***
Лань Чжаню пять, но он знает, как выйти из дома и сесть на автобус. Он знает цифры, умеет считать, и у него есть карманные деньги. В тот же день он сбегает из дома, прижимая к груди свой рисунок. Ему удаётся добраться до дома мамы за высокой оградой. Он незаметно прошмыгивает внутрь. По улице ходят чужие люди, но он привык, что тут всегда полно незнакомцев. Он бежит к дверям — ему не хватает роста, чтобы достать до ручки — и толкает её со всей силы. Ничего не происходит. Он пробует снова и снова. И снова. — Мама! — зовёт он так громко, как может. — Мама, открой, это я! Должно быть, она на него сердится? Может, она узнала, как он проспал на прошлой неделе и встал не в пять, а в полшестого? Он больше не будет, честно. Он извинится и примет наказание, если нужно. Только пусть она откроет. — Мама! — он вновь зовёт, стуча своими маленькими кулачками по твёрдому дереву. Но за дверью не слышно звуков, будто там никого нет. Но Лань Чжань знает — она там, она всегда там, с дразнящей улыбкой на губах и ласковыми руками. Дядя забирает его через несколько часов, брыкающегося и вопящего. Рисунок остаётся у закрытой двери. И все его краски — тоже.***
Лань Чжань сбегает ещё несколько раз. Он больше не кричит и не устраивает истерик — молча садится у двери и ждёт. Пока однажды брат не берёт его за руку и не объясняет очень грустным голосом, что за дверью больше никого нет. Лань Чжань не плачет. Но он видит, как исчезают краски вокруг него. Мама всегда говорила, что красный — цвет любви. И он тает первым.***
Лань Чжань не знает, когда это началось. Когда первые трещинки раскололи его душу, и в них прокралась тьма. Он не может отыскать нужный кусочек рассыпанной головоломки в своей голове с тем самым моментом, когда это случилось в первый раз. Тогда ли, когда умерла мама? Он был так мал, что спустя годы едва помнил её лицо. Или, когда отец ушёл вслед за ней несколько лет спустя? Может, когда он был подростком? Замкнутым, закрытым, он слишком резко отличался от других детей в своём классе. Его никогда не заботило то, насколько он был другим. На самом деле его всё устраивало. Мнение чужих людей мало его заботило, и он всегда предпочитал общению с ними чтение книг. Он часто замечал шёпот за своей спиной, ловил на себе любопытные взгляды, но не обращал на них внимания. Чудак. Одиночка. Чудик. Ненормальный. Странный. Он многое слышал о себе, и ему было всё равно. Он и Лань Сичэнь росли без родителей, их воспитанием занимался дядя. После смерти его брата, их отца, он в одиночку должен был руководить семейной фирмой, и почти всё время проводил на работе, а дома установил строгие правила. Никаких игр, никакого веселья и праздников. Разумеется, он никогда не приходил в школу на семейные вечеринки к своим племянникам. И в такие дни, когда все ученики приводили своих родителей, показывали им кабинеты, знакомили с учителями, хвастались и играли в игры в спортзале, Лань Чжань и Лань Сичэнь тихо ждали у стенки. Лань Чжаня не волновали жалостливые взгляды, направленные в их сторону, пока он мог держать своего брата за руку. Но потом Лань Сичэнь выпустился, и Лань Чжань остался один, по-прежнему упорно делая вид, что ему всё равно. Но сейчас, оглядываясь назад, он ощущает горечь своей детской печали на языке, своей боли от того, что был лишён такой же семьи, как его одноклассники. Он вспоминает зависть, когда других детей обнимали их матери и хлопали по плечу их отцы. Он вспоминает. И чувство горечи на языке сменяется чем-то иным. Чем-то тёмным и страшным, направленным на себя одного. Это не происходит за один день. Это начинается постепенно и так неуловимо, как меняются цвета в банке с водой, если отпустить туда кисточку с краской. И то, что некогда было ясным и прозрачным, начинает заполняться тьмой. Это тянется, обрастая тяжестью, вслед за ним, в каждый его день. И Лань Чжань не замечает, что это уже происходит, что эта тьма уже в нём, в его голове и его сердце. Она находит в его душе заброшенный уголок, тайную комнату с закрытой дверью, и распахнув её настежь, пробирается туда, обжигая все самые болезненные чувства, отравляя воспоминания. Искажая, меняя их под свой злой умысел. Но Лань Чжань не видит. Он не видит это так долго. Потому что изменения происходят постепенно. Так плавно, что он не может их уловить. Возможно, если бы кто-то другой был с ним рядом, достаточно близко, чтобы смотреть, не отводя глаз, он бы заметил. Но его дядя вечно занят, его брат учится в колледже и у него своя, новая прекрасная жизнь. А его родители… Их нет. Однажды ночью, лежа в постели задолго после девяти, Лань Чжань не может уснуть. Его голова гудит, словно тысячи голосов кричат в ней одновременно, но он не может разобрать ни слова. И это странно. Это непривычно, и заставляет его сердиться на себя. Он нарушил правило. Он не уснул в девять, как было положено. Он не достаточно прилежен. И тогда это происходит. Ты не достаточно хорош. Холодный голос в голове вдруг перекрывает все остальные. И Лань Чжань слышит его слова, будто кто-то вырезает их в его коже. Если бы ты был лучше, дядя бы уделял тебе больше времени. Это неправда, Лань Чжань знает. Он пытается затолкать голос подальше, стереть эти слова со своей кожи, из своей головы. Дядя всегда гордился им. Ему приходится много работать, потому что он руководит большой компанией, оставшейся от его брата, отца Лань Чжаня и Лань Сичэня. Он делает всё необходимое, чтобы удержать её в списке лучших в своей отрасли. И, если у него никогда не было времени на игры с племянниками, это нормально. Дело не в том, лучше ты или хуже. Он просто занят. Лань Чжань закрывает уши руками, и голос затихает. В ту ночь он не возвращается, как и во много других после. И Лань Чжань забывает. Но затем, другой ночью, после визита Лань Сичэня, когда Лань Чжань остаётся один в доме — дядя всё так же на работе, а брат вернулся в свою квартиру, он снова слышит его. Если бы ты был лучше, твой брат бы не спешил сбежать прочь. Но ты слишком скучный и молчаливый даже для него. Он отворачивается к окну и закрывает глаза. Это ложь. Но горькое чувство на языке вдруг возвращается. И с тех пор голос звучит всё чаще. Лань Чжань не слушает. Всё, что ему нужно, это научиться засыпать как можно скорее. Потому что днём голос не приходит, и можно притвориться, что его нет.***
Иногда Лань Чжань думает, что часть его света ушла вместе с его матерью. Что краски, наполнявшие его жизнь, делавшие его жизнь жизнью, растаяли вместе с ней. Все они остались на том листе у закрывшейся навсегда двери. И теперь вокруг него только серый и белый цвет. Иногда он думает, что её смерть забрала часть его души. И в образовавшуюся пустоту подобно змее забралась тьма. Она всегда была его частью, отравляя его своим ядом. Она всегда окрашивала его мир в серый цвет. Но это происходит так медленно, что Лань Чжань не замечает, что тёмные краски сгущаются всё сильнее.***
Он учится не слушать голос, когда тот возвращается в моменты его слабости. Это происходит, когда он ослабляет контроль. И Лань Чжань старается загрузить себя учёбой, чтобы не позволять думать.***
Он встречает Вэй Ина в первый раз в летнем научном лагере, когда им обоим пятнадцать. Вэй Ин — это цветы сливы под снегом. Он яркий, смелый, отважный и способен преодолеть всё на свете. Он смеётся, и его смех красными всполохами разливается вокруг, отгоняя тьму. Лань Чжань смотрит на него и не может дышать. Глаза Вэй Ина — два полумесяца, вечно охваченные улыбкой. Лань Чжань пытается повторить за ним, тайком, украдкой, но его губы кажутся ледяными, не желая растягиваться улыбкой. И в его холодных глазах только пустота. И тогда Лань Чжань впервые больше не хочет быть другим. Он наблюдает, как Вэй Ин веселится с другими ребятами, и ему хочется стать частью их компании так сильно, что его сердце сжимается. Это так невыносимо больно, потому что он не знает, как всё исправить. Как быть кем-то другим, кроме себя. Голоса в его голове поют так громко, что он не может спать. Он долго лежит в постели без сна и думает о матери, об отце, о брате. И о пустоте. Но, засыпая, он вдруг слышит не жестокие голоса. Ему чудится прекрасный смех. А наутро Вэй Ин садится к нему за завтраком и с широкой улыбкой приглашает вечером ловить рыбу в маленькой речке, протекавшей рядом с домиками, где их поселили. Лань Чжань так теряется, что говорит «да» прежде, чем успевает подумать. Вэй Ин смеётся. — Ты забавный, — говорит он. И Лань Чжань не знает, что ответить. Никто другой, да и он сам тоже никогда не ставил его имя и слово «забавный» в одном предложении. Но Вэй Ин не такой, как все дети вокруг. Он смотрит, и Лань Чжаню кажется, что он один видит его на самом деле. *** Голоса поют: Он бросит тебя. Он бросит тебя. Ты не достаточно хорош, и он оставит тебя, как и все остальные. Но Лань Чжань не хочет им верить.***
И совершенно неожиданно они становятся друзьями — Лань Чжань и Вэй Ин. Все три месяца летнего лагеря они проводят вместе. Лань Чжань по большей части молчит и следует за своим другом, как подсолнух за солнцем. Но Вэй Ина, кажется, это более чем устраивает. Он шумный, громкий и очаровательный. Он несёт с собой счастье и радость, и мир рядом с ним окрашен в тысячи оттенков горячего красного цвета. Лань Чжань знает, что бесконечно сильно влюблён в него. И, каждый раз, когда Вэй Ин улыбается ему, голоса затихают. К концу лета Лань Чжань забывает о них. И ему впервые кажется, что его пустота, наконец, заполнена светом.***
Но осенью он возвращается домой. Вэй Ин приглашает его в гости на осенние каникулы и оставляет свой адрес, чтобы писать письма. Он на прощанье улыбается и машет рукой из вагона поезда. Лань Чжань стоит на платформе и смотрит. И, когда состав трогает с места, он видит, как красный цвет ускользает вслед за Вэй Ином, возвращая его в привычную серость. Внезапно ему хочется плакать. Но Лань Чжань лишь прячет руки в карманах куртки — пальцы вдруг кажутся ледяными — и шагает назад к лагерным домикам. Его дядя обещал забрать его завтра. Большинство детей уже уехали, а те, что остались, не обращают на Лань Чжаня внимания. Он забирается по хлипкой лесенке на крышу и садится на самый край. Летом он и Вэй Ин часто убегали сюда, чтобы считать звёзды. Но сейчас, несмотря на то, что светит солнце, Лань Чжань видит только темноту. Он опускает взгляд вниз, но там, на земле, нет ничего, как и в небе. Вздохнув, он ложится спиной на неровный шифер и закрывает глаза. На следующий день оставшиеся дети разъезжаются, и Лань Чжань остаётся один. Дядя звонит директору, чтобы извиниться и сообщить, что сможет приехать лишь через два дня. К собственному удивлению Лань Чжань понимает, что не расстроен. Ему нравится одиночество, хотя он и скучает по Вэй Ину. Он долго бродит по затихшим площадкам среди домиков, спускается к реке, ходит по лесу. Ему чудится смех Вэй Ина. Но там, за этим звуком, он может различить что-то ещё. Ты никому не нужен.***
Впервые это происходит в день отъезда. Лань Чжань сидит на крыше, пытаясь медитировать, когда слышит голос дяди. От неожиданности он резко дёргается, нога скользит, и он падает. Не вниз, но его рука скользит по шиферу и задевает торчащий гвоздь. И вспышка боли на мгновенье окрашивает мир в красный цвет. Лань Чжань замирает и смотрит на капли крови на ладони. — Ванцзи! Где ты? — снова зовёт снизу голос дяди. Лань Чжань моргает и спешит вниз.***
Он забывает о случившемся, вернувшись домой. Слишком много всего происходит — домашние задания, дополнительные кружки, научные конференции и занятия музыкой. Иногда Лань Чжаню кажется, что он едва успевает дышать. Через две недели после возвращения он пишет Вэй Ину письмо. Это немного неловко, он никогда прежде никому не писал, и он несколько раз консультируется с братом и книгами, опасаясь допустить ошибки или грубость. Но, когда он отправляет письмо, в груди его словно разгорается маленький огонёк. Это приятно. Словно кусочек того красного цвета, которым был Вэй Ин. В дополнение ко всем его делам добавляется ожидание ответа. Глупый, он не станет тебе писать. Это было летом и в лагере. В реальной жизни ты ему не нужен. В реальной жизни никто не захочет быть твоим другом. Дни тянутся, превращаясь в недели, и Лань Чжань, набравшись смелости, пишет ещё одно письмо. Но с холодными дождями в его душу пробирается сырость и темнота, и ему всё больше кажется, что ответа не будет. Огонёк затухает, погружая мир в привычный сумрак. Голос прав. Он не нужен Вэй Ину. И, если голос прав в этом, в чём ещё? Возможно ли, что брат и дядя тоже считают его странным. Только, в отличие от Вэй Ина, у них нет возможности просто оставить его. Он их семья, и они слишком хорошие, чтобы позабыть об этом. У них никогда не будет свободы от него. Эта мысль вдруг пугает Лань Чжаня так сильно, что он вскакивает с дивана, где сидел, пытаясь читать, и спешит в ванну. Он долго умывается холодной водой, пытаясь очистить себя от этих страшных слов, словно они могли запачкать его. Но, открывая глаза, он видит своё бледное лицо в зеркале, и его тошнит. Как кто-то может любить его, если он сам не уверен, что любит себя?***
Наступает зима, и Лань Чжань, преступив через гордость, пишет Вэй Ину ещё одно письмо. Он бы позвонил, но они не обменялись номерами телефонов. Возможно, в доме Вэй Ина нет телефона, Лань Чжань никогда не спрашивал. У него есть адрес, это другой город, но всего в шести часах езды. Он может попросить брата съездить с ним на выходных. Но что-то мешает ему. Он влюблён в Вэй Ина, но Вэй Ин, кажется, не хочет больше с ним даже дружить. И страх отказа заставляет Лань Чжаня остаться на месте. Он боится, что голоса окажутся правы, что, постучав в дверь, он увидит, как у открывшего её Вэй Ина медленно стекает улыбка с лица при виде его. Он боится этих вежливых тактичных слов, о том, что Вэй Ину так жаль, но они не могут дружить. Конечно, это будет мило, Вэй Ин очень добрый, он никогда его не обидит. Но его доброты не хватит для того, чтобы остаться друзьями. Белый снег стирает из жизни Лань Чжаня последние следы красного цвета. И мир вокруг становится ещё темнее и холоднее. И на этот раз Лань Чжань замечает. Но именно на этот раз ему всё равно. Однажды в классе у них проводят урок, в котором рассказывают о разных колледжах, стипендиях и программах. И в конце профессор Чанг спрашивает их о планах на будущее. Она говорит: — Подумайте, куда вы хотите поступить через два года? Кем стать? Где вы будете через пять лет? Десять? Лань Чжань позволяет себе ужасную грубость — он почти не слушает. Его жизнь давно решена за него. Он поступит в тот же колледж, что и его брат, только по другой специальности. У него есть все баллы, чтобы пройти и получить научную стипендию. Когда это случится, дядя снимет для него квартиру рядом с корпусом и позволит переехать. А после окончания учёбы он начнёт работать в фирме отца в отделе разработок и информационных технологий. Он будет вставать в пять утра и ложиться в девять, есть на завтрак полезную кашу и пить зелёный чай. У него будет чётное количество пар гостевых тапочек у входа и маленькие фарфоровые кружки с голубыми облаками. Идеальная жизнь. Желчь подкатывает к горлу, и Лань Чжань прижимает руку ко рту. Идеальная жизнь? Чья жизнь? Написанная кем-то для него. Он закрывает глаза, и тьма собирается вокруг. Он пытается поймать в ней что-то — раздражение, злость, недовольство. Но в ней — лишь пустота.***
Вэй Ин не отвечает, и Лань Чжань живёт дальше. Голос больше не замолкает: Бросил. Бросил тебя. Не нужен. Ты не достаточно хорош. Дни проходят, но сердце его всё так же скучает по красным вспышкам обжигающе яркой улыбки. Он чувствует усталость. Пустоту. Одиночество. И море серого цвета. Он тонет. Сделай это, — шипит голос. «Сделай что?» — переспрашивает Лань Чжань. Он на кухне, нарезает латук для своего салата. Ты знаешь, — отвечает голос. — Верни его. «Знаю?» Лань Чжань опускает глаза, и взгляд его вдруг застывает на ноже в руках. Верни его. Верни красный цвет. Он так сильно хочет почувствовать хоть что-нибудь. Он желает вновь ощутить тепло вместо вечного холода. И внезапно он знает. Это не формулируется в слова в его голове, но он смотрит на нож и знает. И он хочет этого. Он ощущает это манящее желание. Это притяжение. Сделай это. Сделай. Верни. Он смотрит. — Ванцзи! Ты дома? — оклик дяди и звук входной двери заставляют его очнуться, будто сбросив с себя заклинание. Лань Чжань не вздрагивает и, подняв голову, громко отвечает: — Я на кухне, дядя. Он продолжает нарезать овощи, почти не глядя на нож. Но это чувство в нём продолжает щекотать его в груди до конца вечера. Лишь выключив свет и забравшись в постель он понимает — если он сделает это однажды, то уже не сможет остановиться. И ужас заставляет его сердце сжаться.***
Он старается, честно пытается не думать, не вспоминать. Не сломаться. Но голос в его голове всё злее, всё настойчивее, и он слишком слаб, чтобы ему сопротивляться. В тот день в школе проходит праздник семьи. Все приходят со своими родителями, играют в игры, соревнуются и просто хвастаются. И лишь Лань Чжань в одиночестве сидит у стены. Ему не позволили прогулять занятия, и он остаётся ловить на себе сочувствующие взгляды. Когда, наконец, праздник подходит к концу — остаётся лишь конкурс на лучшего отца — Лань Чжаню удаётся улизнуть от взгляда учителя. В доме темно, когда он заходит. Лань Сичэнь в своей квартире, а дядя на какой-то конференции в другом городе. Лань Чжань небрежно бросает сумку у порога и, так же неряшливо скинув обувь, бежит наверх, в свою комнату. Он слышит топот ног за спиной, но, оглянувшись, видит лишь свою тень. И голос в голове — или в сердце? — зовёт, кричит, манит. Красный. Красный. Красный. Верни его. Верни. Он пытался. Он так сильно пытался. Но в большом доме темно и пусто. Он один. И никто не может встать между ним и тем, что сидит в его голове. Ты жалкий. Ты ненужный. Ты неправильный. Он судорожно роется в коробке с карандашами и ручками, когда, наконец, его пальцы натыкаются на шершавую рукоятку. Затаив дыхание, он вытаскивает канцелярский нож и вдруг останавливается. Голос звучит мягко и ласково, почти с любовью: Сделай это. Тебе станет лучше. Обещаю. И Лань Чжань верит. Он устал. От серого цвета, от пустоты внутри, устал ничего не чувствовать. Устал быть собой. Щелчки, с которыми лезвие выдвигается из ручки, звучат оглушительно в тишине пустого дома. Верни его. Верни наш красный цвет. «Я не смогу остановиться», — проноситься в голове последний вздох здравого смысла. И не надо, — шепчет голос успокаивающе. «Мне страшно». Не бойся. Я буду с тобой. Верни красный. Руки не дрожат, когда Лань Чжань прижимает кончик ножа к коже чуть выше запястья. Это легко и быстро — лишь царапина. Неглубокая, но крупные красные капли тотчас вспыхивают на разрезанной коже. И приятная боль растекается по телу. Впервые за последние месяцы Лань Чжань снова чувствует. И ему кажется, что красный заслоняет собой тьму. Он не понимает, что это другой красный. Что этот красный и есть тьма.***
Ночью, свернувшись под одеялом в пустом доме, он не может унять дрожь. И голос в его голове больше не ласковый. Он не обещает утешение. Он скрипит и шипит, жестокий, пугающий. Что ты наделал? Сломанный. Уродливый. Жалкий. Кто будет любить тебя теперь? Им всем будет стыдно. Лань Чжань не плачет, но из горечи в горле застывает огромный ком. Красный растаял так же быстро, как вспыхнул, оставив после себя лишь жгучую боль в порезанной руке и чувство стыда и вины. И серый кажется ещё темнее. Что же он натворил?***
Лань Чжань напуган и расстроен. Он не хочет снова делать этого. Он хочет забыть. Но всё внутри него зудит в поисках красного цвета. И он не может остановиться. Он слишком слаб. Он не может справиться с этим один. Если бы кто-то понял, если бы кто-то помог ему. Но он не знает, как попросить о помощи. Как признаться в том, что совершил. Ему неловко, страшно и стыдно. И эти чувства заставляют его браться за нож вновь. Ему кажется, что он попал в заколдованный круг и не в силах его разорвать. Это не желание смерти. Это — желание жизни. Желание чувствовать хоть что-нибудь кроме пустоты. Дни идут. Тьма сгущается. Шрамов на его руках становится всё больше.***
Он никогда не забудет лицо брата, когда тот впервые увидел следы на его руках. Их было так много, новых и старых. Не один десяток. Они превратили его некогда безупречные руки в нечто уродливое и отвратительное. Лань Чжань ненавидит их. Ненавидит голос, заставивший его это сделать. Он знает, что и голос, и руки, и шрамы — это он сам. И он ненавидит себя.***
Визиты к психотерапевту по средам быстро становятся частью рутины. Как и семейные ужины по субботам. Лань Чжань не знает, что раздражает его больше — всепонимающее выражение глаз его доктора на каждом приёме или осторожность в лицах брата и дяди, словно они ждут, что он снова может сломаться. Будто он сделан из стекла. Но Лань Чжань совсем не стеклянный. Стекло красивое и приятное. Его руки — настоящий кошмар, и он даже дома не смеет носить одежду с короткими рукавами. Его сердце болит каждый раз, когда он видит их в ду́ше. Иногда — чаще, чем он признаётся доктору и Лань Сичэню — он хочет добавить к этим шрамам ещё один. И ещё. И ещё. Иногда зов голоса в его голове так громок, что заглушает собой весь мир. Лань Чжань пытается заставить его замолчать, пытается не слушать. Но ему кажется, что однажды у него не получится. Но он старается держаться, потому что обещал Лань Сичэню. Потому что лицо брата в тот день высечено на его сердце навеки, и Лань Чжань никогда не хочет видеть такое выражение вновь. Эту боль и этот страх. Он держится и, каждый раз, когда он чувствует, что готов схватиться за лезвие, он звонит Лань Сичэню. И Лань Сичэнь всегда отвечает.***
Время идёт, и шрамы на его руках становятся воспоминаниями. Они белеют мёртвой кожей, будто паутина. Настоящее становится прошлым. Лань Чжань оканчивает школу и поступает в колледж. Дядя не снимает ему квартиру, а селит с братом. Лань Чжань уверен, чтобы тот мог шпионить за ним. Он знает, они всё ещё боятся. Но он живёт дальше, он борется и каждый день делает выбор. И ему кажется, что мир вокруг становится чуточку светлее. В колледже он находит друзей, и голос возвращается в его голову всё реже. Он пытается забыть о нём и о том, что натворил. Но он не обманывает себя — он знает, что тьма по-прежнему в нём, в той комнате. Разница лишь в том, что ему удаётся запереть дверь. Пока что.***
— Лань Чжань? Лань Чжань, идущий с учёбы через парк, останавливается и оглядывается по сторонам, пытаясь найти того, кто звал его по имени. — Лань Чжань! Он снова слышит, и узнавание вдруг пронзает его. Он быстро оборачивается назад, и вот оно. Яркий красный цвет охватывает его со всех сторон, словно ослепительное солнце. Вэй Ин. Они не виделись почти шесть лет, но вот он стоит здесь, сияя улыбкой с глазами полумесяцами, такой же, как прежде, и Лань Чжаню кажется, что он вернулся в тот летний лагерь, вернулся к своей первой любви. — Сто лет не виделись! — восклицает Вэй Ин, подходя ближе. На нём широкая толстовка, будто бы больше на два размера, и джинсы, вытянутые на коленках. Лохматые волосы падают на лоб и плечи. — А я смотрю — ты или не ты? Боже, ты совсем не изменился, знаешь? Такой же безупречный Лань Ванцзи, как и раньше. Лань Чжань моргает. Ему нужно что-то ответить, и он, отыскав свой голос, произносит: — Привет, Вэй Ин. Имя, которое он не думал, что ещё когда-либо скажет вслух тому, кто его носит. Но Вэй Ин стоит здесь, напротив, переполненный жизнью и смехом, и Лань Чжань чувствует, как все годы разлуки превращаются в ничто. Этот мальчик — уже юноша, молодой человек — не кажется ему чужим и незнакомым. Он всё тот же. И всё как прежде. — Идёшь с занятий, да? — любопытствует Вэй Ин. — У нас сегодня были только утренние пары. Я навещал сестру, она живёт тут, неподалёку. Вышла замуж и недавно родила чудесного карапуза. Он такой милый, что я даже решил, что могу принять её мужа в семью, раз уж он тоже причастен к рождению такого чудесного ребёнка. Ах, видел бы ты его, Лань Чжань! Не мужа, в смысле. Малыша. Он пречудесный, и я уже представляю, как буду его баловать, когда он подрастёт. Лань Чжань слушает, ловит каждое слово тонкими прозрачными пальцами и укрывает в том же сундучке в своём сердце, где хранил воспоминания о своей летней дружбе всё это время. Это так просто, так естественно — вновь окунуться в тепло Вэй Ина, в его бесконечные истории и улыбки. Проще, чем дышать. Внезапно Вэй Ин замолкает, и щёки его так нехарактерно краснеют. Лань Чжань думает, у него жар, и машинально тянется рукой к его лбу, чтобы проверить. Лишь на полпути он замирает, как только понимание того, что он собирается сделать, догоняет его. Круглыми глазами он смотрит на Вэй Ина, но тот будто и сам застыл, ожидая чего-то. И Лань Чжань неловко торопливо опускает руку и взгляд. — Вэй Ин, — говорит он просто потому, что чувствует, что должен что-то сказать. Вэй Ин молчит несколько мгновений. А затем Лань Чжань слышит его голос, такой мягкий и глубокий, такой необычный для него, не тот, которым он обычно болтает, а будто взрослее, глубже: — Знаешь, я действительно очень рад встретить тебя, Лань Чжань. Лань Чжань поднимает глаза. Взгляд Вэй Ина похож на расплавленное в водах озера солнце. И он не может не верить. Он хочет верить. И неважно, что Вэй Ин был тем, кто прервал их дружбу. Не имеет значение, что когда-то давно говорил, кричал, шептал голос из тьмы. — Я тоже рад, — отвечает Лань Чжань честно. Вэй Ин улыбается и кивает. — Тогда, может, посидим где-нибудь? Я знаю прекрасную кофейню неподалёку. Вэй Ин мнётся с ноги на ногу. Лань Чжань хочется сказать «да» так сильно, что ощущает покалывание под рёбрами. Но он не может. Сегодня среда. — Я… — воздух в горле внезапно становится острым битым стеклом. — Мне жаль, Вэй Ин. Меня ждут в другом месте. Он не хочет говорить где. Ни в какой вселенной он бы ни признался Вэй Ину в том, что натворил, в том, какой он на самом деле. Это ужасно. Это стыдно. И Вэй Ин никогда не примет его таким. Его шрамы, его мысли, его слабости — это уродливо и низко. Он сам. Лань Чжань слышит, как за запертой дверью впервые за долгие месяцы раздаётся тихий скрежет. — Оу, — лицо Вэй Ина печально вытягивается. — Верно. У тебя своя жизнь. С чего я решил, что ты свободен? Но, слушай, может, в другой день, мн? Дай мне свой номер телефона, и я тебе позвоню вечером, и мы договоримся. Если ты, конечно, хочешь. Последняя фраза сквозит неуверенностью, такой чуждой речи Вэй Ина, что Лань Чжань едва не вздрагивает. Там, в прошлом, Вэй Ин никогда ни в чём не сомневался. — Мгм, — кивает он и достаёт свой телефон. Это так удобно — просто вбить в него заветные цифры, подписать нужным именем и сохранить. Лань Чжань немного жалеет, что в их юности у них не было мобильных. Тогда, возможно, он бы смог удержать дружбу Вэй Ина чуть дольше. Тогда, возможно, он бы не разбился. Сохранив номер, Лань Чжань бегло смотрит на часы и понимает, что опаздывает. Это недопустимо. Ему пора идти. — Вэй Ин, — произносит он с сожалением, — я должен идти. — Конечно, — Вэй Ин машет ему рукой, хотя они стоят в метре друг от друга. — Увидимся, Лань Чжань. Лань Чжань думает, что не сможет сдвинуться с места и отвести от Вэй Ина взгляд. Но Вэй Ин уходит первым, и Лань Чжань спешит на свою встречу.***
Стены в кабинете психотерапевта светло-голубые. Лань Чжань точно знает это. Это их настоящий цвет. Но всё дело в том, что для него каждую неделю они бывают разными. В одни дни они кажутся ему грязно-серыми, в другие — уныло-белыми. Сегодня он замечает на них блестящие искры, и ему кажется, что они подобны звёздному небу. Он вспоминает ночи на крыше домика в летнем лагере. Собственный голос, рассказывающий о созвездиях и кометах, и восторженный шёпот Вэй Ина. Вэй Ин. — Сегодня я встретил Вэй Ина. Слова слетают с его губ прежде, чем он успевает их удержать. Доктор смотрит на него поверх очков. Её лицо всегда выражает внимание и даже понимание, а глаза никогда не бывают холодными. Но всё же Лань Чжань ловит себя на мысли, что никогда не видел её улыбку. В их первую встречу она спросила его, взглянув на шрамы: — Ванцзи, скажи мне, ты знаешь, зачем ты это сделал? Он не ответил, и они целый час просидели в молчании. Он так и не дал ей ответа, и она больше не спрашивала. Но с тех пор они продвинулись далеко вперёд. Лань Чжань привык к ней, и ему даже начали нравиться эти их встречи и разговоры. По крайней мере, она всегда его слушала, даже если не всегда понимала. И она никогда не давила на него и не пыталась навязать свои мысли. — Твой друг, — она кивает. — Было приятно встретиться вновь? Вы давно не виделись. Лань Чжань смотрит на свои руки. Длинные рукава джемпера оставляют видимыми лишь пальцы, но он знает, что скрывается под ними. Он мог бы безошибочно нарисовать каждый шрам в точности там, где тот был. На его руках. И его душе. — Давно, — соглашается он немного печально. Тем летом он и Вэй Ин не раз купались вместе в реке, и Лань Чжаню не нужно было прятать свои руки. Тогда он ещё не был так сломан. И всё же даже тогда Вэй Ин не пожелал тратить своё время на то, чтобы написать ему хотя бы короткий ответ. Лань Чжань качает головой, пытаясь отбросить в сторону эти мысли. — Давайте я расскажу, как прошёл мой день, — предлагает он. Доктор кивает. И ему кажется, что она видит насквозь каждую его мысль. Он говорит, говорит, говорит. И за звуком собственного голоса не слышит, как скрежет за дверью повторяется.***
Вэй Ин звонит тем же вечером, и они выбирают днём для встречи воскресенье. На неделе у них обоих плотное расписание, а в субботу Лань Чжань проводит вечер с братом и дядей. Он не может перестать волноваться и несколько часов тратит на то, чтобы перебрать весь свой довольно однообразный гардероб, чтобы подобрать идеальный комплект одежды. И всё же ни белый джемпер, ни серые брюки не кажутся ему хорошим выбором, но у него нет ни времени, ни желания ходить по магазинам, и он в итоге останавливается на них. Лань Сичэнь пытается подбодрить его, но эти мягкие поддразнивания и улыбки лишь раздражают Лань Чжаня, и к концу недели он начинает чуточку жалеть о том, что вообще поделился с братом своими переживаниями. Он знает, что это правильно — делиться. Так советует его терапевт. Но это не всегда легко и, что уж говорить, не всегда оправданно полезно. В воскресенье он ходит по квартире как в тумане, пытаясь чем-то себя занять, пока не настаёт время выходить из дома. И, лишь шагая по улице, он успокаивается и, наконец, берёт себя в руки. Вэй Ин ждёт его у фонтана, в яркой рубашке, такой неистово красной, что на неё невозможно смотреть, но всё же от него нельзя отвести глаз. — Привет, Лань Чжань! — кричит Вэй Ин ещё издалека. Лань Чжань отвечает лишь тогда, когда подходит: — Здравствуй, Вэй Ин. Ты… прекрасно выглядишь. Брат настоятельно советовал ему сделать комплимент. Щёки Вэй Ина вдруг премило розовеют, словно красный с рубашки перетекает на них, и улыбка — нежная и трепетная, как рассвет, озаряет его лицо. — Ах, спасибо! Ты такой… Ай. Просто, спасибо. Вот. Если бы Лань Чжань не знал Вэй Ина прежде, он бы поверил, что тот безумно смущён. Но Вэй Ин, которого он помнил, не смущался никогда. — Пойдём? — предлагает Лань Чжань. Вэй Ин кивает. Они идут к кафе, где решили поужинать, и Вэй Ин начинает болтать уже через минуту после встречи — о своей сестре, её ребёнке, своих занятиях, брате и друзьях. Лань Чжань старается не упустить ни слова, погружаясь в чужую жизнь с головой, яркую, заполненную пожаром красного цвета. И он забывает о своей жизни, пустой и серой, прописанной за него. Жизни, где нет места ярким цветам и чувствам. Где за запертой дверью живёт тьма.***
После этого вечера они начинают общаться каждый день и видеться минимум трижды в неделю. И в сером мире Лань Чжаня распускаются красные цветы. И ему кажется, что этот цвет он искал сердцем всю свою жизнь. Он отличается от того красного, что приносила с собой боль от порезов. В нём нет тьмы, он словно соткан из света. И Лань Чжань счастлив дышать им каждый день. Впервые за долгое время он хочет просыпаться по утрам. Не просто встаёт потому, что должен, но потому, что желает. Он ждёт новый день, чтобы услышать Вэй Ина. Неожиданно он начинает задумываться не о том, что было прописано ему судьбой и другими людьми, а о том, что он хочет сам для себя. Лань Сичэнь смотрит на него, и в первый раз с тех пор, как он увидел своего младшего брата с канцелярским ножом и окровавленными руками, его лицо светлеет настолько, что в нём полностью исчезает страх. На приёме у терапевта Лань Чжань часто рассказывает про Вэй Ина. Его доктор всегда слушает его рассказы с потаённой улыбкой в уголках глаз. В один день она спрашивает, как они познакомились, и Лань Чжань вспоминает о летнем лагере. — Ты спрашивал Вэй Ина, почему он не ответил тебе в прошлый раз? — интересуется доктор спокойно. И её голос ровный, как лезвие меча. Лань Чжань знает, что подобные вопросы — часть терапии. В них нет скрытого смысла или желания ужалить, задеть, как нет и праздного любопытства. Но всё же он ощущает что-то неприятное в груди, будто крошечное мимолётное желание фыркнуть и уклониться от ответа. — Нет, — признаётся он, заталкивая это желание подальше. Нет.***
Той ночью, ложась спать, он слышит тяжёлые удары сердца в груди, и ему кажется, что это прорывается тьма из-за запертой двери. Ему страшно, что дверь может сломаться.***
Он думает о совете терапевта — прямо спросить Вэй Ина — всю неделю. Но каждый раз, получая новое сообщение от своего друга, слыша его голос в трубке или видя его улыбку рядом, он откладывает этот разговор. В конце концов, неужели это так важно? Всё прошло. Вэй Ин сейчас здесь, живой, тёплый, смеющийся, и это всё, что имеет значение. Если только он не бросит тебя снова в один день. Лань Чжань замирает, и в его горло словно вонзается острый кинжал. Рука застывает над тетрадью, но он не слышит ни слов лектора, ни других звуков мира вокруг. Сердце гулко колотится под кинжалом, сбитое, растрескавшееся. Что это только что было? Он знает, что его лицо побледнело, а глаза расширились, знает, что сейчас его холодная маска разбита, обнажая страх. Он чувствует, как горят шрамы на руках, словно кто-то невидимый выжигает их раскалённым железом. Он хочет сбежать, хочет исчезнуть, хочет спрятаться. Хочет, чтобы голос не возвращался. Но он давно прошёл ту стадию, когда пытался отрицать очевидное, делая вид, что ему показалось. Теперь он не прячется. Он знает, что слышал. Он знает, что дверь сломана, и чувствует, как, словно яд, тьма расползается внутри него, сжигая тот красный, что подарил ему Вэй Ин. Лань Чжань никогда не пропускал занятия и тем более никогда не уходил до звонка. Но сейчас он резко хватает сумку, спихивает туда все свои вещи и, даже не попрощавшись, летит вниз. Его пальцы сжимают телефон так сильно, что на коже остаются красные следы. Едва оказавшись за дверью, он набирает номер брата. Спаси меня. Спаси. Я не хочу возвращаться туда. Лань Сичэнь всегда отвечает ему почти сразу. — Ванцзи? — Брат. Голос Лань Чжаня звучит потерянно, и он чуть запыхался. Лань Сичэнь сразу всё понимает. — Скажи, где ты, и я приеду. Он приезжает через полчаса, и голос не возвращается.***
— Я снова слышал голос, — говорит он своему терапевту. Сегодня не среда, но она нашла для него время. — Когда это случилось? — спрашивает она без намёка на удивление. — Во время лекции, — признаёт Лань Чжань. — Я позволил себе отвлечься. Думал о чём-то другом. — О чём? Он молчит, рассматривая свои пальцы, сжимает и разжимает их несколько раз. Он не знает, почему признание даётся ему так сложно. — О Вэй Ине. О письмах. Доктор тихо вздыхает. Когда Лань Чжань осмеливается поднять на неё глаза, она не выглядит ни сердитой, ни осуждающей. Только спокойствие и тепло. — Незнание пугает тебя, и это нормально. Ты не знаешь причины, по которой Вэй Ин прекратил дружбу с тобой в прошлый раз, и боишься, что это может повториться. Это заставляет тебя сомневаться в себе и в ваших отношениях. А неуверенность приводит к тяжёлым мыслям. — Должен ли я спросить его? Это поможет? — Я не знаю, поможет ли это, — доктор не врёт ему, и это та черта, что он так уважает в ней. — Но, узнав правду, по крайней мере, ты перестанешь бояться неизвестности.***
Голос не повторяется, но Лань Чжань чувствует хаос внутри себя. И поэтому в пятницу вечером, когда он встречает Вэй Ина в парке, он спрашивает: — Почему Вэй Ин не ответил мне тогда? Вэй Ин, мирно шагавший рядом и осматривающийся по сторонам, поворачивает голову, и в его глазах отражаются огни фонарей, как горячие звёзды. — Когда? — вскидывает он брови в совершеннейшем недоумении. Лань Чжань знает, что может вновь отложить разговор, может солгать, сменить тему, притвориться, что перепутал, забыл. Но это не правильно. Ему страшно, и он не хочет снова сломаться. Он не хочет возвращаться во тьму. — Той осенью, после летнего лагеря, — поясняет он. В горле внезапно становится сухо, и он с усилием сглатывает слюну, боясь раскашляться. Вэй Ин хмурится и кажется сбитым с толку. — Ответил на что? — наконец, выдаёт он. — О чём ты, Лань Чжань? — Письма. Лань Чжань останавливается, и Вэй Ин тоже. Они стоят напротив друг друга. Лань Чжань чуть выше, хотя в лагере они были одного роста. — Письма, — эхом повторяет Вэй Ин. — Какие письма? Ты ничего мне не писал. Я ждал и ждал, и ждал. Но ты не писал мне, и не оставил свой адрес, и я решил, что ты действительно просто терпел меня всё лето и не хочешь больше общаться. Мой брат даже утверждал, что ты меня ненавидел. Но я не думаю, что это правда, иначе ты бы меня сразу прогнал, так? Вэй Ин бормочет, и Лань Чжань видит, что это правда, но это сбивает его с толку. — Я никогда не ненавидел тебя, — однако, решает первым делом объяснить он. Только себя. Лицо Вэй Ина светлеет. — Но я писал тебе письма. Три. — Целых три?! — Вэй Ин вскрикивает и смешно подпрыгивает. — Но почему я ничего не получил? Лань Чжань не знает. И потому просто повторяет адрес, который так и не смог забыть. Когда он замолкает, лицо Вэй Ина становится немного расстроенным. — Вот я дурья голова, — стонет он, откинув голову назад. — Шицзе всегда говорила, что мне нужно прилежнее учиться каллиграфии. Дом не восемнадцать, а семьдесят восемь. Лань Чжань ощущает разочарование. Это вовсе не вина Вэй Ина. Это ему даже в голову не пришло, что он мог перепутать цифры один и семь. Его письма получил кто-то другой и, должно быть, просто выбросил. А он и Вэй Ин оба думали, что не нужны друг другу. Его доктор сказала, что знание правды не обязательно поможет. Так и вышло. Не помогло. Ты сломал вашу дружбу. Ты один. Голос звучит холодно и жестоко, И Лань Чжаню хочется съёжиться и закрыть глаза. Но Вэй Ин вдруг берёт его за руку и улыбается. — Ну, теперь-то мы не позволим никаким случайностям нас разлучить, — заявляет он бодро и ярко. И его слова звучат громче голоса в голове.***
Наступает зима, и Вэй Ин ведёт Лань Чжаня на каток. Всё вокруг сияет рождественскими гирляндами, и смех Вэй Ина раскрашивает серый мир разноцветными красками. Лань Чжань весь вечер держит его за руки, и на его сердце тепло от переполняющей его любви. Каждый раз, когда он чувствует горечь в груди, когда серого становится слишком много, он достаёт телефон и смотрит на их с Вэй Ином переписку или фотографии, и тьма отступает. Ему удаётся вернуть голос за дверь и вновь захлопнуть её, заперев на замок. Не самый надёжный в мире, наверное, для него никогда не будет существовать надёжного, но ему достаточно и того, что есть. Он справляется. Когда поздно вечером они возвращаются домой, они всё ещё держатся за руки, хоть на их ногах больше нет коньков. Лань Чжань провожает Вэй Ина в его общежитие, и у дверей они останавливаются. — Спасибо за чудесный вечер, Лань Чжань, — улыбается Вэй Ин. Кончик его носа ярко красный, а щёки подобны распустившимся розам. Лань Чжаню хочется обхватить их ладонями. — Спасибо тебе, — отвечает он. И тогда Вэй Ин встаёт на цыпочки, и вдруг его губы оказываются на губах Лань Чжаня. На мгновенье Лань Чжань теряется, а затем отвечает на поцелуй. И чувствует, как горячий красный заполняет его вены, сметая с пути остатки серого цвета.***
В субботу Лань Чжань знакомит Вэй Ина со своим братом и дядей, а в воскресенье Вэй Ин представляет его своей сестре, её мужу и своему брату. Всё кажется таким прекрасным, почти волшебным, что в это сложно поверить. Но Лань Чжань не может отделаться от смутного беспокойного чувства о том, что, как и любая сказка, однажды это закончится.***
Вэй Ин имеет привычку болтать обо всём на свете. И Лань Чжань знает о нём буквально всё. В один из вечеров он долго стоит в душе, глядя на свои руки, и ему кажется, что он тонет. Он не знает, как рассказать Вэй Ину об этом. Как открыть ему свою самую уродливую часть. Он боится, что Вэй Ин не сможет полюбить его таким сломанным. Никто не сможет. Никогда. Это нормально. Он понимает. Но от этого не становится менее больно. Он просто хочет ещё немного побыть счастливым. Только и всего. Он хочет продлить свою сказку, прежде чем останется один, и его голос вернётся, взывая к рецидиву. Может, тогда он сдастся. «Если бы я знал, что Вэй Ин полюбит меня, я бы никогда не прикоснулся к ножу», — думает он. Разве? — тихо возражает голос. И правда в том, что Лань Чжань не знает ответа.***
Поцелуи Вэй Ина — лучшая часть. Однажды вечером в пятницу они сидят вместе на диване в гостиной Лань Чжаня и Лань Сичэня и смотрят телевизор. На столике стоят пустые коробочки от еды на вынос и лежат мобильные телефоны. Свет выключен, и единственный источник освещения — это голубой экран. Вэй Ин прижимается к Лань Чжаню, они укрыты одним одеялом, и это тепло, уютно и замечательно. Лань Сичэнь остался ночевать у своего друга, и Лань Чжань всё ещё ощущает, как краснеют уши, когда вспоминает этот хитрый довольный взгляд брата, когда тот прощался с ним ранее днём и советовал быть осторожнее. Они смотрят фильм и иногда, в особо скучные моменты, целуются. Когда кино заканчивается, Лань Чжань готовит для них земляничный чай. Вэй Ин ждёт его в одеяле, лохматый и чуточку сонный, но такой довольный и радостный, и Лань Чжань хочет, чтобы этот вечер никогда не заканчивался. Его желания никогда не исполняются. Вэй Ин тянется за пультом, чтобы полистать каналы в поисках чего-нибудь интересного, и случайно проливает на Лань Чжаня свой чай. — Прости, прости, Лань Чжань! — кричит он испуганно. — Снимай, скорее снимай джемпер, это горячо! Он хватает за края кофты Лань Чжаня, и тот слишком взволнован от неожиданности, что почти не замечает, как позволяет Вэй Ину стянуть с себя джемпер. Он остаётся в одной футболке, она светло-голубая с вышитыми облаками и красивая. Но Лань Чжань не думает об этом — его мысли всё ещё спутаны. — Ты в порядке, Вэй Ин? — он тянется к Вэй Ину обеими руками, осматривает его пальцы. — Не обжёгся? Он отрывает взгляд от кожи Вэй Ина лишь когда убеждается, что на ней нет красных следов от горячего чая или волдырей. Его глаза поднимаются к лицу Вэй Ина, и сердце вдруг падает вниз. Вэй Ин не отвечает, но его взгляд прикован к чему-то, и под ресницами в тусклом свете телевизора Лань Чжань видит ужас и боль. Он сразу всё понимает, и всё внутри него замирает. Ему не нужно прослеживать взгляд своего парня, но он делает это. Шрамы на его руках — тридцать три, одной ночью он посчитал их все — прекрасно видно даже в полумраке. Белые, толстые, уродливые. Следы его слабости и его сломленности. Мёртвая кожа. Тьма. Одиночество. Боль. Лань Чжань не говорит ничего, потому что Вэй Ин видит всё сам. Он отпускает руки Вэй Ина и начинает отстраняться. Ему нужно прикрыть чем-то шрамы, и тогда они смогут поговорить. Он всё объяснит. И всё будет кончено. Пора ему возвращаться в свой серый пустой мир. Но он не успевает сбежать далеко, как Вэй Ин хватает его за руки и притягивает назад. Лань Чжань кажется себе неловким и деревянным, когда наклоняется вперёд. Ему так страшно, что он закрывает глаза, не смея взглянуть на Вэй Ина и увидеть в его лице отвращение. Он ждёт слов, как ударов, но Вэй Ин молчит. И лишь тепло его пальцев на запястьях напоминает о том, что он здесь. Лань Чжань думает, что, должно быть, это в последний раз. А затем, кажется, целую вечность спустя, он вдруг ощущает мягкое влажное тепло на сгибе локтя своей правой руки. Его тело невольно содрогается от неожиданности. Но тепло не исчезает. И новый поцелуй ложится на следующий шрам. Ресницы дрожат, когда Лань Чжань распахивает глаза. Вэй Ин сидит, склонившись над ним, и мягко, нежно целует каждый шрам его разбитых рук. Целует их с такой любовью, словно они — самое бесценное сокровище на свете. Будто они не уродство и не изъян. Он рисует вокруг них цветы своим неистово красным цветом. И Лань Чжань вдруг слышит, как разбивается его сердце. От этой любви, такой бескорыстной и чистой, от этого ощущения, что он любим со всем, что в нём есть, таким, как он есть, что он принят. И впервые в своей жизни он чувствует, как жжёт глаза, и тёплая солёная влага стекает вниз по щекам, туманя взгляд. И словно вся та боль, что он носил в себе с самого детства, все его обиды, страхи и одиночество, всё, что мучало его так долго, выходит сейчас с этими слезами. Он плачет, сначала тихо, а затем грудь его дрожит от рыданий. Вэй Ин оставляет поцелуй на каждом из шрамов, а затем поднимает лицо и улыбается. Это не та широкая весёлая улыбка, она нежнее и мягче. Он наклоняется вперёд и целует Лань Чжаня во влажную щёку. — Всё хорошо, — шепчет он, и в его глазах тоже блестят слёзы. — Всё хорошо, мой Лань Чжань. Ты больше не один. Лань Чжань наклоняется в его объятья и прижимает его к себе со всей силы. Вэй Ин гладит его по волосам и шепчет милые утешающие слова. И Лань Чжань верит каждому из них.***
Они говорят о случившемся лишь через три дня. Вэй Ин не торопит, и Лань Чжаню нужно набраться смелости, чтобы всё рассказать. Но, когда они садятся на кровать в комнате Лань Чжаня днём в понедельник, Лань Чжань готов. Слова даются ему тяжело, но Вэй Ин слушает так внимательно, что он продолжает говорить и вскоре уже не может остановиться. Его речь сбивчива, он вспоминает смерть родителей, пустоту, прописанную за него жизнь, одиночество и насмешки. Он говорит о своей усталости и о том, что ничего не чувствовал. Он говорит о голосе, шепчущем злые мысли. О терапии и о канцелярском ноже в пенале с карандашами. Когда он заканчивает, глаза Вэй Ина красные от слёз, но он не плачет. Он лишь берёт лицо Лань Чжаня в свои руки и улыбается. — Если тот голос вернётся, я прогоню его. Потому что мой голос всегда будет звучать громче, чем он, — убеждает он решительно и даже чуточку воинственно. — Никогда не верь ему. Верь мне, Лань Чжань. Я не обману тебя. Я всегда буду с тобой. Лань Чжань хочет верить. Но он знает, что есть вещи, которые не зависят от желания людей. Он вспоминает о матери и отце. — Всегда — это очень долго, — шепчет он. — Да, долго, — соглашается Вэй Ин. — И я хочу, чтобы моё долго было вместе с тобой. — Но если голос вернётся? — спрашивает Лань Чжань неуверенно. — Если в один день я не смогу ему сопротивляться? Я никогда не буду свободен от этого. Что, если я сломаюсь? — Я буду рядом, — твёрдо обещает Вэй Ин. — Только не прячься от меня, потому что он говорит тебе, что ты мне не нужен. Это ложь. Нужен, всегда нужен. Но если ты сломаешься, если у тебя случится рецидив, мы вместе начнём всё сначала. Хорошо, Лань Чжань? Хорошо? Ты и я. Твой брат. Твой дядя. Мы все. Ты сказал мне, что каждый день делаешь выбор. Это тяжело, и я не стану врать, что до конца могу понять тебя. Но я люблю тебя. И, если для тебя этого достаточно, выбирай меня. Меня, а не тьму. — Достаточно, — Лань Чжань кивает. — Вэй Ин — тот, кого я хочу. Сам. — Вот и прекрасно. Потому что Лань Чжань — тот, кого хочу я. Сам. Лань Чжань тянется вперёд, и Вэй Ин встречает его губы на полпути.***
Это не становится легко и просто, как по взмаху волшебной палочки. Иногда Лань Чжань всё ещё слышит скрип за запертой дверью. У него случаются плохие дни, когда он подолгу смотрит на нож с пустотой в голове. Дни, когда он кажется слишком уставшим. Но мир вокруг него больше не серый и не пустой. Он заполнен красками — жёлтые, изумрудные, голубые и фиолетовые. Но больше всего — красные. Он и Вэй Ин снимают квартиру, и в ней нечётное число тапочек, вечный беспорядок и шум. Они заводят кроликов, и Вэй Ин во время переезда случайно разбивает половину сервиза с облаками. После окончания учёбы Лань Чжань идёт на работу в университет. Его дядя немного ворчит, но принимает его решение. Брат одобрительно кивает и улыбается. И Вэй Ин рядом. Оглядываясь назад, Лань Чжань видит, что, наконец-то, живёт своей жизнью. Может, не такой спокойной, богатой и идеальной, не такой ровной и спланированной, но настоящей. И каждая трудность на пути дарит его дням новый цвет. Он всё так же посещает терапевта по средам, но ему всё больше кажется, что он давно пошёл дальше. Однажды в среду он приходит к ней с букетом ирисов. Она не выглядит удивлённой, но с благодарностью принимает цветы. Они разговаривают, и это звучит почти как беседа старых друзей. Эта женщина встретила Лань Чжаня сломанным подростком, натворившим глупостей. Теперь он стал взрослым мужчиной. В первый визит она спросила его: — Ванцзи, скажи мне, ты знаешь, зачем ты это сделал? За все эти годы он не дал ей ответ. Сегодня на нём летняя рубашка с короткими рукавами. Потребовалось немало поцелуев и нежных прикосновений пальцами Вэй Ина, чтобы Лань Чжань научился не стыдиться их, чтобы принял их как часть себя. Чтобы полюбил так, как любил Вэй Ин. — Я рада, что ты нашёл себя, — говорит доктор на исходе часа. Лань Чжань поднимается с кресла и, сложив руки, кланяется ей с искренней благодарностью. — Спасибо вам за всё, — произносит он. Доктор кивает. — Спасибо тебе, Ванцзи, за то, что не сдался. Он берёт свою сумку и идёт к дверям, когда внезапная мысль вдруг заставляет его остановиться. Он замирает, оглядывается, и в её глазах встречает безмолвный вопрос. — Я искал его, — произносит он негромко. Слова слетают с его губ легко и просто. Наверное, он всегда носил их в сердце. Просто не знал, как сказать. Доктор чуть поднимает брови, и он поясняет: — Красный цвет. Вы спросили меня тогда, зачем я сделал всё это. Я просто искал красный цвет. И нашёл. Красный цвет — это не боль и не кровь на свежих порезах. Это поцелуи по утрам и занятия любовью ночью, это смешинки во время просмотра фильмов и тёплые руки на плечах, это вечно пропадающие из шкафа футболки, грязные носки по всей квартире, это супер острый суп, кролики и пионы. Это глаза полумесяцы, лохматые волосы и огромные толстовки. Это объятья и смех. Это Вэй Ин. И тогда Лань Чжань вдруг видит, как его терапевт улыбается. Она знает, она слышит всё, что он не сказал. Она понимает. Лань Чжань выходит, и это его последний визит. Он спускается по лестнице к припаркованной на улице машине. — Лань Чжань! — громкий крик заполняет собой весь мир. И тотчас Вэй Ин прыгает в руки Лань Чжаня, и тот просто раскрывает объятья, готовый поймать его и никогда не отпускать. — Как всё прошло? — спрашивает Вэй Ин в самое ухо. — Хорошо, — честно отвечает Лань Чжань. — Пойдём домой. Вэй Ин целует его с лёгким смешком и тащит к машине.***
Лань Чжаню двадцать пять лет, когда он дарит Вэй Ину на День Рождения огромный набор маркеров, красок, пастели и холстов на картоне. Вэй Ин обожает рисовать, и Лань Чжань совсем не возражает, когда по всей квартире валяются его художественные принадлежности. Вэй Ин визжит от восторга, когда видит всё разнообразие оттенков. А затем хватает Лань Чжаня за руку и тащит за свой рабочий стол. Он достаёт большие листы, приносит воду и кисти и протягивает их Лань Чжаню. — Я не умею рисовать, — признаётся Лань Чжань. Его последний рисунок остался у дверей дома, где умерла его мама. С тех пор он не нарисовал ни линии. — И что? — ухмыляется Вэй Ин. — Я тебе помогу. Держи. И не переживай, это не на конкурс. Они вместе рисуют целый день и используют самые красивые цвета — красный, золотой, голубой и розовый, зелёный и оранжевый. К вечеру их руки, футболки и лица изляпаны краской. Они рисуют, затем нарочно мажут друг друга, целуются и снова рисуют. Комната превращается в разноцветный беспорядок. Но в итоге рисунок закончен. Вытащив скотч они вместе вешают его на стену в гостиной, и Вэй Ин обещает заказать рамку в багетной мастерской. Лань Чжань смотрит на их немного нелепый и бессмысленный рисунок и думает, что это самая красивая на свете картина. Ему кажется, что вокруг неё развевается разноцветный шлейф, будто волшебная радуга. Вэй Ин смотрит на него искоса и задумчиво тянет: — Знаешь, я бы ещё порисовал. — Возьмём новый лист? — предлагает Лань Чжань. Но лицо Вэй Ина озаряется шаловливой улыбкой. — Есть идея получше. И так они сидят на полу сразу под картиной, окружённые её многоцветным сиянием. На Лань Чжане нет футболки, и Вэй Ин разрисовывает его тело цветами и звёздами. Он рисует галактики на его груди, и цветы сливы вдоль его шрамов, дракона на его спине и кометы, уходящие под пояс штанов. Лань Чжань смотрит, как ловко двигаются его руки, как светится его лицо, и понимает, что ничего в мире не может быть лучше и правильнее, чем всё это. — Я люблю тебя, — говорит он. Вэй Ин вскидывает голову и улыбается своими глазами полумесяцами. — Я тебя тоже. И Лань Чжань чувствует, как его губы сами поднимаются вверх. То, что не удавалось сделать, когда он был подростком в лагере и пытался тренироваться у зеркала, сейчас выходит само собой. Он улыбается не только губами, но всем своим существом, и это так просто и так прекрасно. Вэй Ин замирает, вытаращив глаза и вдруг орёт: — С ума сошёл, Лань Чжань! Нельзя же так улыбаться без предупреждения! Ааа! Моё сердце может не выдержать! Это же… совершенно! Никогда не улыбайся другим, ясно? Никогда. Это только для меня! — Только для тебя. Лань Чжань подхватывает край футболки Вэй Ина и, пока тот голосит, ловко стягивает её. — Что это ты делаешь? — немного подозрительно косится Вэй Ин. Лань Чжань продолжает улыбаться и тянется за кистью с краской. — Моя очередь. Какой цвет ты выбираешь? Щёки Вэй Ина вспыхивают жаром. И он отвечает, наклоняясь вперёд: — Красный. Я выбираю красный.