Запах твоих сигарет

Осень никогда не нравилась Лизе. Слишком мокро, холодно и грязно, а еще серо до такой степени, что наступала непредвиденная апатия и отчуждение от внешнего мира. И вот она идет по пустой улице, накинув капюшон, чтобы хоть как-то защитить глаза и лицо от холодных капель дождя. Она даже не смотрит на дорогу, просто слушает музыку и идет в выученном ею направлении. Время уже почти полночь, а круглосуточных магазинов не так уж и много, выбирать не приходится. У Лизы в наушниках играет Линкин Парк, руки в карманах перебирают холодные ключи, а глаза направлены в ноги. Яркая вывеска отражается в лужах, и она поднимает взгляд, прищуриваясь от неоново-желтой надписи «Ярче». Она несмело ступает в магазин, слыша как хлюпает подошва ее обуви, а внутри ноги неприятно мокрые. Знакомая продавщица, Марина, которой на вид не больше двадцати семи-восьми, сидит в телефоне и что-то читает, даже не обращая на Лизу внимания. Та лишь берет пару батончиков, несколько пакетиков кофе три-в-одном и подходит к стойке. Марина подняла на нее глаза, тут же улыбаясь. — Привет, Лизка. — Здравствуйте. — Лиза к ней все еще на «Вы», хотя они уже знакомы, да и к тому же почти ровесницы. — Еще шоколадные Лаки Страйк, пожалуйста. Марина вытащила пачку американских сигарет, посчитала и сложила все в пакет, прощаясь с ней. Лиза коротко ответила «До свидания» и пошла обратно домой. Квартира от холодной улицы отличалась лишь тем, что там сухо и тепло, но такая же пустая и серая. Лиза повесила мокрую куртку отдельно, а ботинки поставила у батареи, и после поставила чайник. Она даже свет на кухне не включила, просто потому что ей хватало света с прихожей. Пока чайник закипал, Лиза достала чистую пепельницу и высыпала в кружку только что купленный кофе. Она зашла в свою комнату и накинула на себя серую толстовку, поплотнее кутаясь в нее. Вернувшись на кухню, Лиза раскрыла пачку сигарет, зажигая кончик черно-красной зажигалкой. Она подставила под нее пепельницу, красивую и небольшую, такую же черно-красную, после чего налила кипяток в бокал. Наконец, Лиза присела на холодный подоконник, поджав ноги под себя, и сделала первый обжигающий глоток сладкого кофе. Сигарета наконец начала тлеть, и Андрющенко всей грудью вдохнула запах табака с примесью шоколада и жженой бумаги. Она уставилась в окно и сквозь слегка запотевшее стекло смотрела как размытые силуэты людей проходили мимо ее окна. Сегодня двадцать второе сентября. Прошло уже два года и один месяц с тех пор, как она бесследно пропала. И с того самого момента Лиза не находит себе покоя. Потому что ее нет. Киры нет. Ее любимого человека просто нет рядом с ней, и никто не знает, что с ней случилось. Это больше всего убивало Лизу. Неизвестность и неведение.

***

Два года назад она вернулась в эту самую квартиру с работы, ожидая что первое, что она увидит — копну белых волос на кухне или на диване в гостиной. Она с нетерпением хотела вернуться домой, обнять любимое тело со спины, прижать к себе и вдохнуть невероятный запах ее парфюма — морской воды с нотками сладковатого киви. Да, это сочетание всегда поражало Лизу, но оно так шло спокойной натуре Киры. Она как обычно захватила ее любимую пачку сигарет, фруктов и сладостей, чтобы вместе разделить вечер за просмотром какого-то бессмысленного ситкома, а потом бездумно и глупо целоваться до опухших губ и мурашек по коже. Ей просто хотелось видеть, слышать и чувствовать ее. Однако зашла Лиза в пустую квартиру. Сначала она просто думала, что у той снова ночная смена в баре или еще что-то в этом роде, но беспокойство начало нарастать, когда ее телефон был отключен уже больше четырёх часов, а на следующее утро вторая половина кровати была пуста и холодна. И вот тогда Андрющенко начала рвать волосы на себе от тревоги. Телефон все еще был отключен, с бара сказали, что на работу та не пришла и в ночную смену не выходила, а подруги ничего от нее не слышали в последние два-три дня, как и бабушка с дедушкой. Лиза тут же полезла в шкаф, чтобы найти все необходимые документы для обращения в полицию, и поняла кое-что: часть Кириных вещей пропала. Остались лишь ее футболки, пара толстовок и одна пара джинс. Вещей было порядком меньше, чем обычно, причем отсутствовали только практически теплые. В коробке с документами не было ни Кириного свидетельства о рождении, ни паспорта о гражданстве, ни копий удостоверения личности, только документы Лизы. И тогда все стало совершенно непонятно. Но она все равно пошла в полицейский участок и написала заявление о пропаже человека. Лизе пришлось представиться соседкой по квартире и сказать, что родные живут в другом городе и она будет ответственным лицом, дабы избежать лишних вопросов. Ее отправили домой со словами «Успокойтесь и придите в себя, не наводите панику. Мы начнём работу в ближайшее время. Приходите завтра после обеда, и мы вас уведомим, если будут новости». И так она ходила почти каждый день на протяжение месяца, потом каждую неделю на протяжение полугода, но результатов не было никаких, хотя ей казалось, что розыски и вовсе не ведутся, потому решила попытаться действовать сама на основе первоначальных сведений о том, что в последний раз ее засекли на камерах наблюдения метро, в два часа ночи, сначала на одной станции, потом на другой, плюс была замечена машина, в которую она садилась, и известен адрес, куда она поехала. Однако там был лишь старый ларек со всякой продуктовой мелочью, который находился в пригороде, где не было ни камер, ни других важных городских объектов, лишь пара деревянных домов и опустевших участков. И здесь уже был тупик. Дальше дело просто не могло зайти. Только когда Лиза дала огласке дело об исчезновении Киры, какая-то ее знакомая по бару, некая Вероника, сказала, что Медведева просила у одной ее знакомой, Виолетты, телеграмм каких-то барыг, а больше их ничего не связывало. Но у Лизы не сходились пазлы в голове. Или она просто отказалась их складывать. Как так Кира связалась с наркоманами, зачем и почему? Она выпросила у Вероники контакты Виолетты и пошла с этим в полицию, но даже эти сведения не дали никаких плодов. Однако Лиза не опускала руки, и не могла просто признаться себе в очевидном факте. Кира Медведева официально считалась пропавшей без вести. Она звонила минимум три раза в неделю ее бабушке с дедушкой, Наташе и Саше, но они также не знали ничего. Бабушка обливалась слезами, дедушка не мог нормально спать по ночам, а Наташа даже как-то приехала к Лизе, но потом, видимо, не видела смысла в этих поисках, ибо через восемь месяцев больше не звонила ей с вопросами о Кире. Все продолжили жить дальше, а у Лизы челюсть от этого вело. Почему все, кроме нее, так быстро сдались? Почему так беспечно отнеслись? Почему? И тогда Лизе уже стало не на шутку плохо. Потому что она звонила несколько раз этой самой Виолетте, чтобы встретиться и узнать все лично, но она просто искала отговорки не видеться с ней. В глубине души Андрющенко знала, что эта особа что-то скрывает, потому не оставила все это просто так. Лиза вышла на Виолетту через знакомых и поймала ее, когда та вылезла из какого-то притона за подворотню, видимо, покурить. Лиза поймала ее и прижала к кирпичной стене так, что у той не было шанса выбраться. — Говори, блять, что ты знаешь о Кире? — процедила Лиза. — А то сдам полиции тебя и твоих наркошей, сядите вместе и сдохните на зоне. Ты поэтому так шифровалась со мной? — Иди нахуй, ебнутая, — ответила Виолетта и пыталась выйти из крепкой хватки тела напротив, но Лиза держала крепко и жестко. — Я серьёзно, Вилка. У Виолетты тут же глаза расширились от удивления. — Хочешь на зону? — приподняла бровь Андрющенко. — Я устрою, родная. — Блять, ладно. Только если пойдешь с этим к мусорам, мы тебя на куски порвем, ясно? — Говори уже, от ментов толка даже нет, им поебать. — Лиза смотрела на татуированное лицо, которое не выражало интереса, так что грубо надавила коленом на низ живота, а предплечьем — на трахею. — Говори, сука! — Девка твоя отбитой наркошей была почти полгода, ясно? Неужели ты не замечала и не поняла? А ищешь ее зря, потому что она сбежала. Слышала я, что она наебать кого-то важного пыталась, кого — не знаю, но не получилось, от того съебалась сразу же. А тебе, видимо не сказала ничего, чтобы они тебя не трогали. Не хочу расстраивать, красавица, но скорее всего она уже сдохла, потому что не с теми связалась. — Что? — прошептала Лиза. — Прости, конечно, что так взваливаю это на тебя, но… менты ее не смогут найти, как и ты. Не буду врать, может быть, она еще жива и уже живет новой лучшей жизнью, раз тебя еще не хлопнули и даже не нашли, хотя и это тоже, может, вопрос времени. Но я вообще удивлена, что ты живчиком ходишь спокойно. У них было достаточно времени, чтобы ебнуть тебя и сбросить с моста. Значит, твоя хорошенько постаралась. И Лизе вдруг не по себе стало. В голове был лишь шум, а сердце стало неприятно колоть. Она тут же отпустила Виолетту, кинув сухое «свали» и побежала в неизвестном направлении, подальше от нее, этого притона и от… себя. Андрющенко бежала, просто бежала до тех пор, пока ноги не стало жечь, голова стала наливаться кровью, а каждый вдох болью отзывался в груди. Внезапно перед глазами появился яркий, почти белый свет, в ушах звенело, ноги подкосились. Она больно упала коленями на асфальт и просто… разрыдалась. Слезы жгли глаза и катились по щекам подобно стеклянным осколкам, что оставляли за собой тонкие порезы. Сердце так сильно ныло, что хотелось просто вырвать его из груди и раздавить в руках, чтобы не чувствовать этой всепоглощающей боли во всем теле. Хотелось разбить голову об землю, чтобы заевшая пластинка внутри перестала отдавать эхом слова Виолетты. Вопросы «почему, когда, где и зачем» смешались где-то там, на обломках разбитого сознания, что найти и разобрать собственные мысли было невозможно. А про себя она шепотом повторяла лишь одно: — Кира… моя Кира. Лиза до сих пор не помнит, как она смогла добраться домой и упасть в кровать, захлебываясь солеными слезами. В воспоминаниях лишь есть отрывок, как она перевернулась на другой бок, смотря на пустое место около себя. Она случайно заметила любимую серую толстовку Киры, которую Лиза бездумно бросила на кровать в поисках коробки с документами. Она взяла ее в руки и втянула в себя остатки ее парфюма, еще больше загоняясь в дикую истерику. Руки сами натянули вещь на холодное тело, а после в карманах нащупали что-то очень легкое. Лиза вытащила оттуда смятую пачку Лаки Страйк, в которой оставалось одна сигарета и любимая черно-красная зажигалка, которую она подарила Кире на двадцать первый день рождения в комплекте с однотипной небольшой пепельницей, где они позже черным лаком написали первые буквы своих имен. Но в пачке была еще смятая бумажка от жвачки, на которой были нарисованы всякие каракули. Их рисовала сама Андрющенко со скуки, когда ждала Киру со смены за барной стойкой, а после торжественно вручила ей в руки как раз за пару-тройку дней до ее исчезновения. Увидя это, у Лизы автоматически снялся предохранитель. Она просто завыла в подушку от отчаяния и боли. Как ей теперь жить в этой неизвестности? Как ей рассказать семье Киры обо всем? Как ей узнать, что с ней все хорошо? Жива ли она вообще и как быть без нее? Перед глазами пробегало каждое воспоминание связанное с ней. Как они познакомились на сеансе у психолога, как в первый раз вместе вышли прогуляться по набережной, как блондинка успокаивала ее, когда Лиза увидела своего больного бывшего, который всячески издевался над ней, их ночные разговоры в одинокой квартире до утра, их первый настоящий поцелуй под тусклым светом одинокой кабинки ресторанчика, в котором тогда работала Кира, как они сходили на каток, где Андрющенко пришлось держать ее за руку весь сеанс из-за своего страха упасть, их первый секс, когда Лиза поняла, что такое слияние двух одиноких душ, как они решили съехаться и отметить год отношений на крыше пятизвездочного отеля, и как проходили оставшиеся три года отношений. Она вспомнила, как заперлась в ванной и уснула, сидя у двери, когда они впервые сильно поссорились, как Кира хрустела костяшками пальцев во время словесных перепалок, их первый совместный поход к тату-мастеру, что Лиза наконец решила набить на шее «Индиго», после чего Кира отказывалась называть ее по-другому, вспомнила их планы на будущее и мечты о переезде в другую страну. Она вспомнила все до мелочей. Потому что это все, что осталось у Лизы от Киры — воспоминания о них и почти пустая пачка. А в воздухе будто до сих пор витал запах сигаретного дыма.

***

Лиза сидела на подоконнике, вытирая слезы на щеках и полной грудью дыша ядовитым дымом. Просто чтобы вспомнить, что так пахло всегда на кухне, стоило только ей проснуться или перед тем, как лечь спать в два-три часа ночи. Она каждый день создавала для себя иллюзию присутствия Киры в доме, потому что так ей было легче. Она уже давно приняла тот факт, что Кира больше не вернется, не обнимет со спины, не шепнет в ухо «Доброе утро, Индиго», не положит голову на ее колени, чтобы Лиза расчесывала ее волосы пальцами, не укроет своим телом в особенно холодные дни, не разбудит щелчком в нос и не будет пускать нелепые шутки в попытках отвлечь от каких-либо проблем. Лиза с трудом живет дальше. Ее каждый день похож на день сурка, от понедельника до понедельника, потому что теперь она одна против всего мира, без твердого плеча рядом со своим. Лиза все сидит и ждёт, верит и надеется, что услышит, как поворачивается ключ с замке и привычное хриплое «Лизок, я дома». Она ведь даже замок в двери не меняла, просто потому что в глубине души хочет верить, что пока она на работе, Кира зайдёт, приготовит что-то вкусное, но быстрое, закурит на кухне свои любимые Лаки Страйк и будет ждать прихода Лизы. И номер телефона она не меняла с надеждой на звонок от неизвестного абонента и услышать на обратном конце до щемящей в груди боли родной голос. За все это время боль не стихла, а лишь притупилась, иногда все же остро отзываясь где-то под ребрами. Лиза даже не пыталась отвлечь себя работой, алкоголем или наркотой. Она только и делала, что цеплялась за любую вещь, что могло напомнить о Кире. Она держит эту самую бумажку с каракулями у себя в кошельке, одну единственную сигарету в пачке убрала в коробку с деньгами и драгоценностями, которая лежала в комоде с вещами. Она не снимая носит подаренный Кирой серебряный браслет с компасом на руке, каждый день засыпает в ее любимой серой толстовке, редко сбрызгивая ее остатками морского парфюма. Кирины вещи так же лежат в шкафу аккуратной стопочкой, рядом с ее собственными, просто чтобы они пропитались запахом тела ее возлюбленной. Лиза боится, что если что-то измениться здесь, то Кира как-то почувствует это. Хотя… она уже больше ни в чем не уверена. Она не знает, что делать: продолжать думать, что Кира Медведева больше не живет с этим именем, а придумала себе абсолютно новую другую личность, или же ее тело до сих находится где-то глубоко под водой. Родным Киры она так и не сообщила о том, что узнала год назад — слишком страшно и больно будет услышать все из своих же уст. А ведь ее бабушка с дедушкой уже устроили ей похороны и закопали пустой гроб, но она не поехала туда. Просто потому что не смогла бы видеть их плачущие лица, зная, что ничего им так и не сказала. Просто потому что разделяет их боль и слезы. Лиза допила кофе, затушила сигарету и оставила ее в пепельнице. Она приняла горячий душ, почистила зубы и легла в кровать, надевая поверх чистой футболки родную серую толстовку. Осталось лишь закрыть глаза, надеясь, что завтра она проснется не одна, или не проснется вообще.

***

Лиза проснулась от вибрации около своей головы. Телефон беспощадно трезвонил и, видимо, не единожды, потому что в такое время разбудить ее было практически невозможно. Она посмотрела на экран: пять утра и три пропущенных. Лиза в полусне лишь выключила телефон и продолжила спать, пока повторная вибрация вновь не разбудила ее, и она на автомате ответила на звонок. — Алло, — сонно пробормотала Лиза, но в ответ ничего не прозвучало. — Алло? И опять ничего в ответ. Она подумала, что, возможно, ее просто не слышно. — Алло? — уже громче повторила Лиза, но опять молчание. Ей уже стало не до шуток, и она решила проверить номер — какой-то незнакомый, не из ее списка контактов, а микрофон у звонящего ей выключен. И у Лизы тут же перехватило дыхание, а глаза моментально расширились. — Кира? Кира, это ты? — голос сорвался и слезы сами стали собираться в уголках ее глаз. — Кирочка, пожалуйста, если это ты, ответь мне, скажи хоть что-нибудь. Но на том конце просто пустота. Вообще ничего. А Лиза… Лиза была в такой растерянности, что просто продолжила слушать пустоту. Прошла уже минута или две, но все так же ничего. Может, кто-то просто решил над ней поиздеваться, считая это смешным. Этот вариант был куда более правдивым, чем ее собственные догадки. Она хотела хлопнуть себя по лбу и швырнуть телефон об стену, чтобы он разбился, а звонящего идиота чтобы сбил камаз, но сил хватило лишь на вымученное: — Очень смешно, надеюсь вам весело, — на грани истерики ответила она, потому что это было нечеловеческим издевательством, которое она уже была не в состоянии пропустить через себя. И в эту же секунду она услышала чужое дыхание. Настоящее тяжелое человеческое дыхание. Вот теперь реально не смешно. Лиза уже подумала, что это сон или она просто окончательно сходит с ума, но все же решила проверить, включен ли у звонящего микрофон. Включен. Теперь Андрющенко полностью потерялась. Внутри черепной коробки был лишь ветер, потому что мозг был не в состоянии действовать разумно. И Лизе осталось лишь взять всю волю в кулак и закончить этот монолог с телефоном, но вместо этого она поступила так, как считала нужным. — Кира, родная. Если ты меня слышишь, если это вообще ты, то дай мне всего несколько секунд и не отключайся. — Лизу опять пробило на слезы, но она сделала глубокий вдох и старалась остановить дрожь в руках. — Прости меня за все. Прости, что меня не хватало. Прости, что не заметила твои проблемы сразу. Прости, что ты не доверилась мне, что я недостаточно старалась. Я, правда, сожалею о том, что ты не нашла в себе силы сказать мне все. Просто знай, что я всегда буду ждать тебя в любое время дня и ночи. Если ты думаешь, что я уже все отпустила, то нет. Я все еще жду тебя. И я все еще люблю тебя, так же сильно. Люблю… Один гудок, второй, третий. Связь оборвалась. Лиза смотрела на экран и улыбалась. Только вот улыбка была вымученная и маниакальная, а по щекам опять текли слезы. Сил больше не осталось. Она мешком упала на подушку и свернулась в калачик. Все тело забилось в рыдании и болезненной судороге, а сердце все так же продолжило безжизненно биться. Она так устала продолжать бессмысленную борьбу непонятно за что. Сил просто не осталось ни на что. Время пять часов утра, а Лиза только хочет вновь уснуть и больше не проснуться.

***

Проснулась все-таки Лиза, резко и сразу. Но терять времени не стала. Она сразу же проверила телефон: незнакомый номер и три пропущенных. Значит, все же не сон. Она собрала в себе остатки мужества и нажала на вызов, с опаской прикладывая телефон к уху. Спустя пару секунд послышался какой-то звук, а после: Набранный Вами номер не существует. Пожалуйста, проверьте… «Уверена, что приняла и отпустила?» Приняла — да, отпустила — нет. Жизнь Елизаветы Андрющенко была скучной и однообразной, а Кира была тем самым лучиком солнца во тьме, единственным источником тепла и света в холодном мраке. И теперь все стало просто черным, будто в бесконечном пространстве где-то за пределами галактики. Сигарета догорела до фильтра, а запах еще витает в воздухе. И так до самого конца, до самой бесконечности.