***
Птица держит перед собой вытянутую руку, смотрит на тыльную сторону ладони с интересом и удивлением. На прогретой солнцем, слегка порозовевшей, абсолютно чистой коже, виднеется маленькая, едва заметная коричневатая точка. Демон осторожно, почти испуганно проводит по ней подушечкой пальца, затем активно трёт ладонью другой руки, в попытке стереть, но пятнышко не поддаётся, так и остаётся на месте. Демон торопливо захлопывает книгу, вскакивает с насиженного места, бежит к Сергею. Разумовский, как всегда, скрючился за компьютером, взгляд в монитор сосредоточенный, на голове наушники, ничего вокруг не видит и не слышит, погруженный в работу. — Птенчик! — Птица нетерпеливо трясёт его за плечо, — Птенчик! Серёжа стаскивает с макушки наушники, разворачивается к демону, и тот растерянно тянет к его лицу правую руку: — Что это, родной? Разумовский берёт в руки протянутую кисть, перебирает пальцами костяшки, выступающие косточки, заинтересовано крутит из стороны в сторону, щекотно скребёт ногтем по коже и хмурит тёмные брови, когда не получается отскоблить упрямую точку. У Птицы взгляд встревоженный, заглядывает прямо в глаза взволнованно, ждёт ответа в явном нетерпении. — Веснушка! — выдыхает Серёжа с сочувствием. — От меня что ли перенял? Ничего, сейчас разберёмся! Он, прежде чем отпустить, подбадривающе похлопывает Птицу по руке и поднимается с места. Нужный тюбик Разумовский находит почти сразу же, уверенно скручивает крышечку и снова обращается к демону. — Давай помажем, и всё пройдёт! — обещает он. Хтонь неожиданно руку отдёргивает, сжимает в кулак, тесно прижимает к груди и пятится на шаг назад. — Зачем это? Янтарные глаза огромные, распахнутые, смотрят почти с ужасом, и Серёжа теряется, всматривается непонимающим взглядом в тюбик в своих руках, гадая, чем же он мог спровоцировать такую реакцию? — Просто крем от веснушек, — поясняет он, и, для убедительности демонстрирует демону надпись на тубе. Птица судорожно накрывает руку на груди левой ладонью, прижимает её к себе ревниво, жадно, пытается весь сжаться, закрыться, было бы сейчас распахнуто крыло — выставил бы впереди себя подобно щиту! — Нет! Не надо! — затравленно озирается хтонь. — Не дам! — и совсем уж жалостливо, и тихо: — Пожалуйста, родной. — Конечно не буду, если не ты хочешь, — спешит заверить Разумовский, и в подтверждение своих слов, откладывает тюбик в сторону. — Ну чего ты так разволновался? Иди ко мне! — он распахивает объятия, и Птица облегчённо падает в них, пряча лицо в основание шеи. — Глупый Птичка! — и Серёжа ласково гладит демона по голове, совсем как испугавшегося ребёнка.***
Демон сидит у окна, по-собачьи уложив подбородок на сложенные на подоконнике руки. Глаза прикрыты, на тонких губах блаженная улыбка. Яркое солнце золотит рассыпанные по плечам рыжие волосы, жарко целует довольную мордашку, проникает лучами под тонкую кожу. Птица вздыхает умиротворённо и не двигается с места. Олег стоит в стороне, скрестив руки на широкой груди, подпирает плечом стену, наблюдает за демоном с мягкой умиляющейся улыбкой. — Серый, у нас тут хтонь сломалась! — он тихонько окликает проходящего мимо Разумовского. — В каком смысле? Не менее рыжая, чем у самого демона, голова Сергея немедленно появляется в дверном проёме, и Волков кивает в сторону окна. — Ну сам посмотри: сидит смирно битый час, молчит, на кухне не крутится! Сбой системы, не иначе! — Может он просто уснул? — робко предполагает Разумовский, озадаченно потирая шею. Волков лишь философски пожимает плечами: — Ну давай проверим! — он отлипает от стены, подходит к распластавшемуся на солнце демону и наклонившись к самому уху шепчет: — Пташ, а я там маффины испёк. Птица разморено поводит головой, притирается тёплой щекой, ластится, но глаз не отрывает. — Не сейчас, Волч! — мурчит он мягко, но совершенно не сонно. — Уверен? — Олег отстраняется и удивлённо приподнимает бровь. — Угу, — хтонь, ёрзает на стуле, устраивается поудобнее, чуть сдвигаясь в сторону наиболее нагретого местечка. — Серый, нас обманули, — обречённо вздыхает отошедший Волков, — это не ворона, это кот какой-то! — Я ворон! И я всё слышу! — недовольно ворчит Птица, со своего места.***
Хтонь отлипает от окна только когда солнце коварно прячется за соседним домом. Демон потягивается, с удовольствием распрямляя затёкшую спину, сладко зевает, трёт тыльной стороной ладони осоловелые глаза: всё же задремал пригревшись, и шлёпает босыми ногами в ванную смыть с себя остатки сна. Вода приятно холодит кожу, дарит свежесть, возвращает ясность сознания. Птица несколькими щедрыми пригоршнями споласкивает лицо, утыкается в мягкое махровое полотенце, бережно промакивая влагу, и затаив дыхание, наконец, заглядывает в зеркало. Светлые, почти прозрачные золотистые пятнышки, едва заметными брызгами осевшей охры виднеются на носу и скулах хтони. Их совсем не много, десятка полтора, наверное, но Птица глазам не верит, вертится перед зеркалом, с восторгом изучает своё обновлённое лицо во всех возможных ракурсах, рассматривает и запоминает каждую веснушку! — Смотри, смотри, птенчик! — демон вбегает в комнату, заставляя Разумовского встревожено вскочить с места, — Видишь? Птица весь светится от счастья, тянет довольное лицо к Серёже чтобы тот мог рассмотреть получше, и Разумовский улыбается робко, почти смущённо, проводит, едва касаясь, подушечками пальцев по тёмным крапинкам. Демон от прикосновений млеет, жмурится блаженно, растекается улыбкой по губам. — У тебя… — Серёжа слегка запинается, — веснушки. Птица кивает в ответ мелко и радостно: — Да, родной! Как у тебя! Я теперь как ты красивый! Я ведь сейчас красивый? — словно спохватившись, уточняет Птица, с лёгкой опаской. Серёже бережно берёт его лицо в ладони, всматривается пристально. Веснушки едва заметные, золотистые, совсем как искорки в янтарных глазах! Редкие точки на высоких скулах и прямом, чуть остром носе смотрятся нежно, наивно, щемяще-трогательно. Вспыхивают робко, когда Разумовский, слегка надавливая, поглаживает их большими пальцами, заставляя кожу розоветь смущённо и соблазнительно. И сердце заходится от того, насколько это прекрасно! — Очень! — выдыхает Серёжа и бережно целует россыпь веснушек справа, — Очень красивый! — поцелуй слева. — До невозможности! Теперь он целует своего демона уже по-настоящему, взаимно, медленно, тягуче, сладко, ощущает на губах Птицы привкус тёплой корицы и улыбается в поцелуй.***
Разумовский заходит на кухню, проходит мимо убирающего вымытую посуду Волкова, и небрежно отправляет в мусорное ведро ставший уже легко узнаваемым небольшой белый тюбик. Олег следит за полётом со свойственным ему спокойствием, и лишь когда крышка ведра захлопывается с характерным хищным звуком, оборачивается к Сергею и понимающе интересуется: — Что, кончился уже? Ну ты не переживай, завтра новый купим. — Нет, не надо. Я не буду больше, — Разумовский заметно смущается, мнётся и Волков бросает на него непонимающе-вопросительный взгляд. — Да эффект от него почти нулевой, — поясняет тот, — ну а ещё, я тут подумал… Иногда веснушки не такие уж и страшные! Олег смеётся хрипловато и мягко, тянет Разумовского к себе, сгребает в тёплые объятия, целует в висок: — Офигенные, Серёж! Они всегда просто офигенные!