***
Был час ночи, когда раздался хлопок трансгрессии. Винда, дремавшая в кресле Главного зала, сразу подскочила и пошла встречать хозяина замка. Он был весь мокрый, с одежды капала вода, и от него пахло грозой. Казалось Геллерт не удивился ее приходу, лишь устало поднял красные глаза и произнес нейтральным тоном: — Я теперь свободный человек. Как ты и сказала. Не дожидаясь реакции Винды, он не спеша побрел к винтовой лестнице, оставляя за собой мокрый след. На третьем этаже с прекрасным видом на заснеженные зимой и летом вершины Альп, располагались его покои. Геллерт никого туда не пускал, очерчивая тем самым личное пространство и личную жизнь. После Бутана Винда незамедлительно переместилась сюда, опасаясь преследования. Потихоньку начали подтягиваться другие аколиты, но их было совсем немного. Половину еще до выборов Геллерт отправил на различные задания по всему земному шару. Свои сторонники нужны были везде как воздух. Они оценивали обстановку, общее настроение общественности, вербовали новых людей и распространяли идеологию Гриндевальда. Его проигрыш на выборах не умерил пыл волшебников, а, наоборот, убедил многих в том, что традиции прошлого с выбором Верховного чародея путем использования неразумного волшебного существа давно пора менять на справедливую демократию. Волнения по этому поводу прошлись по всей Европе и Азии и даже затронули консервативную Америку. Недовольны были только главы правительств, считавшие фальсификацию выборов подлым и низким поступком. Исчезновение Гриндевальда в неизвестном направлении и его уход от ответственности нервировали и приводили в бешенство. Этим можно и нужно было пользоваться. Поэтому первым делом, прибыв в Нурменгард, Винда провела собрание, на котором уверила присутствующих в том, что Гриндевальд занят неотложным делом и отдала несколько приказов от его имени. Нурменгард стремительно опустел, и в замке осталась только одна Винда. Она не знала, куда пропал Геллерт и сколько его не будет, поэтому решила просто ждать. Нурменгард был не просто замком, главным стратегическим пунктом Общего блага или тюрьмой, в первую очередь он был домом Гриндевальда. Местом, что связывает создателя со своим творением не только физически, но и духовно. Он был отражением его строгого и сложного ума снаружи и просторной с изыском души внутри. Несмотря на свой грозной и мрачный вид, он был полон света благодаря панорамным окнам и большим изящным люстрам. На первом этаже располагался Главный зал с креслами, диванами и столами, где гости могли отдохнуть и пообщаться. Рядом находилась кухня, где домовики готовили еду, и столовая с длинным столом посередине. На втором этаже располагался большой балкон, чуть нависающий над залом. Там работали с бумажками юристы, секретари и другие деятели, сохраняющие дело Общего блага в рамках закона. Напротив находилась комната переговоров, где проводились важные собрания. Остальные комнаты были жилые с личными ванными комнатами. Женщины и мужчины жили в разных частях, чтобы никого не смущать. Сам Геллерт занимал весь третий этаж. У него была огромная библиотека, личный кабинет, примыкающий к нему, спальня, ванной комната, кабинет для исследований, куда пускались только люди науки. Зато любой желающий мог взять интересующую его литературу, учет которой вел библиотекарь Винфлоу. Винда обошла весь замок еще до прихода хозяина, проверив не слоняется ли кто без дела. Она не знала, в каком состоянии мог вернуться Геллерт и как бы это сказалось на обитателях замка. Геллерт был вспыльчивым и плохо контролировал гнев, особенно когда кто-то откровенно тупил или не справлялся с поставленными задачами. Но он также легко отходил и с легкой руки в хорошем настроении давал вторые шансы. Но не предателям. Ему было мало просто отобрать жизнь или наказать провинившегося заключением в темницах Нурменгарда. Он мучил их морально, держа рядом с собой, заставляя чувствовать себя маленькими и беспомощными перед захлопывающейся ловушкой. Потерявшие надежду на избавление или невыдерживающие такого давления сами во всем сознавались или умирали на особо опасном задании. Так случилось с младшей Голдштейн и покойным Алибастром. Винда обожала эту ментальную игру и не раз становилась участницей подобного развлечения. В остальном же Геллерт был достаточно снисходительным и смотрел сквозь пальцы на мелкие огрехи. Он был щедр на похвалу и смазывал ею шестеренки заведенного механизма по воплощению Общего блага. Кроме составления планов по захвату мира, Геллерт успевал участвовать в научной деятельности нурменгардских ученых, пополнять запасы библиотеки, а иногда проводить показательные дуэли на заднем дворе. Возможно писал статьи, так как на его рабочем столе она не раз видела исписанные ровным красивым почерком пергаменты. В общем, Геллерт создавал впечатление сильного, энергичного, харизматичного человека, который знал, чего хотел и знал, как этого добиться. Его сложные, но эффектные планы никогда не давали осечек, только если в них нагло не лез вездесущий Дамблдор. Винда считала именно его главным врагом Общего блага. Никакие министерские псы даже с зачатками интеллекта в подметки не годились этому «простому» школьному учителю, имевшему власть над чувствами Гриндевальда. Нужно быть совсем непосвященным, чтобы не видеть, как быстро меняется настроение, а иногда и сами планы Геллерта. Там, где можно было все решить быстрым и точным ударом, Геллерт вдруг выбирал самый долгий и изматывающий путь, стараясь не привлекать внимание властей. Не хотел, чтобы его имя стояло рядом с такими страшными словами, как «теракт» или «массовое убийство». Как же. Лишь бы драгоценный Дамблдор не видел этого. Впрочем, его миротворческой политики хватало ненадолго и он вновь принимался за дерзкие, грандиозные планы, допускающие магловские жертвы. Он небрежно прогуливался по острию ножа и вдохновлял своих последователей поступать также. Внедрение в одно из самых охраняемых правительств в мире было чем-то на грани безумия. Пиквери пыталась замять это дело, но пресса других стран наперебой писала об этом вопиющим событии, стараясь снизить влияния Соединенных Штатов на международной магической арене. Заключение сделало Гриндевальда мучеником в глазах общественности, а его авторитет только возрос. Непонятно было только, зачем ему этот хилый обскур, от мощи которого даже Гримсон смог без труда укрыться. Она общалась с ним лично и ничего кроме малодушия и бесхребетности в нем не нашла. И это тот, на кого Гриндевальд ставит ставки? Тут уже вопросы возникали не у одной Винды. Геллерт на первых порах поощрял свободу слова и мысли, хотел знать, что думают его соратники и как относятся к его решениям. Но с годами стал более консервативным, ожидая слепого подчинения от каждого. Вслух он этого не говорил, но в его словах нередко проскальзывали угрожающие нотки. Мягкость тут бы только навредила. Чтобы претендовать на мировое господство, нужно быть твердым и уверенным лидером. Но вся его важность куда-то девалась, стоило только кому-то упомянуть статью в «Трансфигурации сегодня» и одного небезызвестного профессора. Тогда он вступал в жаркие споры с местными учеными по поводу выведенных формул и их эффективности в тех или иных случаях. Винде нередко приходилось с трудом отвлекать Геллерта на более насущные вопросы. Вообще, он мог часами говорить о своем идейном враге, то низводя его до уровня труса и пацифиста, то с сожалением говоря о погребенным им же самим потенциале под школьными книгами и пергаментами. В целом же эти разговоры не имели бы большого значения, если бы не пошли слухи о том, что министерство намерено заставить эту знатную персону сразиться с Гриндевальдом. Было бы весьма опрометчивым решением ждать, пока главная угроза встанет и расправит крылья, поэтому Геллерт решил действовать на опережение, пробуя разные варианты решения. Сначала он решил написать письмо с предложением о сотрудничестве, но это ни к чему не привело. — Он считает, что то, что я делаю неправильно и аморально. Что я не в праве распоряжаться чужими жизнями ради Общего блага. Кто бы говорил. Heuchler*. В тот день было принято решение о проведении митинга в Париже. А после обнаружения пропажи кулона полыхало не только кладбище Пар-Лашез. — Чертов Скамандер! Надо было убить его еще тогда в метро. И кого он из себя возомнил?! Он думает Дамблдору есть до него дело? Думает он не пешка в его хитроумной игре! Как бы не так. Следующая наша встреча станет для него последней! Даже успешное выступление не остудило пыл гнева на магозоолога и его зверушку. Чтобы как-то успокоиться, Геллерт буквально поджег несколько белоснежных гор. Они стали похожими на огромные зажженные конфорки. Винда, конечно, знала, что эта побрякушка была дорога Гриндевальду, но чтоб настолько. Будто прочитав ее мысли, он посмотрел на нее и сказал: — Это не просто красивая вещица, это клятва на крови. Гарант того, что он не выступит против меня, а я против него. Видишь ли, когда мы были молоды, мы разделяли одни и те же идеи и мысли. Но потом… наши дороги разошлись. — Вы боитесь его? Геллерт усмехнулся и посмотрел в окно на догорающие буро-красные вершины гор. — Я не боюсь его. По силе мы равны. Хотя, может, я даже искуснее него. — Тогда… Не дав ей договорить, Геллерт посмотрел ей в глаза и ответил: — Его смерть крайне нежелательна для меня. После такого короткого откровения Геллерт больше не поднимал тему с клятвой и Дамблдором, но продолжал готовить Криденса к предначертанной ему судьбе. Винда не понимала, как этот слабый, неуравновешенный, еле дышащий обскур сможет победить волшебника, которого Гриндевальд отметил, как равного себе. Да и зачем Геллерту понадобилось это делать, если он на самом деле не желает смерти своему давнему другу. Это больше было похоже на отвлекающий маневр, на видимость борьбы. Пазл сложился воедино, когда Геллерт спустя три года обратился к ней с нетипичным для него вопросом: — Как я выгляжу? Геллерт был одет с иголочки в черный костюм и белую рубашку. Светлая челка была аккуратно зачесана в сторону. Винда деловито поправила ему галстук с лавандовыми нашивками: — Неотразимо, сэр. Геллерт смущенно улыбнулся и разгладил несуществующие складки на пиджаке. — Сегодня важный день. Возможно к нам присоединиться один очень ценный волшебник, — он подмигнул Винде и, довольно улыбаясь, пошел к выходу. На пороге он остановился и, кинув на нее ликующий взгляд, попросил: — Пожелай мне удачи. — Она вам ни к чему, сэр. Вы и без нее справитесь. Гриндевальд коротко кивнул и бодрой походкой направился к воротам. Вернулся он расстроенный и злой. Спрашивать об исходе встречи не было смысла. Подготовка к выборам шла весьма успешно, однако Геллерт не выказывал большого воодушевления по этому поводу. Все чаще он запирался в кабинете, все меньше шутил и общался с подчиненными, лишь сухо раздавал указания. Больше всего он уделял внимание Криденсу, готовя к решающей битве. И ожидаемо не удивился его провалу. Криденс раздражал Геллерта, как живое напоминание о его знаменитом дяде, место которого занимал. Но продолжал тянуться к нему по этой же причине. Посредник был не рад такой связи, но деваться было некуда. Приход Камы и ужин кандидатов немного расшевелили Геллерта и придал его разноцветным глазам немного теплоты и азарта. В ночь перед выборами Винда застала его на смотровой площадке самой высокой башни. Он курил сигарету и смотрел на холодную луну и далекие яркие звезды. — Не спится? — Нет, сэр, думаю о завтрашнем дне. Она подошла к перилам и положила руки на них, стала смотреть на его умиротворенное лицо. Он стряхнул пепел и, не поворачивая головы, сказал: — Не называй меня сэром. Чувствую себя чопорным англичанином пожилого возраста. Можешь обращаться ко мне по имени. Он посмотрел на нее, затянулся и протянул ей пачку сигарет. Винда взяла одну. Гриндевальд подошел ближе и щелчком пальцев, проведя по кончику сигареты, поджег табак внутри нее. Винда выпустила едкий дым и сказала: — Как скажешь, Геллерт. Минуты тонули в молчании и сером дыму. Наконец Геллерт произнес: — Мы прошли большой путь. Он был долог и тернист, не все шло гладко, но в конченом итоге мы справились. Торжество волшебников близко, и я рад, что ты встречаешь его со мной. Мне повезло с такой умной и преданной соратницей. Он накрыл ее нежную тонкую руку своей и слегка сжал. — А мне с таким бесстрашным лидером.***
Прошел час с того момента, как Геллерт вернулся неизвестно откуда. Замок, казалось, почувствовал настроение хозяина и замер в ожидании бури. Было тихо и пусто, но напряжение, повисшее в воздухе, не давало расслабиться. Собравшись с силами и мыслями Винда все же решилась наведаться в покои Геллерта. Не убьет же он ее за то, что она поинтересуется его самочувствием. Поднявшись на третий этаж, она увидела, что дверь спальни Геллерта была приоткрыта, а в воздухе явственно ощущался знакомый резкий, но терпкий след от магии. Комната была просторная, в темных тонах. Слева располагалась большая двуспальная кровать с черными простынями и подушками. По бокам стояли две тумбочки, а сверху было место для двух картин, но они лежали на полу, рядом со сломанным стулом. Перевернутый письменный стол оказался у балкона, дверь которого была настежь открыта. Из нее лился зимний морозный воздух. Весь пол был усыпан отчетами, документами, статьями и порванными письмами. Настольные лампы с оторванными абажурами выглядывали из-под кровати. Люстра без лампочек опасно накренилась, грозя упасть. Кругом валялись осколки и сломанные личные вещи Геллерта. Самого хозяина не было видно. Винда достала палочку, чтобы убрать этот беспорядок, но глухой голос, донесшийся откуда-то справа, остановил ее: — Не надо. Винда повернула голову на звук и, вглядевшись, увидела-таки его обладателя. Из-за мусора и разбросанных вещей Винда не заметила его. Геллерт сидел, забившись в угол как ребенок, и держал что-то в руках. Винда медленно и осторожно, будто боясь спугнуть редкую птицу, стала подходить к Геллерту. Он вновь посмотрел на свои руки, и, когда косые лучи полной луны попали на них, она увидела фотографию. На ней двое юношей обнимали друг друга за плечи и смеялись над какой-то давно забытой шуткой. Геллерт, прислонившись к стенке, держал фотографию в подрагивающих руках и неотрывно смотрел на нее. Волосы были еще влажными и растрепанными, а челка падала на лицо, скрывая его выражение. Винда присела на корточки и аккуратно заправила ее за ухо. — Геллерт. Он поднял на нее глаза полные скорби. У Винды перехватило дыхание. Никогда она не видела в них столько боли, отчаяния и усталость. Черный был похож на зияющую пустоту, а белый — на выцветшую пленку. Это одновременно пугало и притягивало. Он был абсолютно разбит и подавлен, сломан, как ненужная игрушка. Если бы Винда могла, она самолично скрутила бы голову Дамблдору за то, что он сделал это с ним. Она протянула руку и осторожно забрала у Геллерта фотографию. Тот не сопротивлялся, только спросил хриплым голосом: — Давно ты знаешь? Винда ответила не сразу, разглядывая двух счастливых людей. — Не так давно. Она перевела взгляд на Геллерта. С трудом верилось, что этот разбитый и сломленный мужчина был когда-то молодым, полным сил, жизнерадостными человеком. Казалось, это было целую вечность назад. Она тогда была юной девушкой, только что выпустившейся из Шармбатона. Они познакомились на одном из балов, которая давала семья Розье. Он вошел в зал в сопровождении своей свиты. Сразу же светские разговоры были прерваны почтенной тишиной. Он нисколько не смутился таким большим и пристальным вниманием и вальяжно прошел к главе семейства. — Герр Гриндевальд. Рад, наконец, увидеть вас вживую. — Для меня честь присутствовать на столь важном событии. Контерфдорф весьма выгодная партия для вашей старшей дочери. Он хороший малый. С ним она, я уверен, будет счастлива. — Не сомневаюсь, — губ мистера Розье коснулась довольная улыбка. Всяческое одобрение его действий располагало к нему собеседника. — Хотел вам представить нашу младшую дочь. Винда Ария Миранда Розье. Винда протянула руку, а Геллерт, чуть поклонившись и глядя ей в глаза, поцеловал. Послышалась нежная мелодия вальса, и Геллерт не преминул пригласить ее. Она, как зачарованная, смотрела в его разноцветные глаза, вдыхала аромат дорогого парфюма и двигалась в такт его плавным движениям. Геллерт казался ей греческим богом, спустившимся с Олимпа, чтобы забрать ее в свое небесное царство. — Тебя ждет большое будущее, Винда. Твой провал на международном турнире талантов досадная несправедливость. Зажравшиеся судьи и ограниченные родственники не смогли по достоинству оценить порывы твоей свободолюбивой натуры и красоту стремлений. Настанет день, когда не придется прятать свои настоящие мысли и помыслы от несогласных за маской угодливой приветливости. Я обещаю. Винду лихорадило. Она всегда находилось в тени своих родственников, в особенности старшей сестры, на которую возлагались все надежды. К Винде же относились пренебрежительно, с легкой усмешкой. Ее не интересовали платья, балы и богатые наследники именитых чистокровных родов. Неприятие и непонимание со стороны сверстников вгоняли в тоску. Она хотела строить карьеру. Стать заместителем министра магии или даже самим министром. Хотела чтобы ей подчинялись. Ее с позором исключили из турнира из-за пламенной речи, в которой она пыталась донести до слушателей мысль о возможности вести другую жизнь, отличную от той, что они вели. После этого она впала в отчаяние и уже готова была угробить свою жизнь в угоду репутации семьи, когда появился он. Гриндевальд вдохнул в нее новую жизнь, дал надежду на новый мир и поверил в ее силы. Никто никогда не смотрел на Винду с таким интересом, никто никогда не слушал ее с таким вниманием, а самое главное с пониманием. Он дал ей цель и показал способы ее достижения. С его приходом в ее жизни появился смысл. Конечно же она хотела отплатить ему тем же. Но она не знала, как помочь, как не дать прошлому затянуть его в бездну отчаяния и одиночества. — Клятва у тебя? Геллерт прикрыл глаза, медленно покачал головой и тихо, с болью произнес: — Ее больше нет. Винда придвинулась ближе и с участием спросила: — Что случилось? Геллерт ответил не сразу, то ли собираясь с мыслями, то ли пытаясь совладать с чувствами: — Я хотел обездвижить цилиня и потребовать провести новые выборы. Но Аурелиус преградил мне путь. Я напал, а он пытался защитить. Назовем это судьбой, — на последних словах Геллерт вымученно улыбнулся. — Мне так жаль. Мы должны были перепроверить место рождения, найти второго. Тогда бы план сработал, а клятва… Геллерт перебил ее сбивчивую речь, посмотрев на нее своими невыносимо грустными глазами, и сказал: — Вы бы не смогли спасти наши отношения. Никто бы не смог. Они были обречены с самого начала, — на последних словах его голос сорвался. Он рвано вздохнул и спрятал лицо в ладонях, оперевшись на согнуто колено. Враз он как будто стал меньше. У Винды сжалось сердце. Слишком много выпало на него одного всего за пару часов: проигрыш, разбитая клятва и разбитое сердце. Ему нужен был отдых от беспрерывного потока душевной боли, сокрушений и сожалений. Винда осторожно коснулась его плеча. — Геллерт. Тебе нужно поспать. Я помогу тебе дойти до кровати. Она положила его руку к себе на плечо, затем обняла со спины и потянула вверх. С трудом они все же дошли до кровати. Геллерт был слаб не только духом, но и телом. Он еле держался на ногах. Винда расстегивала пуговицы на его рубашке, пока он пустым глазами смотрел перед собой. Она стянула с него рубашку, оголив мускулистый торс. Их взгляды встретились. Что-то на глубине его глаз внезапно с треском оборвалось, и она увидела какой-то болезненный надрыв. Он начал часто дышать, отчего его грудь стала вздыматься. Винда поддалась порыву и прижала его к себе, он обнял ее в ответ и положил голову ей на плечо. Она почувствовала что-то влажное и поняла, что Геллерт плачет. — Это я виноват. Я не смог спасти нас. Я не хотел причинять ему боль. Я так люблю его. Одной рукой Винда прижимала его голову к своему плечу, а второй — утешительно гладила по спине. — Я безумно скучаю. Геллерт сотрясался от беззвучных рыданий. Винда была рада, что он, наконец, признался, что с этим признанием он снял с себя часть груза, который давил на него все эти годы, а может и десятилетия. Она также испытывала радость оттого, что только она видела его таким слабым и уязвимым, что он только ей доверил свой самый большой секрет. И она унесет его в могилу, если потребуется. — Геллерт. Геллерт, послушай. Ты не виноват в том, что он выбрал другой путь, что он разделяет другие идеи и взгляды. Ты не можешь изменить этого. Но ты можешь довести дело до конца и показать ему насколько он ошибался, не веря в тебя. Понемногу Геллерт стал успокаиваться и приходить в себя. Его все еще потряхивало, он он слегка заикаясь, хриплым голосом ответил: — Мне…мне было больно и обидно, но сейчас я про…просто хочу, чтобы он был рядом. Я про… прошу так много, Винда? Разве я не заслуживаю этого? Я…настолько испорченный и неправильный? Он говорил это таким по-детски вопрошающим тоном, что у Винды стали наворачиваться слезы. — Если он любит меня, то почему поступает так со мной? Винда крепче прижала его к себе и прошептала: — Я не знаю, Геллерт. Так они стояли в обнимку, даря друг другу поддержку, деля боль на двоих. Придя в себя, Геллерт разорвал объятия и рухнул на кровать. Винда помогла снять ботинки стянуть с него штаны, накрыла одеялом. Когда она уже развернулась, чтобы уйти, тихий голос остановил ее: — Не уходи, прошу. Я сойду с ума, если останусь один. Винда вернулась к кровати и сел на ее край. — Расскажи что-нибудь, — попросил Геллерт. — Ты кажется любишь сказки? Я знаю одну. Она рассказывает о смелой девушке, бросившей вызов целому миру, и о юноше, который готов был идти за ней на край света. Она стремилась к свету и свободе, а он предпочитал любоваться ею из тени, она верила в торжество справедливости, а он довольствовался соблюдением законов и не желал большего. Но они любили друг друга и находили противоположности довольно притягательными. Первое время он поддерживал ее, надеясь, что со временем она примет суровую реальность и оставит попытки изменить себя и других. Но время шло, а она даже не думала бросать эти детские, по его мнению, игры. Тогда он решил сделать ей самое желанное для большинства девушек предложение — руки и сердца. Она обрадовалась, но сказала, что ей нужно время подумать. Он не давил, был внимателен и ласков. Это подкупало молодую леди. И в один прекрасный день она согласилась. Счастье было недолгим. Он все еще любил ее, но не мог смириться с ее «капризами», попросил оставить бредовые затеи и не позорить его. Он хотел тихого семейного счастья, а не опасных игр с властями. Он стал чаще задерживаться на работе и дольше присутствовать на балах, которые так не нравились девушке. После очередного скандала он назвал ее сумасшедшей и попросил покинуть его дом. Вскоре он подал на развод. — Как его звали? — спросил Геллерт. — Адриан. — Тоже на а, — Геллерт горько усмехнулся. — Что с ним сейчас? — Через некоторое время он понял, что все еще любит ее, просил прощения и хотел все вернуть. Девушка тоже любила его, но знала, что с ней он будет несчастен, не сможет смириться с ее желаниями и мечтами, и она отказала ему. Сейчас он в браке, и у него двое детей. — И ты все еще любишь его? Винда посмотрела в окно. Первые предрассветные лучи солнца падали на неровные склоны и вершины гор, оставляя на них огненно-красные ожоги. — Нет. Уже нет. — Он был не достоин тебя. Ты заслуживаешь гораздо большего. Как жаль, что я не могу тебе этого дать, — он с сожалением посмотрел на нее и слегка сжал ее руку. — Ты и так много для меня сделали. И это намного ценнее всяких отношений. Отдыхай. Она тепло улыбнулась ему и покинула комнату.