Ханасраки

      Спазм будто бы прошибает всё тело, заставляя согнуться пополам, и кашель, сухой и болезненный, с привкусом травы, сотрясает всё тело. В очередной раз отхаркивая на пол мелкие жёлтые лепестки с примесью крови, Марина глухо матерится, сплёвывает остатки, утирает рот рукавом и идёт за тряпкой. «Ёбаное ханасраки», — думает она.       Пока родители не вернулись, можно спокойно всё вытереть, поставить на плиту чайник, выкрутить звук у колонок почти до середины, чтобы заглушить ненужные мысли, и лениво подпевать, развалившись на диване. Завтра в школу, год, как-никак, последний, надо браться за ум и сдавать ебучие экзамены, а у Марины — вонючие (на самом деле нет) цветочки изо рта сыплются. И их причина из головы не выходит.       Рыжая, будто в жопу солнцем ужаленная, со своими вечно улыбающимися шоколадными глазами, Ира скачет по коридору, размахивая драным учебником. Марина смотрит ей в след, подвисая, и со стороны, наверное, это выглядит странно. Сглатывая подступающие к горлу бутоны, она поправляет сползшую лямку рюкзака и бредёт за подругой.       С Ирой они познакомились всего пару лет назад, весьма посредственно и ничего не предвещающе. Марина тогда была новенькой, только перешла в девятый класс новой школы. Она села с Ирой за одну парту по чистой случайности, но высидев один урок, больше с ней не заговаривала вплоть до десятого класса. Ира шептала проклятия на латыни в адрес учителей, разговаривала сама с собой о параллельных вселенных, а когда дошла до вопроса: «Почему у единорога рог закручен, и почему только в правую сторону?», Марина охуела и попыталась максимально от неё абстрагироваться.       А потом влюбилась. В неё же. Год спустя. Случайно.       Она ловит своё отражение в зеркале ванной: мутный пьяный взгляд зелёных глаз; спутанные волнистые тёмно-русые волосы и счастливая улыбка на пухлых, влажных от алкоголя, губах. Выйдя из комнаты, Марина пьёт ещё один стакан дешёвого виски, на этот раз чистого, без колы и закуски. Вся шумная компания из шести человек перемещается в комнату с колонками и компьютером, поближе к музыке. Пьяные и весёлые, девчонки дрыгаются в такт кальянного рэпа, такого атмосферного в данной ситуации. Марина пропускает момент, когда уставшие и раскрасневшиеся, все валятся на диваны и кресла, а они с Ирой, в жопу ужратые, — прямо на ламинат. Марина смеётся с шуток подруг, несёт какую-то несвязную поеботу про обои и странный цвет подушки — серо-зелёный — переплетает свои и чужие ноги и одной рукой гладит Иру по волосам, словно кошку. Та, в свою очередь, млеет, издаёт странные всхлипы, похожие на стон и смех одновременно, а потом просто начинает петь очередную сопливую песню про любовь, которую в трезвом состоянии на дух не переносит.       Гости постепенно расходятся, остаются только они вдвоём и Лена, как в песне: энд ю, энд ми, энд ёр френд Стив. Впоследствии переместившиеся на диван, Марина лежит рядом с Ирой и рассматривает её лицо, пытаясь сфокусироваться на чём-то одном, но взгляд мечется, и перед глазами всё расплывается. Тогда она перекатывается и нависает сверху над девушкой, уставившись в её глаза. Они молча рассматривают друг друга, а затем заходятся истеричным хохотом. А потом Марина чувствует горький привкус виски на чужих губах, отрывается от застывшей Иры, смотрит куда-то сквозь неё, замечая широко распахнутые шоколадные глаза с расширенными зрачками и расплывается в пьяной улыбке: — Ты такая красивая.       Откуда-то взявшася в комнате, долговязая брюнетка с раскосыми карими глазами и горбатым носом — Лена — давится бутербродом, привлекая к себе внимание. — Скажи, что она красивая, — обращается к ней Марина, не переставая улыбаться. Её глаза темнее обычного, болотного оттенка, смотрят слегка безумно. — Очень, — после секундной паузы отвечает Лена и начинает смеяться, одновременно смешивая себе коньяк с соком, видимо, насрав на здравый смысл.       Марина снова тянется к губам Иры, но та отворачивается, что-то протестующе мычит и спихивает подругу с себя, а затем встаёт и отнимает стакан у Ленки, выпивает его залпом и заводит диалог про косметику. Вскоре девушки уходят в ванную наводить марафет, а       Марина остаётся на диване смотреть в потолок и ловить вертолёты. Возможно тогда появились первые семена, зачатки, заростки, да что, сука, угодно. Сейчас, регулярно плюясь цветами, Марине уже поебать. Она со сжатыми зубами достаёт стебли из нарывов на теле, смывает в унитаз лепестки и кашляет, кашляет, кашляет. Вспоминает разговоры по душам, пьяные посиделки, тёплые объятия, мягкий взгляд из-под длинных светлых ресниц, и блаженная улыбка невольно растягивает её губы, напоминая, что всё заслуженно, что сама виновата. Что, блять, вести себя надо сдержаннее и уроки учить, а не вот это вот всё говно собачье.       На балконе у Ленки на десятом этаже красиво до пизды. Закатное солнце светит совсем по-летнему тепло, хотя ещё только начало мая. Ира курит свои ебливые сладкие яблочные сигареты, от запаха которых Марине блевать хочется, но она никогда ей в этом не признается. Она вдыхает вечерний воздух, пару секунд любуется панорамой города и достаёт синий винстон. С шутливым: «Огоньку не найдётся?», — поворачивается к подруге, чьи рыжие волосы полыхают ярче огня в лучах солнца. Марина вставляет сигарету в зубы и прикуривает прямо с чужой — своеобразный никотиновый поцелуй. Обе хмыкают и делают затяжки, стараясь не вдыхать чужой дым, потому что одной — горько и вонюче, а другой — тошнотворно и приторно. Романтика.       Даша, спортивная блондинка с формами и насмешливым выражением лица, вальяжно развалившись с бутылкой лимонного гаража на кресле у себя в гостиной, уже минут десять рассказывает подробности своей недавней ебли всем присутствующим, но в особенности Ленке, которая жадно ловит каждое слово и поминутно прерывает её, задавая вопросы а-ля: «А не больно?», «А сколько сантиметров у Кирилла?», " А пизду брила?», — и так далее. Ира молчит и лишь изредка ржёт себе в стакан, булькая пузырями. Марина слушает в пол уха, у неё проблемы посерьёзнее, чем кувыркания её подруги. Девушка вскакивает со стула и идёт к туалету. Её провожает взглядом Ира, но не придаёт этому большого значения. Марина влетает в комнату, щёлкает замок, и она кашляет, оперевшись руками о края раковины. Выхаркивает пару жёлтых лепестков и пару капель крови, утирает рот рукой, заметает следы болезни и как ни в чём не бывало возвращается в гостиную, слушать про «невъебический» Кириллов отлиз.       Это не первые признаки болезни. Симптомы начались пару недель назад, когда после очередной ночной прогулки, у Марины подозрительно першит горло, а потом во рту остаются маленькие семечки. Разглядывая их минут пять, с мыслью: «Что я только что высрала?», — девушка выкидывает их в мусорку.       Но это повторяется снова и снова, и вот, девять месяцев спустя, как беременность, Марина «рожает» полноценные хризантемы из тела. Лёгкие до отказа забиты травой, и посторонние начали замечать приятный цветочный аромат, который хуй скроешь даже бабкиным тройным одеколоном.       Как-то раз на одной вечеринке Марине предлагают траву, а та отшучивается: «Не надо, у меня своя», — и протягивает букет из листьев, которыми забиты её карманы, ибо выкинуть некуда.       Лицо у Марины, честно говоря, заёбанное. «Бледное, как у покойника», — отмечает Ира про себя, сдерживая мелкую дрожь. От девушки не было никаких вестей уже месяц, поэтому Ира решила приехать и проверить, не сдохла ли та случайно. Как выяснилось, Марина в процессе. На желтовато-бледном, худом лице вместо небольших щёк, сейчас острые скулы; под уставшими, мутно-зелёными глазами такие мешки, что Ира могла вывести в них всю картошку с дачи; губы потрескались и потеряли цвет; а короткие тёмные волосы сальные и спутанные. Широкая футболка задралась и оголяет часть впалого живота, но Марина, проследив за взглядом подруги, одёргивает ткань. В общем и целом, перед Ирой стоит не человек, а обтянутый кожей скелет. Кроме того, вся маленькая квартира завалена жёлтыми хризантемами.       Марина плетётся на крохотную кухню и ставит чайник, достаёт грязные чашки и кладёт в них дешёвую, невкусную заварку. Ира присаживается за стол, кладёт руки на колени и выжидающе смотрит на хозяйку, не решаясь начать разговор. Та, в свою очередь, угрюмо разливает кипяток. Но сесть за стол не успевает — её выворачивает прямо посреди комнаты. Смесь из бутонов, листьев, семян и крови растекается противной лужей по полу. Ира смотрит с ужасом и впадает в ступор, пока Марина сотрясается в новом приступе рвоты. — Пиздец, — красочно расписывает рыжая свои чувства. — Да похуй, я привыкла, — отзывается девушка, включая кран с водой и полоскает рот.       Вдвоём они убирают кухню, а затем Ира наводит порядок во всей небольшой квартире: моет посуду, развешивает вещи в шкафу, прибирает стол с кучей конспектов и книг по университетским дисциплинам, пылесосит и, наконец, выкидывает ебучие цветы. Марина тем временем достаёт новые и чуть ли не давится ими. На вопрос из-за кого, девушка лишь качает головой, спешно благодарит и выталкивает Иру за порог, закрывая дверь на все замки. Та долго тарабанит по двери, но тщетно. К чаю они так и не притронулись.       Через три недели Ира мчится на всех парах в больницу, залетает в палату и оседает на пол. Ещё более бледная, с кислородной маской, капельницей и трубками на теле, Марина лежит на кушетке. В коме. Ира узнала об этом только час назад, оказалось, что цветы прорвали лёгкие и началось внутреннее кровоизлияние. Всё случилось прямо на лекции в университете, и это настоящее чудо, что девушка выжила. Ира приходит каждый день и рассказывает о своей жизни и жизни друзей, держит Марину за руку и поглаживает её пальцы. ***       Девушка просыпается три года спустя. Врачи объявляют, что цветы полностью засохли и больше не растут. Недуг, что не давал ей жить на протяжении шести лет, исчез.       С того случая они видятся с Ирой несколько раз в месяц, но со временем их общение затухает. У Иры своя жизнь — она уже окончила институт, устроилась на работу, завела семью. Ей нужно думать о ребёнке, а Марине её помощь уже не нужна. Марина выглядит куда лучше, но учёба отнимает много сил. Она начинает чувствовать вкус к жизни, впервые за столько лет.       Возвращаясь с очередной прогулки, в хорошем настроении и с улыбкой на лице, девушка заходит домой. А затем, сгибаясь в знакомом приступе, выкашливает жёлтый лепесток.