«Мы рядом»

Когда Нил вернулся из Эвермор, он считал, что поступил правильно. У него не было желания вновь терять близких людей, что за эти последние полгода стали ему настоящей семьёй. И не было желания видеть, как по его вине вновь кто-то страдает. Джостен понимал, что такое ребята не простят ему никогда, однако такой удар он тоже готов был принять. Сидя в кабинете у Эбби, которая обрабатывала бинты после махинаций Ваймака, Нил уставился в одну точку, явно зависнув в своих мыслях. Где-то в глубине подсознания, очень острой болью отзывалось сомнение, которое так и кричало, что «тобой снова воспользовались, долбоеб!», и чутьё подсказывало, что так оно и есть. — Тебе нужно будет прийти ещё завтра, потому что эту рану сейчас придётся перешить, снова обновить бинты и держать под строгим наблюдением. Ты меня понял? Нил проигнорировал все эти слова, не отвисая будто старый компьютер, стоящий в их местной библиотеке. Послышался щелчок, который заставил вздрогнуть. Эбби тем самым пыталась привлечь его внимание к себе, и, на секунду задумавшись, что она злится, а после подняв холодные глаза, он увидел только горесть, печаль и огромное море переживания. — Нил, ты… Прости, я понимаю, что ты сейчас не готов обсуждать то, что с тобой произошло, но знай - я, Ваймак и ребята обязательно смогут тебя выслушать. Ты нам очень важен и мы все за тебя очень переживаем. Если у тебя будут какие-то вопросы, можешь и вовсе обратится к Бэтси. — Эбби выглядела в этот момент растерянной, не совсем убеждаясь в том, что сможет сейчас расположить к себе парня. Понимая, что слова сейчас мало что значат для них двоих, Уинфилд потянулась, мягко и осторожно обнимая Джостена за шрамированные плечи. В этих объятиях чувствовалось материнская любовь и забота, такая мягкая, словно какая-то вата, окутывающая перед сном. Родная мать Нила никогда не проявляла к нему такого внимания — в бегах им было совсем не до этого. И даже если был какой-то намёк на заботу, то только тогда, когда парню необходимо было обработать какие-то раны, полученные в стычках. Между ними не было объятий, теплых разговоров по душам, какой-то мнимой заботы, чтобы можно было поверить, что это всё — Мать и Сын. Сейчас Нил тонул. Тонул и, кажется, несмотря на табу, данное себе самому «скрывать себя настоящего, свои эмоции, убегать от любых проблем», нарушил обещание. По щеке текла одинокая слеза, очерчивая влажную дорожку от ярких голубых глаз до очередного шрама, оставленного у губ.