Отголоски от наших теней.

      Снег отливает лиловым. В свете луны мерцают снежинки. Они кружа́т в незамысловатом вальсе, сплетаясь друг с другом, тая, оставаясь лишь крошечными каплями на голой земле.       Трещит в переносноой чугунной печи огонь. Бросает сно́пы искр в разные стороны. Холодный горный воздух режет изнееженные ароматом цветов лёгкие. Ты пришёл.       Тихие скрипучие шаги по талому снегу. Шелест длинных волос, мерно постукиваюших при ходьбе по спине. Могу узнать тебя с закрытыми глазами – то, как ты пахнешь рассветом, мягким бризом и ветряными астрами. Мягкая кожа на оголённой талии. Когда касаюсь тебя – в животе вдруг рождаются вновь и вновь казалось давно уже мёртвые бабочки.       Но ты подошёл. Аккуратно, чтобы не напугать. Руки нежно скользнули за плечи, и я почувствовал как твой острый подбородок по-домашнему ложится поверх белого пальто. Я не прервался, делая вид, будто твой приход не представляет для меня ничего столь особенного, как это есть на самом деле. Но ты упрям. Провоцирующе, почти грубо пальцы проникают под воротник, оттягивая тугую ткань в сторону, и губы покусывают нежную кожу, оставляя алеющий след на чистом, незапятнанном полотне.       Ты привык помечать своё. Кричать во всеуслышание, что я только твой. Ты знаешь, эти слухи ещё не разошлись только потому что никто в этом мире не воспринимает тебя всерьёз.       Смешной ребёнок с кристально чистыми янтарными глазами. Поверь, я знаю как это ощущается. Звон моры, когда твои карманы переполнены золотом, и даже мраморное сердце в такие моменты требует тепла.       У краёв глаз выступают слезы, которые я изо всех сил пытаюсь сдержать. Но что ты будешь делать, если я вдруг разревусь? Ты уже выше – ласково кусаешь мочку левого уха, языком проводишь по идеально ровной линии нижней челюсти. Ты всегда удивлялся моей идеальности. Я был создан таким.       Руки торопливо, слишком резко скользнули под одежду, разрывая ремни. Пуговицы посыпались на пол, но мы не слышали. Только участившееся сердцебиение колотит в виски в ритм с твоим сиплым дыханием.       Ты простудился? Я усажу тебя в теплое старое кресло. Укрою пледом. Он тонкий, но это все, что у меня есть. Поцелую смущённо в лоб, откинув в сторону золотистые волосы. Напою́ чаем с каким-нибудь корешком. Ты уснёшь. А я лягу меж твоих колен, головой облокотившись о живот, и буду слушать как ты дышишь, целую ночь не сводя с тебя взгляда. Когда проснёшься – притворюсь, что тоже спал. А утром ты уйдёшь, вспомнив, что тебя ещё вчера просила подойти Джинн, какой-нибудь торговец из Снежно́й или очередной Архонт.       Но сейчас мы здесь. Ты целуешь. Отчаянно и безразлично, не слушая даже моё привычное бормотание о том, как сильно ты мешаешь провести новый эксперимент. На деле мне не до этого – весь мой мир, вопреки всем законам природы, вращается сейчас вокруг тебя.       Упал под стол ремень, обычно перекинутый через плечо. За ним – мой плащ и твой шарф. Я обернулся. Хотел увидеть твоё лицо. Фатальная ошибка. Удар на поражение. Ты вздохнул в мои губы, рвано, с лёгкой улыбкой, накрыл их своими. Мои руки уже инстинктивно скользнули ниже, под твою одежду. Звякнула коротко бляшка с белоснежной звездой.       Ты вздохнул ещё раз. Прижался ко мне близко – так, как я не мог и представить. Опустил лёгкую голову на мое плечо, чуть привствая на носках. Тепло. Я замер, не зная даже как реагировать. Кто ты такой? Почему ты так нужен мне? Слезы уже застилали взор, и я сдался. Уткнулся в твою шею, и вздрогнул, чувствуя как обхватывают спину крепкие руки. Кто ты мне? Пальцы неловко нащупали длинную косу с забавными белыми лепестками на кончике.       Ты редко распускаешь волосы. Ещё реже – когда кто-то тебя видит. Чаще всего – когда я вижу тебя. А так ты выглядишь лучше всего. Я прошепчу тебе об этом и распущу эти тугие оковы твоей юной красоты. Почему ты так жесток к себе? С наслаждением вдохнуть твой запах, кончиком носа касаясь твоей шеи, всем телом ощущая твоё присутствие – может это и есть то, что называют счастьем?       Сейчас кончики твоих ушей так мило краснеют, когда ты прижимаешься ближе. Я чувствую как ты напряжён, как хочешь сорваться, со всей силы бросить меня на стол. Ты бы рвал мое тело словно дикий зверь, если только мог бы сам себе позволить разрушить прелестный храм твоей искренней любви.       Я позову тебя по имени, и светлые ресницы прелестно дрогнут. Могу ли я сказать хоть раз вслух как ты прекрасен? Можно ли выразить словами то, что я не смог нарисовать за ночи, проведенные с тобой? Здесь. Без тебя.       Тёмная, продрогшая до последнего угла пещера успела стать когда-то моей крепостью, моим домом. Ты найдёшь меня здесь, когда захочешь всё повторить. Ты приходишь когда меня нет? Иногда я замечаю как переставляет кто-то склянки, словно разглядывал их в мое отсутствие. Это ты? Врываешься вновь и вновь в мою идеально упорядоченную жизнь, словно дикий ураган, сметая всё на своём пути. И меня тоже.       Странно, но я никогда не хотел, чтобы ты уходил.

***

      Наутро растопле́нные солнцем пласты́ снега гру́зной лавиной или пушистым дождём сойдут с гор. А тебя нет.       Воспоминание о тепле твоего тела отпечаталось в памяти так точно, что это не могла быть сном. И чернеют на снегу твои лёгкие следы. Укутываясь во влажное от утреннего тумана одеяло, можно взглянуть на медленно светлеющее у горизонта небо. Огненные волны разливаются от не видного ещё ободка солнца. Бросают огненные отблески на снег, гранёные северными ветрами камни, растрёпанные пепельные волосы.       А вдали, внизу, видны стены города. Может ты там, а может на другом краю этого мира. Жаль, что не здесь. Закрывая глаза, вдыхаю жадно холодный воздух. Он режет лёгкие не меньше запаха твоего отсутствия. Металлический привкус бесконечной зимней тоски.

***

      Больно. Смотреть и видеть самого себя – такого же одинокого и покинутого. Прикосновение к холодной шее, однако, напоминает о высшей цели. Кожа касается кожи, где могла бы быть желанная остроконечная метка.       Сидеть на снегу совсем не холодно, если он теплее собственного сердца.