Черно, белая любовь

— Сюда, пожалуйста. — Неужели ты даже не скажешь племянникам… — начал было Ники, но замер, как только вошёл на кухню и увидел отца. Лютер Хэммик был высоким, худым как щепка мужчиной с суровым лицом. Волос у него на голове осталось немного, однако он носил аккуратно подстриженную, темную с проседью, бородку. Даже на расстоянии Женя разглядел как напряжены плечи Лютера — воссоединение с родственниками явно радовало мистера Хэммика не больше, чем Ники. Женя стоял за Ники и аккуратно положил ему ладонь на поясницу, в спине Ники чувствовалось напряжение, но почувствовав руку русского он немного расслабился. Ни Мария ни Лютер этого действия не заметили. Нил определенно заметил, что Эндрю Лютер рассматривал дольше, чем родного сына. Считал ли он племянника лишь косвенно причастным к смерти сестры или в глубине души винил целиком и полностью? Ники упоминал, что выход Эндрю из колонии только усилил депрессию Тильды и её тягу к наркотикам. Возможно, Лютер жалел, что вообще узнал о существовании Эндрю. Нил попытался отвлечься, разглядывая обстановку, а Женя последовал его примеру. На стенах были развешаны миниатюрные распятия и библейские цитаты в рамочках, а кухня в целом смотрелась как идеальная картинка из каталога. У квадратного стола стояло всего два стула, задняя дверь была распахнута. Дверной проём защищала сетка, но сквозь неё Нил прекрасно видел террасу. Там стоял стол побольше, уже накрытый. — Ники, — наконец поприветствовал Лютер. — Аарон, Эндрю. Ники словно язык проглотил, тогда как Аарон проявил вежливость: — Привет, дядя Лютер. Лютер тускло улыбнулся и посмотрел на Нила, Женю и Кевина. — Я отец Ники. Можете звать меня Лютером. Добро пожаловать в мой дом. — Спасибо за приглашение, — откликнулся Кевин. — Это можно оставить здесь, — сказал Лютер, глядя на клюшку в руке Нила. Дождавшись, пока тот прислонит её к стене, он жестом указал на заднюю дверь. — Проходите, располагайтесь. Обед будет с минуты на минуту. Ники вывел всех на заднее крыльцо. Террасу окружали невысокие бортики и тонкая сетка. По углам были расставлены тепловые лампы. Через сетку наружу уходила часть тепла, но вместе с тем она не пропускала внутрь холодный ноябрьский ветер, поэтому здесь было даже уютнее, чем в доме. Вокруг стола стояло девять стульев — три с одного боку и четыре с другого, и по одному в торцах. Судя по кружевным салфеткам на обоих концах стола, хозяева собирались сесть друг напротив друга, а гостей посадить по обе стороны от себя. Ники сел посередине, оставив стулья слева и справа свободными. Аарон занял место между Ники и Марией. Кевин и Нил усадили Эндрю между собой, чтобы за ним присматривать; Нил сидел ближе к Лютеру, Кевин — к Марии, а Женя рядом с Ники. За угощением хозяевам пришлось ходить на кухню трижды. Сев за стол, они склонили головы. Нил не понял, что происходит, пока Лютер не начал молиться. Нил тоже опустил голову, хоть и позже остальных, и исподлобья покосился на Эндрю. Тот даже не делал вид, что молится, в то время как Кевин с другой стороны от него из вежливости повторял слова молитвы. Закинув одну руку на спинку стула, второй рукой Эндрю постукивал зубцами вилки по столу, откровенно перебивая Лютера. Женя просто облокотившись на стул смотрел в даль и думал: «Как бы Аврора отнеслась к родителям Ники?» Конечно, Лютера это выводило из себя, но, видимо, он давно научился не ждать уважительного отношения со стороны Эндрю, а со стороны Жени он такого не уважения не понял. Завершив молитву, Лютер выпрямился и начал накладывать себе еду с ближайшего блюда. Остальные восприняли это как знак к началу трапезы, а Нилу пришлось ждать, пока наполнят свои тарелки либо Лютер, либо Эндрю, а Волков сидел замерев в одной позе. Заметив, что они сидят сложа руки, Лютер спросил: — Вы верующие? — Нет, — сказали они в один голос. Лютер помолчал, ожидая продолжения, однако Нил смотрел на него и Женя наконец-то обратил своё внимание на хозяина дома, не говоря ни слова. Наконец Лютер неодобрительно нахмурился: — Почему? — Я бы предпочел не поднимать этой темы, — ответил Нил. — Не хочу ввязываться в конфликт. — Да ты что! — усмехнулся Эндрю. — Ты ведь у нас всегда такой категоричный. — Не понимаю, каким образом мой вопрос может вызвать конфликт, — сказал Лютер Нилу. — Мне не нужен бог, мы с сестрой и есть он, — с нахальной улыбкой сказал кудрявый, из-за этого высказывания Лютера передёрнуло. — Пап, ты вправду хочешь начать именно с этого? — вмешался Ники. — Может, спросишь, как у нас дела, как успехи в учебе или как продвигается сезон? Вчера у нас была выездная игра во Флориде. Кстати, мы победили. — Поздравляю, — механически проговорил Лютер. — Ага, от всего сердца, — заметил Ники скорее с грустью, чем с обидой. Женя взял его за руку под столом. Повисла неловкая тишина. Ники прервал её, вяло поинтересовавшись: — Когда перекрасили кухню? — Два года назад, — ответила Мария. — Человек, который делал ремонт, — прихожанин нашей церкви. Симпатично получилось, да? — когда Ники одобрительно кивнул, она перевела взгляд на мужа, ища в нем поддержки, потом сказала: — Так какая у тебя специализация, Николас? Где-то в глубине души Нил считал, что Ники преувеличивает, рассказывая об отчуждении между ним и родителями, однако вот, пожалуйста: он уже на втором курсе, а отец с матерью до сих пор не знают какое направление он выбрал. Непонятно, задала ли Мария свой вопрос, потому что действительно хотела получше узнать сына, или просто поддерживала беседу. Нил надеялся на первый вариант; второй выходил каким-то уж совсем тоскливым. Пускай у его собственной матери был жёсткий характер и тяжелая рука, но она любила Нила, яростно и преданно. Они были двумя половинками несчастного целого, неразлучными сообщниками. — Маркетинг, — сказал Ники. — Двоюродная сестра Эрика работает в PR-компании в Штутгарте. Она сказала, что устроит меня в свою фирму, если я окончу универ с хорошими баллами. — Ты собираешься вернуться в Германию? — Мария бросила на мужа встревоженный взгляд. Подбородок Ники окаменел, и все-таки, глядя в глаза матери, он сказал: — Да. Там у Эрика карьера. Я не вправе просить его все бросить ради меня, да и сам бы этого не хотел. Мне нравится жить в Германии, это потрясающая страна. Вам стоит как-нибудь навестить нас. — Нас, — эхом отозвалась Мария. — Значит, вы всё ещё… — Она растерянно умолкла. — Да, мы все еще вместе, — закончил за неё Ники. — Я вернулся, чтобы присмотреть за Эндрю и Аароном, а не потому, что расстался с Эриком. Я его люблю. Всегда любил и буду любить. Когда вы уже это поймёте? — Когда уже ты поймешь, что это дурно? — подал голос Лютер. — Гомосексуализм — это… — Женя громко цокнул. — Лютер, — вмешался Эндрю. Он больше ничего не сказал, но Лютер покосился на него с опаской. — Я его люблю, — решительно повторил Ники. — Неужели для вас это ничего не значит? Почему вы не можете порадоваться за нас? Почему не даете ему ни единого шанса? — Мы не можем потворствовать греху, — сказала Мария. — Вы не обязаны любить грех, но вам ведь полагается прощать и любить грешников. Разве не в этом суть веры? — нахмурившись, спросил Волков. — Суть веры в том, чтобы следовать заповедям божьим, — отрезал Лютер. — Но человек не бывает однозначно плохим или хорошим, — жалобно проговорил Ники. — Я тоже не такой и таким не буду. Зачем вы нас позвали, если опять заводите старую песню? Глубокая печаль в голосе Ники нисколько не тронула Лютера. — Недавно выяснились кое-какие обстоятельства, которые заставили нас пересмотреть ситуацию, — сухо произнес он. — Мы решили восстановить добрые отношения между всеми членами нашей семьи. — он посмотрел на Марию, та радостно закивала. — Хотя и понимаем, что этот путь будет долгим и тяжёлым. И сегодня мы пригласили вас сюда, чтобы вместе обсудить первые шаги. — Просвети-ка нас. — Эндрю подался вперед, словно ему не терпелось услышать ответ. — Если первый шаг не в том, чтобы проявить терпимость, то каким же его видит парочка ханжей? Лютер спокойно выдержал пристальный взгляд племянника. — Первый шаг — исправление ошибок прошлого. Именно поэтому вы здесь. — Ну нет, — возразил Эндрю. — Я здесь только потому, что Нил все приставал и приставал ко мне, пока я не согласился поехать. Так что меня можете вычеркнуть. Лютер нахмурился. Мария на другом конце стола примирительно подняла руки и сказала: — Давайте поедим. На пустой желудок такие разговоры идут тяжело. Пообедаем и тогда поговорим. А потом всем в награду десерт. Пирог уже в духовке. Яблочный, Николас, твой любимый. После суровых слов Лютера это предложение перемирия выглядело жалким, однако Ники был готов отчаянно цепляться за любой проблеск надежды. Он кивнул и уткнулся носом в тарелку. За столом какое-то время царила тишина, которую в конце концов нарушил Аарон. Он принялся расспрашивать родственников о неизвестных Нилу и Жене местах и людях — очевидно, тех, с кем познакомился восемь лет назад, когда Тильда перевезла его в Колумбию. Тема была нейтральная, поэтому Лютер и Мария с легкостью ее поддержали, а у Ники появилось время успокоиться. Ближе к концу обеда Эндрю встал и ушёл в дом. Лютер отодвинул стул и последовал за ним, чтобы поговорить наедине. Лютер вернулся на террасу один, угрюмый и подавленный, но в остальном невредимый. Эндрю не пришёл. Лютер снова сел за стол и сосредоточил внимание на Аароне. Нил ждал возвращения Эндрю, мысленно отсчитывая секунды, а затем и минуты. Скоро подействует очередная таблетка, и гнев Эндрю сменится апатией. Нил дождется этого, а тем временем подумает, на какие вопросы Эндрю захочет получить ответы в обмен на подробности разговора с Лютером. Мария пошла на кухню проверить пирог и вернулась с довольным лицом. — Еще пять минут, и будет готово, — сообщила она. Эндрю все не было. Нил на секунду предположил, что Миньярд мог сесть в машину и уехать, но сообразил, что тот никогда не садится за руль под таблетками. Он просто не мог: возбуждающее действие лекарства делало его слишком нервным, мешало фокусироваться на дороге. В следующее мгновение Нил вспомнил про свою клюшку на кухне и дорогую машину Лютера, припаркованную у дома. Он встал, и все взгляды тотчас обратились на него, поэтому пришлось сказать: — Уберу со стола. — Мы с Кевином и Женей поможем. — Аарон многозначительно посмотрел на Ники. — А вы пока поболтайте без нас. Нил собрал тарелки — быстро, но без лишней суеты, чтобы ничего не разбить. У Кевина одна рука оставалась свободной, поэтому он открыл дверь и вышел первым. Нил поспешил за ним, едва не наступая на пятки. В кухне он сразу же поискал взглядом клюшку и, к вящей радости, обнаружил её на месте. На смену облегчению, однако, пришли растерянность и тревога: Эндрю тут не было. — Нил, — окликнул его Ники, когда дверь за Аароном уже почти закрылась. Нил оставил тарелки на столике и выглянул на террасу. — Эндрю там случайно не… — Ники запнулся и перешел на немецкий: — Проследи, чтобы он не расколотил ничего ценного, ладно? — Как грубо, Николас, — упрекнула его Мария. — Будь добр, говори на языке, который понимают все. — Я найду Эндрю, — пообещал Нил на английском. — Нет нужды волноваться, — в спину ему сказала Мария. — Наоборот, то, что он задерживается, — хороший знак. Эндрю вернется, как только поговорит с Дрейком. У Нила екнуло сердце. — Что? — Сегодняшний обед — не совсем наша идея, — пояснил Лютер. — К нам обратился за помощью один из сводных братьев Эндрю. Несколько лет назад они не очень хорошо расстались. Времени с тех пор прошло много, и этот человек опасается, что их отношения с Эндрю безнадежно испорчены. Его рассказ заставил нас задуматься над собственными семейными проблемами, и мы решили друг другу помочь. — Дрейк, — произнес Нил. — Его фамилия — Спир? Сын Ричарда и Кэсс? Лютер посмотрел на него с сомнением. — Эндрю тебе о нём рассказывал? Хлопнув дверью, Нил метнулся через всю кухню. Эндрю нет уже довольно долго. Либо Дрейк мертв, либо Эндрю в беде. Нил не знал, что его ждёт, но встревать в конфликт безоружным не собирался. Ввязываться в драки у него получалось хорошо, а вот побеждать в них — не очень. Тем не менее это вовсе не означало, что он непременно потерпит поражение. Потянув за собой Аарона и Женю — те стояли ближе, чем Кевин, — и схватив клюшку, Нил вылетел в коридор. — Эй, что за хрень? — возмутился Аарон, однако Нил свирепо на него зашипел. На лестнице он отпустил парней, потому что не мог волочь их за собой и рассчитывать, что тот не будет вопить. Нил даже думал, что они развернуться и уйдут, но необъяснимая спешка подстегнула их любопытство. Нил старался шагать по обитым ковролином ступенькам как можно тише, Аарон двигался за ним практически бесшумно, а Женя по привычке передвигался настолько тихо, что даже было слышно его биении сердца, а не шаги. На втором этаже были открыты все двери, кроме одной. Где-то в отдалении слышались глухие удары о стену. Нил подергал ручку закрытой двери, обнаружил, что она заперта, и рванулся к следующей — посмотреть, из какого материала она сделана. Выяснил: обычная фанера, облицованная оргалитом, — пробить несложно. — Фанера, — сообщил Нил, а Женя уже понимал, что там могло происходить и из-за этого у него возрос страх. Но всё же он с силой и агрессией ударил ногой в дверь, а точнее, ближе к замку. Щепки разлетелись во все стороны; он рывком выдернул застрявшую в острых обломках пятку. — Ебанный в рот… — вырвалось у ошеломленного Аарона, однако Женя со всей силы ударил снова. На этот раз дверь распахнулась, и Нил первый ввалился внутрь. Спотыкаясь, сделал два шага, восстановил равновесие, а когда поднял голову, его глазам открылось побоище. Дрейк что-то сказал, — Нил не понял что. Позже он вспомнит: Дрейк грубо спросил, какого хера они вломились в комнату. В тот момент, однако, голос Дрейка казался ему бессмысленным ревом, или, может, этот звук был грохотом, с которым вокруг Нила рушился его мир. По лицу Дрейка тянулись кровавые полосы — следы ногтей отчаянно защищавшейся жертвы. Всем своим массивным телом, мускулистым и покрытым татуировками, Дрейк навалился на Эндрю, вжимая его в матрас; одной рукой он давил ему на затылок, уткнув лицом в залитую кровью подушку, другой крепко держал за запястья, пригвожденные к изголовью кровати, так что обескровленные пальцы страшно побелели. Дрейк зло шагнул в сторону Нила, но выросший между ними Женя ударил Спира ногой в грудь, тот отступил. Волковым управляла агрессия и ужасные воспоминания связанные с детством. Аарон пронесся мимо Нила так стремительно, что чуть не сшиб его с ног, а ещё в момент выхватил его клюшку. Верзила Дрейк мог бы убить обоих даже со спущенными штанами, но, запутавшись в них, не успел вовремя вскочить. Дожидаться его Аарон не собирался; он занес клюшку над головой и размахнулся так сильно, что сквозь натянутую сетку просвистел воздух. Головка влетела Дрейку в висок, вдавив глаз, и с влажным хрустом вонзилась в череп.