Метод психиатрического и неврологического лечения, при котором эпилептиформный большой судорожный припадок вызывается пропусканием электрического тока через головной мозг пациента с целью достижения лечебного эффекта
***
Dream — сон/мечта
Страх. Вина. Искупление?.. Нет-нет-нет. Это что-то иное. Искупление уже не поможет. Бежать. Куда? Не важно. Беги куда глаза глядят. Беги. Беги. БЕГИ! И она бежала. Йеджи уже несколько часов бежала, озираясь назад и постоянно прибавляя скорость. Страх раздирал грудную клетку на мириады кусков, разбрасывая их по зимнему лесу. Пар, исходящий изо рта, щекотал щеки. Румянец покрыл ее лицо. Зима так и норовилась укусить ее за нос. Холод был буквально обжигающим. Сколько уже было времени, она не знала, но по положению солнца можно было понять, что где-то пять часов вечера. Ей казалось, что она бежит уже целую вечность. Ей казалось…. Что она бежит всегда. Почему она бежит? Она не помнит. Ей больно. И нет, не физически, хоть она и разодрала все колени в кровь. Ей больно душевно. Она еле переступала с ноги на ногу, ведь усталость охватывала её тело с каждой секундной все больше и больше. Девушка была одета совсем не по погоде: на ней белая ночнушка? Нет-нет. Рубашка. Белая длинная рубашка. На ногах были лишь белые капроновые носки. Казалось, ещё немного, и ее сердце заледенеет (и совсем не из-за холода). В какой-то момент девушка оступилась, свернула с правильного пути, или подвели её верные ноги. Секундное замедление, и вот Йеджи уже летит в маленький овраг по середине леса. Полет был недолгий, но неприятный: задница болеть будет сильно. Сил бежать дальше уже нет, голова девушки постепенно начала погружаться в темноту. Йеджи потеряла сознание.
***
Стрелки часов заносчиво тикали, будто подначивая незваную гостью покинуть стены дома. Йеджи с трудом разлепила глаза. Она лежала посреди большой гостиной на диване ярко-алого цвета, будто здесь только вчера кого-то зарезали прямо на диване. Запах дома был странный. Он манил и отталкивал одновременно. — Уже очнулась? — Йеджи невольно дёрнулась, когда с ней заговорила девушка с очень привлекательной внешностью. Ее волосы были собраны в пучок, а взор был устремлен прямо на Йеджи. Незнакомка резко придвинулась близко к её лицу, и ей стало жуть как неловко. Не обращая внимания на реакцию Йеджи, незнакомка заговорила: — Пахнешь… паршиво. Но я чувствую твой настоящий запах помимо пота и грязи. Ты…. Ты пахнешь инеем и вечностью, — эта девушка была чертовски красивой, но чертовски странной. — Кто ты? Где я… — Йеджи была слаба, и заставлять свои голосовые связки говорить ей удавалось с трудом. Горло пересохло, она очень хотела пить. — Хм, — девушка задумалась. — Разве важно — кто я? Более важно, что ты делала в лесу в столь поздний час. Ты что, — девушка усмехнулась, — убила кого и убежала в лес? — комната разлилась ее звонким смехом. Сердце Йеджи сжалось. — Не лезь. Не в свои. Дела, — Йеджи жестко отрезала. — Ну-ну. Чего ты. Я просто шучу. И всё же как ты оказалась в лесу столь поздний час? — незнакомка будто прочитав мысли Йеджи, протянула ей стакан с водой, который она осушила за долю секунды. — Я не помню, — Йеджи постаралась напрячь извилины и вспомнить хоть что-нибудь. Но попытки были тщетны. — Помню только, что бежала. Будто всегда бежала. Пока ты меня не нашла. — Понятно, — девушка задумалась. — Ну… ладно. Скоро придет Черри. Попрошу ее выделить тебе какую-нибудь комнату. — Черри?.. Черри с английского переводится как вишня, — мерзкое чувство пронзило грудь Йеджи. — Ненавижу вишню. Люблю голубику. А вишню ненавижу. — Не помнишь, кто ты такая и что делала в лесу, но помнишь, что ненавидишь вишню? Ха-ха. Странная лисичка. — Лисичка? — Йеджи в недоумении взглянула на девушку. — Да, лисичка. Ты похожа на лисичку, — незнакомка изучающе осмотрела Йеджи с ног до головы, от чего второй стало не по себе. — Ладно, мне нужно идти сейчас доделывать дела по дому, а ты, жди, — девушка собралась уходить, но развернулась и вновь заговорила: — и кстати, меня зовут Рюджин, — она дружелюбно улыбнулась и скрылась в дверном проеме. — А я… Йеджи, — кинула ей в догонку девушка. Йеджи не пришлось долго ждать после ухода Рюджин. Минут через пять послышалось, как открывается входная дверь. В дверь зашла девушка, которая сразу вызвала мерзкое и неприятное чувство внутри Йеджи. Если можно было обозначить ненависть одним человеком, она бы была этой девушкой. Страх пронзил сердце Йеджи, и та молча наблюдала за девушкой, входящей в комнату. — Ага, значит, про тебя мне рассказывала Рюджин? — незнакомая девушка заговорила первая. — Как тебя зовут? Из-за страха Йеджи еле выдавила из себя голос. — Я… Йеджи, — девушка с трудом скрывала свое отвращение и ужас. — Хорошо, подожди еще немного. Скоро я выделю тебе комнату в моем доме и ты отдохнешь там. Неприятная девушка ушла, однако, к сожалению Йеджи, она вновь вернулась очень быстро. — Наверное, Рюджин тебе не сказала, кто я? — Сказала. Черри. — Ну почти. Я Черён. А Черри меня зовет Рюджин. Это мой дом. А Рюджин здесь подрабатывает, — девушка изучающе осмотрела Йеджи. — Подозреваю, что денег у тебя уж точно нет, — девушка кивнула на внешний вид Йеджи, и она только заметила, что была в порванной рубашке. Рубашка была вся в грязи, а карманов с деньгами там не было и подавно. Ей стало стыдно за свой внешний вид, но уж точно не перед Черри. Перед кем угодно, но не перед ней. — Попроси Рюджин дать тебе что-нибудь из ее одежды. — Спасибо, — благодарность далась Йеджи с трудом. Этот долгий разговор не нравился девушке совсем. — Ну так… когда я смогу отправиться в номер и принять душ? — А точно. Извини, задумалась. Пойдем, я провожу тебя в твой номер, — Черри направилась к лестнице, а Йеджи за ней. Хван смотрела на спину Черен, и страх покрывал мурашками все ее тело. Если бы у Йеджи сейчас был нож, она бы без раздумий воткнула бы его ей в спину. Поднявшись по лестнице и пройдя мимо пары комнат, они зашли в комнату, предназначавшейся Йеджи. — Пока отдыхай, скоро к тебе зайдет Рюджин, занесет полотенца и одежду, — Черри скрылась в коридоре дверей. Можно было подумать, что двери в этом доме ведут в никуда, лестницы бесконечные, а вместо рам в окнах — порталы в ад. Недолго думая, Йеджи принялась осматривать комнату. Единственными источниками света были небольшая масляная лампа на столе и маленькая лампочка на потолке, которая пыталась осветить собой всю комнату, будто это были последние минуты ее жизни и она пыталась дать как можно больше света под ее конец. Кроме приборов для освещения в комнате была односпальная кровать и стол, на котором, собственно говоря, и стояла масляная лампа. В какой- то момент девушке показалось, что на лампе есть капли крови, но она не придала этому значения. Еще кроме всего прочего были ванная комната и окно со старой позолоченной рамой. Когда Йеджи села на кровать, кровать проскрипела, будто это были предсмертные крики жертвы перед смертью. Если бы в этом отеле убивали людей, то Йеджи бы совсем не удивилась. Девушке было не по себе от этого места, но у неё не было как такового выбора. Черён не обманула, ведь через некоторое время пришла Рюджин с постельным бельем, одеждой и полотенцами. Та вошла в комнату так резко, что Йеджи испугалась. — Извини, не хотела напугать, — Рюджин неуклюже поставила все на стол и собралась уходить, но Рюджин ее остановила. — Рюджин… Э…. Можешь посидеть со мной? Мне не по себе от этого места, — Йеджи саму удивило, что она просила о таком совсем незнакомую ей Рюджин, но это было намного лучше одиночества в этом жутком месте, компании скелетов в шкафу, кровавых ламп и трупов под кроватью. — Я?.. — Рюджин удивилась просьбе Йеджи. Пребывая в ступоре и продолжая недоуменно глядеть на девушку, она почувствовала, как её уши краснеют. Ей стало неловко, и она заговорила: — Да, конечно. Только доделаю пару дел. — Хорошо, спасибо тебе, — Йеджи стало неловко из-за всей этой ситуации. Пару дел, видимо, затянулись на пару сотен дел. Рюджин очень долго не было, и Йеджи уже решила, что она вовсе не придет. Она решила принять душ и лечь спать. Девушка сняла с себя грязную одежду и аккуратно сложила все в корзину, принесённую Рюджин. Она взяла полотенца и направилась в ванную комнату. Сначала она решила смыть с себя всю грязь под душем, а потом наполнить ванну и лечь туда. Грязь в перемешку с высохшей кровью стекали с нее ручьем. От мыла щипало раны. Когда же с душем было закончено, она начала заполнять ванну и легла в нее. На Йеджи со всех сторон давила горячая вода. Девушка почувствовала облегчение. Ей начало казаться, что вода становится холодной. Она попыталась разлепить глаза, но вдруг кто-то схватил ее за шею и начал топить. Руки были холодные, как сосулька, упавшая с крыши и подарившая человеку последние минуты жизни. Холод рук буквально жжёг, еще немного, и он бы прожег ее шею насквозь. Руки пропали, и Йеджи перестала чувствовать опору под спиной. Она поняла, что она уже не в ванной, а когда она открыла глаза, те вдруг защипало. Воздуха критически не хватало, уши заложило, а вода давила со всех сторон. Вокруг был океан. Но вместо воды здесь была кровь. Она тонула без возможности вздохнуть. В воде сложно слышать какие-либо звуки, однако Йеджи слышала шепот. Это был очень громкий шепот. Он был со всех сторон. Страх загребал душу Йеджи в свои объятия и тянул ниже в океан крови. Шепот становился все громче, но не переходил на голос. Это был просто оглушающий шепот, который твердил разные вещи, которые Йеджи не могла различить. Единственное, что она могла различить, — это ее собственное имя. Йеджи-Йеджи-Йеджи-Йеджи. — Йеджи, просыпайся, — девушка трепала ее за плечи пытаясь привести новую знакомую в чувство, — Йеджи, проснись, пожалуйста. Пелена начала спадать с глаз Йеджи. Когда Рюджин заметила это, то с облегчением вздохнула. — Что… Что случилось… — Йеджи была уже не в ванной, а в кровати. Ее волосы было ужасно мокрые, а руки и шею жгло будто раскаленным металлом. Хотя руки скорее чесались, а вот шея… — Ты…. Это ты должна мне сказать, что случилось, — Рюджин кивнула на руки Йеджи. Йеджи только сейчас додумалась посмотреть на источник своей боли. Ее запястья были в неуклюже завязанных бинтах, но было видно: с заботой. Йеджи лихорадочно стянула бинты. На её запястьях из красных полос стекала алая кровь. — Я не понимаю… Что случилось?.. Я просто лежала… А потом… Кровь. Много крови. И шепот… оглушающий, — Йеджи стала пятиться к стене. — Я лежала в ванне. Меня начали душить. Потом океан. И вот я уже здесь. — Тише-тише, — Рюджин тяжело вздохнула и прижала к себе Йеджи, чтобы успокоить ее. Йеджи такого не ожидала, но все равно дала себя обнять. Йеджи уместилась в изгибе шеи Рюджин и тихо плакала — адреналин давал о себе знать. Страх до сих пор преследовал ее, однако в объятиях Рюджин было спокойнее, и она просто тихо плакала. — Хм. Хочешь, покажу тебе кое-что? — Рюджин дружелюбно улыбнулась Йеджи и та неуверенно кивнула. — Тогда одевайся и пойдем, — Йеджи вытерла свои щеки от слез и заметила, что лежала почти голой, и даже то, что была «почти голой» из-за того, что Рюджин одела ее. Ей стало очень неловко. Рюджин вышла из комнаты, оставив Йеджи переодеваться. Через пару минут Йеджи вышла и оглянулась в поисках Рюджин. Та подпирала стену чуть ближе к одной из дверей, ведущих в никуда и чуть дальше от бесконечной лестницы. Они встретились взглядами, от чего Йеджи стало неловко. — Ну что, пошли, лисичка? — Рюджин тепло улыбнулась. — Но сначала я дам тебе куртку, иначе ты заболеешь. — Мы пойдем на улицу? — Йеджи невольно вспомнила, как бежала по лесу, и ее передернуло. — Почти. Скоро увидишь, — Рюджин ехидно улыбнулась и потянула Йеджи за собой в гардеробную, где они взяли две куртки и направились на улицу. Вышли они совсем не из той двери, куда заходила Черри. Они прошли пару десятков метров, и перед взглядом Йеджи предстала синяя арка, покрытая инеем, на которой алыми проржавевшими буквами было написано «Giardino di mirtilli». — Гвардиано… ди мартили?.. — неуверенно спросила Йеджи, постоянно озираясь назад. — Гардино ди миртили. Голубичный сад по-итальянски, — девушка ехидно хихикнула и потянула Йеджи во владения за аркой. Ее руки были ненормально холодными, но учитывая нынешнюю погоду, это было вполне логичным. Рюджин отпустила руки Йеджи, когда они продвинулись чуть глубже в сад, и девушка только сейчас поняла, что они все это время шли, держась за руки. В саду было много деревьев, но всю красу саду придавало одно дерево посередине. Оно как будто бы было самым старшим деревом, будто с этого дерева началась история этого сада и история этого мира. На ветках дерева ютились голубые плоды голубики и темно-синие плоды черники. Это дерево будто и не было деревом вовсе. — Голубика и черника не растут на деревьях, — Йеджи печально подметила, будто стирая магию этого места. — А у нас растут, — улыбаясь продолжила за ней Рюджин. — Пойдем, я покажу тебе самую вкусную голубику, а ты научишь меня рисовать звезды, — счастливо объявила Рюджин. — Ты странная, — сказала Йеджи, продолжая смотреть в карие глаза напротив. На миг ей показалось, что в этих карих глазах — вся ее жизнь. Она могла бы полюбить их, и если бы кто-то осмелился полюбить их кроме нее, она бы без промедления перерезала им горло. Она бы выколола эти самые глаза, чтобы любила их только она. Отогнав непривычные для Йеджи мысли, она сосредоточилась на том, что делала Рюджин. Та беззаботно собирала голубику с дерева. Но… ведь на деревьях не растет голубика. Вокруг была куча деревьев с разными плодами, не растущими на деревьях. Так же были кусты, на которых ютились яблоки и груши. Этот сад был воплощением странности, но почему-то Йеджи полюбила его. Чувство спокойствия в саду было равно бесконечности. Когда Рюджин дособрала голубику, она присела прямо на корни дерева и похлопала рядом с собой, подзывая Йеджи. Как неудивительно, но снега рядом с корнями дерева не было. Наоборот, там было очень даже тепло. И все же воздух был холодный. Йеджи начала с жадностью поглощать собранную Рюджин голубику. — Очень вкусная голубика, — Йеджи действительно понравилось, и она вспомнила, что не ела очень давно. Она с жадностью уплетала каждый плод голубики, будто ягоды могли куда-то убежать от нее. — Про это дерево говорят, — Рюджин загадочно посмотрела вдаль, — что под ним похоронена любовь. А в доме — убита. По телу Йеджи прошлись мурашки. Она недоуменно взглянула на Рюджин. — В отеле… — Йеджи запнулась. — убивали людей? — Возможно… И не раз, — Рюджин быстро сменила тему: — Кстати, что там со звездами? — Я… не умею рисовать, — Йеджи была очень близко к лицу Рюджин и ощущала ее горячее дыхание на своих губах. Желание поцеловать ее увеличивалось с каждой минутой. От Рюджин пахло кокосами и какао. — Если я… — Йеджи неуверенно запнулась. Они обе чувствовали всю тонкость момента. Рюджин не ожидая, что скажет Йеджи, прильнула к ее губам. Ее поцелуй был такой мягкий и родной, будто они были знакомы всю жизнь. Рюджин отодвинулась первая и заговорила. — Если ты поцелуешь меня? — она уверенно блеснула зубами. — Как ты узнала? — Йеджи засмущалась, но взгляда не отвела. Рюджин чувствовала в Йеджи все смертельно плохое и пугающее. Но почему ее так неотвратимо тянуло к ней? — По тебе все видно, лисенок, теперь уже в голубичном саду. Йеджи показалось, что если Рюджин еще раз назовет ее лисенком, она вырвет свое сердце и отдаст ей. Было пыткой находится одновременно так близко и так далеко, поэтому Йеджи обняла ее со всей силы. — Задушишь же, — сказала Рюджин, но Йеджи от себя не отлепила. — Прости… Я не хотела… — Йеджи грустно взглянула на Рюджин. — Ничего страшного, ты не сделала ничего плохого, — Рюджин тепло улыбнулась. — Я, наверное, пойду спать… — Рюджин встала и пошла в свою комнату, мысленно попрощавшись с кокосово-родным запахом. Адреналин, видимо, действовал на Йеджи очень странно, ведь жалеть о своих поступках она определенно будет потом. Но это будет потом, так что плевать. Зайдя в номер она вспомнила, что так и не убрала ванну после того случая. Номер был каким-то странным, запах смерти бил в нос прямо с порога. Свет был выключен. Когда же Йеджи попыталась его включить, лампочка неохотно замигала и провалилась в небытие. Видимо, отжила свое. Йеджи потянулась к масляному светильнику, и ее бросило в ужас. Чувство возникло, когда она краем глаза взглянула в темную ванную комнату. Из ванной вовсю сочилась кровь во все стороны, а из её берегов свисали руки и ноги. Чуть вглядевшись, Йеджи поняла, что там лежал труп. Йеджи от страха уронила со стола светильник, и он разбился. Стекло разлетелось по всей комнате. Теперь у Йеджи не было никакого источника света. Вдруг сзади нее послышался усталый вздох. Черен все это время стоявшая за спиной Йеджи, заговорила. — Красиво, неправда ли? — Черен серьезно спросила, дыханием обжигая ухо Йеджи. Йеджи попятилась в сторону от трупа и влепилась в Черри повалившись на пол. — Что за хрень? — Тело. Впечатляюще, правда? — Это… я? — Йеджи неуверенно спросила. Страх сжимал грудную клетку. — Нет. — Я мертва? — Нет, — Черен нежно потрепала ее по плечу. — Не бойся меня. — Уйди с дороги, — голос Йеджи почти срывался на крик. — Понравилась Рюджин? Не верь ей. — Выпусти меня, сейчас же. Черен смиренно отошла от дверного проема. Йеджи быстро выбежала из комнаты и побежала по одной из бесконечных лестниц. Дом обернулся страшным сном Йеджи. Всё пропахло трупным запахом и страхом. Везде бегали призраки, свет мигал, а в углах ютились черти. Озираясь, Йеджи не заметила на лестнице Рюджин и впечаталась в нее. — Куда бежишь? — В ванной труп. Рюджин промолчала. Крепко обняла Йеджи, обжигая своим дыханием ключицы. — Страшно? — Очень, — Йеджи заплакала. Страх был в каждом углу дома убийцы. Рыжие черти прыгали из комнаты в комнату. Свет продолжал мигать. Страх был в тысячу раз хуже, чем в лесу. Чувство, что за Йеджи кто-то гонялся, вновь появилось, и если бы не объятья Рюджин, даровавшие спокойствие, она бы сошла с ума. — Ты правда моя смерть? — захлебываясь в своих слезах спросила Йеджи. — Нет, — Рюджин нахмурилась и промолчала. — Мне пора идти. Я буду ждать тебя здесь. Возвращайся поскорее, лисенок. Рюджин отлепила от себя Йеджи и в мраке стала пропадать. Йеджи кинулась ей вслед, но не успела — Рюджин пропала. Страх понемногу начал пропадать, и осталась лишь пугающая ненависть. Все вокруг залилось темнотой, и Йеджи оказалась в пустоте. Резкая боль отдалась в теле четким скачком, будто её ударила молния. Ток понемногу сжигал каждый сантиметр её тела. Электричество пробиралось все глубже и глубже к сердцу, будто пытаясь стереть болезненные воспоминания. Йеджи ничего не слышала и одновременно хотела оглохнуть. Она услышала крик. Это был её крик. Ей было больно, чертовски больно. Ток жжег. Из глаз ручьем лились слёзы. Темнота понемногу начала светлеть, и она расслышала голос. Йеджи с трудом разлепила глаза. — Хватит на сегодня. Отведите её в палату. Пусть отдохнёт перед препаратами. Санитары отлепили ее от проводов, развязали ей руки и ноги, помогли встать и отвели в палату. Санитар ей доложил, что к ней пришли гости, пока она была на терапии. Йеджи удивилась, ведь за столько лет к ней никто не приходил, только смерть пару раз. К чему бы кому-то к ней приходить. — Привет, — Черри стояла с банкой голубичного варенья и газетами в руках. Йеджи проигнорировала её, сделав вид, будто не заметила. — Эй, Йеджи, ты с нами? — Черён помахала газетами прямо перед носом Йеджи и тяжело вздохнула. — Мы ведь только виделись, — Йеджи потерянно царапает ногтями свои руки, в надежде утихомирить внутреннюю боль физической, прижимая колени к животу и пряча лицо в своих ногах. — Далеко тебя занесло в этот раз, — невесело усмехается Черри. Худощавые руки все в шрамах. По запястью ползут трещинки. Отросшие ногти все в крови. В этот раз не в собственной. Желание выцарапать глаза Черён и вырвать все ее волосы, были выше ее чувства самосохранения. Санитар безуспешно пытается оттащить Йеджи от Черен, и в итоге всё же оттаскивает. — Воу, тише. Мне сказали, что тебе стало лучше, — Черен отодвинула свой стул от кровати Йеджи на пару метров. — Соврали. Плохой юмор. Возвращение в привязь не радует душу. Ее снова будут закрывать в комнате, привязывать к кровати, чтобы пустить неугодную иглу с препаратами в вену для превращения в овоща. Поделом, пока в руке ютится клочок волос Черен. Трофей. Поднимая взгляд, Йеджи лихорадочно бьется глазами о каждую деталь палаты. В нос бьет запах психбольницы. Препараты, койка, стакан воды, окно, закрытое снаружи решеткой. Масляные краски и холст. На холсту Йеджи рисовала своей кровью, но никак не красками — все-таки научилась рисовать звезды. Жаль Рюджин не увидит. — Зачем ты сюда пришла? — почти рыча бросает Йеджи. — Пару лет назад ты попросила мне принести тебе кое-что. — Что? — спрашивает Йеджи, делая вид, что не замечает банку с голубичным вареньем и газеты. Черен бросает на стол между ней и Йеджи газеты и аккуратно ставит банку варенья на край стола. Заголовок двадцатилетней газеты бьет током в глаза. В горле образовывается тугой ком, которые она развяжет новыми красными полосками на руках. «…МОЛОДАЯ ДЕВУШКА УБИЛА СВОЮ ПОДРУГУ В ЧЕРНИЧНОМ САДУ…» «Голубичном саду… не черничном» — подумала про себя Йеджи. На второй газете ютилась аналогичная запись… «…УБИЛА В ПСИХОЗЕ ИЗ-ЗА РЕВНОСТИ НА ФОНЕ ПРИЕМА НАРКОТИЧЕСКИХ СРЕДСТВ…» Так и есть. Первым делом она выколола её карие глаза, чтобы любить их могла только она. Следом она вспорола ей легкие, чтобы ее горячее дыхание обжигало лишь ключицы Йеджи. Потом печень, которая была расщеплена в массы маленьких кусочков, будто настоящая лиса, вспоровшая ей их. И под конец последний удар в сердце, кровь из которого стекала на корни самого обычного дерева, на котором росла не голубика, а обычные яблоки и рядом кусты голубики, без всяких груш. Труп Рюджин ютился в объятиях корней голубичного дерева, которое было совсем не голубичным. «…ХВАН ЙЕДЖИ — КРАСИВАЯ ЛИСИЦА В ОБЪЯТЬЯХ НЕБЕСНОГО СКВОРЕЧНИКА…» Йеджи уже двадцать лет была запертой в психбольнице. Ее лучшим другом стала электро-конвульсивная терапия, которая предназначалась для ее лечения. На втором месте ее лучшими друзьями были успокоительные и препараты для превращения в овоща. — Разве я могла попросить такое? — Ты тогда напилась геля для стирки, — шепотом напоминает Черен. — Медсестра проболталась. Тебя никто не навещает, вот она и разговорилась от радости. Точно. Последние двадцать лет Йеджи только о том и мечтает, чтобы покончить жизнь самоубийством. Куда лучше, чем стать безжизненным овощем. — Ну что, — прервала тишину Черен, — нам пора прощаться? — Да. — Знаешь. Ты меня ненавидишь. Но я тебя ненавижу еще больше. Как ты могла ее убить из ревности ко мне. — Не только. Мир не крутится вокруг тебя одной, Черри. Хотя это и было поводом, но не причиной. Общество осуждало нас и наши отношения. У нас не было иного выхода быть вместе. Она была дочерью из богатой семьи, когда как я была обычной девчушкой из низшего слоя общества. Её родители никогда бы не позволили быть нам вместе, тем более двум девушкам. Наркотики развязали мне руки, и я убила ее. Потом я надеялась покончить с собой, но не успела. И мы так и не воссоединились, как я ей обещала, окуная нож в сердце и выкалывая её глаза. Черён напряглась. Ей было некомфортно в этой палате и с Йеджи. Та была настоящей психопаткой. От санитара особо не веяло защитой. Такое чувство, что он был здесь для вида. В опасности было не физическое состояние Черён, а психологическое. Напряжение, видимо, чувствовал и санитар. Черён начала копошиться, чтобы уходить. Она собрала свои вещи и направилась к двери, оставив Йеджи только банку с голубичным вареньем и газеты, подтверждающие, что Йеджи — монстр. Йеджи начала закипать. Она бросила банку с вареньем в стену. Стекляшки разлетелись во все стороны. Она взяла кусок стекла, что побольше и направилась в ванну. Вина мучила Йеджи последние двадцать лет. Она не могла поверить, что сотворила это с Рюджин. С её Рюджин. Она любила её. Любила её всегда. Если бы был выбор совершить самоубийство до того, как убить Рюджин, или же убить Рюджин, она бы выбрала совершить самоубийство. Она не хотела её убивать. Она ненавидела Черен, родителей Йеджи, общество — весь мир. Но больше всего она ненавидела себя. Он приложила к своему горлу стекло, с которого стекала синевато — фиолетовая жидкость и шепотом произнесла. — Скоро увидимся, Рюджин. Она со всей силы вдавила кусок стекла себе в шею поперек сонной артерии и провела до кадыка, чтобы наверняка. Йеджи упала на пол, распуская под собой кровавый круг, а ее безжизненное тело осталось лежать и ждать, когда придут санитары колоть очередной препарат для превращения в овоща или обжигать током ее тело.