.Тик-так.
Очередная дверь медленно отъезжает, и я останавливаюсь на секунду, прежде чем пройти внутрь. Непроизвольно щурюсь оттого, как на контрасте с предыдущим темным царством меня встречает ярко освещенный зев вагона-ресторана. Изнутри он кажется гораздо теснее, нежели снаружи. Все из-за того, что вокруг слишком много до блеска натертых столиков, стоящих вплотную друг к другу, а также кухонных шкафчиков, плит с большими медными цилиндрами кастрюль поверх и иной кухонной утварью, в которой я не особо разбираюсь. По сакральному обиталищу каждого сотрудника пищевой отрасли раздается недружный мужской гогот. Повара-кондитеры и официанты с неутомимыми пружинами в ногах, выполнившие свою норму с лихвой, давно халтурят в импровизированном кружке, пуская старые анекдоты (прошу заметить, не теряющие при этом актуальности) по кругу и периодически стукаясь кружками. Все поздравляют друг друга с наступающим праздником и долгожданными выходными, на заднем фоне всеобщего ликования по радио похрипывает Синатра с въедливым умиротворяющим и абсолютно неотделимым от Рождества хитом «Let it snow». Кулинар преклонных лет, по всей видимости уставший от нескончаемых разговоров, подпевает старине Фрэнку, неспешно протирая кружки. Пожелав сплоченному коллективу в белых колпаках и фартуках хорошего отдыха и поблагодарив за работу, интересуюсь, не осталось ли чего горячего от мелких негодников. Ответ все того же старшего шоколатье радует: в хлебной корзинке находится с пяток похрустывающих слоенок, а в кастрюле — глинтвейн аж на два бокала.Тик-так.
Сверяю часы — удовлетворительно. Напоследок желаю всем счастливого Рождества и в приподнятом настроении вышагиваю к головной части поезда. Здесь в поте лица черпают уголь и творят движение мои верные друзья, даже по истечении тридцати лет не растерявшие энтузиазма и вкуса жизни. И если с Холли, запомнившейся мне маленькой решительной девочкой с косичками, в розовой ночнушке, а теперь — умело управляющимся многотонной махиной на парах машинистом было все вполне ожидаемо (для меня, по крайней мере), то выбору хвастливого очкастого мальчишки можно было только подивиться. В один из слякотных дней, когда я только-только начал принимать на себя новую роль, он в своих чудных выпуклых очках и с портфелем наперевес, доверху набитым чертежами, ворвался в депо. Наш Всезнайка настоял на том, что ни один экспресс, будь то реальный или волшебный, долго не протянет без квалифицированного инженера-механика. И им всенепременно должен был оказаться он и никто иначе. В конечном итоге, мне и Холли, и Билли, изможденным нудной лекцией в пару часов, пришлось с ним согласиться. Кстати о Билли, после нашей встречи в канун Рождества в далеком тысяча девятьсот пятьдесят шестом, он стал первым, кого я смог найти — всё-таки большая удача в том, что мы были из одного города и я знал его точный адрес. Труднее оказалось с Холли — она жила дальше остальных, и на переживаниях о потерянном подарке Санты мы так и не выяснили: ни где ее дом, ни какой у нее номер телефона. Но и тут ситуация разрешилась: родители не особо вникнувшие в смысл нашей «немного» измененной истории знакомства, предложили подать объявление в газете. Так получилось, что с Холли мы мыслили одинаково, и воссоединение не заставило себя долго ждать. Что касается Всезнайки, то он нашел нас самостоятельно, а как — осталось его большим раздутым от самомнения секретом. — Ну и? Никто не желает перекусить? — понимая, что вряд ли кто обратил внимание на мою скромную персону, обтирающую лестницу в надежде, что ее самостоятельно обнаружат, настойчиво протягиваю поднос с едой и напитками, — Так на вас не похоже. Наконец, заметив мое присутствие, машинист и инженер отлипают от своих приборов и с благодарными улыбками разбирают предложенное угощение. Мало того, я едва успеваю выхватить одну булочку, как изголодавшийся умник наваливается на еду. — Фпафибо, дружиффе, — с набитым ртом отвешивает поклон и, едва не подавившись, быстро запивает остатки пищи горячим глинтвейном. — М-м-м, что может быть лучше? Между прочим, — неожиданно встряхивается он, — а вы знали, что последние исследования учёных *Джона Барха из Йельского университета и Лоуренса Уильямса из университета штата Колорадо доказали, что максимально согревающего эффекта на организм человека достигают, как ни странно, горячие безалкогольные напитки, такие как чай, кофе или… Дальше мы не слушаем, посмеиваясь, отходим в сторонку, пока очкарик, сидящий к нам спиной, продолжает свой увлекательный монолог. Хоть он и правда много учился и изменился в лучшую сторону в плане характера, но любовь к позерству у него осталась прежней. Но этот трудный парень — наш друг, и мы давно научились принимать его таким, какой он есть. Думаю, со стороны, наша троица тоже казалась ему теми еще охочими до переделок придурками. — В следующую смену дежурство Смоки и Стимера, можешь обсудить с ними изменения в графике, — киваю в сторону Всезнайки, на что наш очаровательный машинист только снисходительно закатывает глаза. — Так как твои дела на «большой земле»? — прищуриваясь, вопрошает Холли — она всегда так называет вагон с самыми важными пассажирами. — Не верю, что говорю это в его присутствии, но иногда здесь становится ужасно скучно, и я жалею, что сама не выбрала роль кондуктора. Должно быть, пропускаю все веселье. — Вовсе нет! — перебиваю ее, а потом откашливаюсь, отмечая, как она, отпивая из дымящегося фужера, искоса наблюдает за мной, — по правде сказать, в этот раз все довольно рутинно. Ни одного нарушителя, никаких разборок… — Ни одного стоп-крана, — с самым невинным видом подсказывает девушка, на что наблюдающий за путями Всезнайка фыркает, давя в себе смех. Чувствую, как смятение накрывает меня, но я уже отнюдь не маленький мальчик и могу по-взрослому отреагировать на подколы подруги. Открываю рот, чтобы ответить, как полагается, но встречаюсь со смеющимися карими глазами, и весь накопленный воздух непроизвольно вылетает из моих лёгких. — Вот что ты опять начинаешь! — сдаюсь, отодвигаясь чуть в сторону, и спешно дожевываю остывающую на морозе слойку. Вид у меня, наверное, сейчас, как у нахохлившегося воробья, потому что Холли, совершенно не сдерживаясь, громко хохочет, а потом рывком придвигается ближе и обхватывает мое плечо. — Не будь таким букой! Я же просто пошутила. В самом-то деле, ты поступил очень благородно. Билли не раз говорил, как обязан тебе за тот случай. Если мы в чем-то тебе докучаем время от времени, мысли позитивно: быть может, не рискни ты ради Билли, не останови поезд наперекор правилам, мы так и не подружились бы в итоге. Потерялись и скоро забыли все, как очередной сон. И тогда не было бы всего этого! — она обвела освободившейся рукой пространство. — Приключений, рождественской магии и веры. Ее слова и запах шоколадно-имбирного парфюма укутывают меня. Внезапное раздражение уходит так же быстро, как и появилось, уступая место легкой эйфории. — Раз уж заговорили о Билли, — вдруг вспоминаю я, — недавно он поделился со мной своей новой разработкой: семейный подарок. Он будет представлять этакую многоэтажную подарочную коробку с сюрпризом для каждого члена семьи. По его словам, это должно сплотить часто занятых родителей, у которых прохладные отношения со своими детьми. Общая распаковка и совместное времяпрепровождение за разглядыванием подарков шефа укрепит их узы и наполнит сердца добром. Что ты насчёт этого думаешь? — перевожу взгляд на притихшую Холли. — Я думаю… Думаю, что это просто чудесно! — восклицает она, хватая меня за ладони, и даже немного подпрыгивает на месте, отчего ее комбинезон в воздухе забавно надувается. — Только представь, сколько проблем можно будет избежать в будущем. Думаю, что и семьям без детей такая альтернатива будет как нельзя кстати. Подарков же достойны не только малыши, но также взрослые, остающиеся в душе таковыми, несущими в сердце любовь к этому празднику, ведь Рождество призвано объединять людей, позволить забыть печали, простить обиды близких и просто собраться вместе. Как все легко, оказывается. Билли гений, он просто был рожден для роли художника-оформителя! Ох, ну и ворчаний от эльфов не избежать будет… Ну да ничего, он их точно-точно убедит, я уверена! Улыбаюсь по-дурацки, молча кивая ей. Когда Холли такая воодушевленная, хочется соглашаться с ней во всем. Сила личности и обаяние — тяжелая аргументация.Тик-так.
Обход окончен, и я с глубоким умиротворением от проделанной работы отряхиваю темно-синие штаны и сажусь прямо на занесенную снегом крышу, позволяя порывистому ветру качать мои ноги то влево, то вправо, подобно маятникам. Порывистый ветер, еще один показатель того, что мы приближаемся к конечной точке путешествия, отрезвляюще гудит в ушах. Опускаю руку в карман — эй, а он стал значительно меньше — пальцы сжимаются на холодной латуни. Среди развернувшегося снежного безумия, поверх верхушек промелькивающих сосен бойко звенит рождественский колокольчик, тот самый, с саней Санты; вдалеке сквозь белую муть мерцает дружелюбный огонек и льется немного печальная лирика шарманки. Думаю, что не отказался бы сейчас от чашечки крепкого кофе. Я сижу на крыше поезда, в который по-настоящему верят лишь дети, и горячее чувство сопричастности вновь и вновь захлестывает меня. Кажется, время не властно над этим сказочным местом. Полярный экспресс, гремя внушительными колесами, мчится сквозь время и пространство вперёд, заставляя нас становится лучше, оставаясь при этом самими собой. Так повелось: любой из тех, кто однажды попадает сюда, внимает советам, рассыпающимся золотым конфетти под стрекот компостера. И я не исключение. Восьмилетний мальчишка Крис благодарен судьбе за то, что зимним вечером двадцать четвертого декабря тысяча девятьсот пятьдесят шестого года протяжный гудок за окном разбудил первые ростки его рождественской веры, позволив посмотреть в глаза своему будущему, ведь такой дар дается далеко не каждому. «Чем примечателен поезд? Даже если не знаешь, куда он идёт, главное — сесть в него». Эти слова уже много лет прокручиваются в голове. С давних пор мое расписание подбирается стрелками часов. Кто-то скажет, что и они, и колокольчик — самые обыкновенные, без толики волшебства, и будет совершенно прав. Ведь дело вовсе не в их механизмах, а в людях, в руках которых они оказываются. Когда-то почти все мои друзья слышали колокольчик, но прошли годы, и он замолчал для всех. Даже для Сары однажды наступило Рождество, когда она не смогла услышать его чудесные звуки. Я стал взрослым, но колокольчик по-прежнему звенит для меня и для всех тех, кто искренне верит.