✨
он умер в среду утром, когда лучи восходящего солнца, покоились на его бледных губах.
всё жило по старому. чонсу ковырял иглой в динамике телефона и надеялся на то, что звук станет чище, потому что его любимую песню слушать вот так почти невозможно. а наушники как назло затерялись в поезде, по дороге в деревню. его окликнули из дома и чонсу забухтел, поднял голову на свет заходящего солнца, и закричал: — я не голоден! — тогда передай соседям малины, — попросила бабушка и чонсу, обрадованный, побежал в дом. — ну, где она? — он посмотрел в глаза старушке и та заулыбалась, вручая в руки внука корзину. чонсу побрёл в сторону старого домишки, с зелёной крышей. дом был словно воображаемый, а мальчик который жил в нём сам, будто книжный, почти живой, если бы не мёртвый. — бабуля передала, — с улыбкой сообщил чонсу, передавая корзинку мальчику из книжки. тот посмотрел на него повнимательней, поджал бледные губы. — малина, — заулыбался сынмин, — моя любимая. чонсу загорелся от чувства удовлетворения. с приезда ему хотелось поближе познакомиться с соседом, а бабушка сказала: «сынмин хороший, только ты не пугайся». чонсу понял что что-то не так, а когда узнал, насколько, с трудом удержался, чтобы не зареветь. даже лето не помогало. сынмин занёс корзину в дом и за ним закрылась дверь. чонсу почесал нос, а потом спустился с крыльца, вышел за калитку и зачихал. сынмин выбежал из дома с зелёной крышей и, промчавшись мимо чонсу, побежал вниз по дорожке, ударившись о калитку. — куда это он? — удивился чонсу и понёсся за ним. сынмин побежал сквозь деревья на луг и исчез в высокой траве. чонсу остановился неподалёку, замешкался, порозовев от жары. уже стемнело и, если бы бабушка не стала волноваться, он пошёл бы в самую глубь лужайки, следуя за розовой макушкой соседа. в итоге махнул рукой и зашагал. опустив руку на кору дерева, пробрался дальше, переступая корни и маленькие цветы. луг встретил его совершенно пустой. сынмин куда-то исчез, лишь слышался отдалённый шум колыхающейся на вечернем ветру листвы. чонсу уже принял решение вернуться назад, но что-то тянуло его всё дальше. он прошёл сквозь высокую траву и, переступив большой камень, оказался на маленькой лужайке, где трава росла совсем низкая и светлячки маячили повсюду. сынмин стоял посередине, вытягивая руки, хватая то одного светлячка, то другого. он уселся на корточки и очень трепетно опустив в банку насекомое, закрыл её крышкой. внутри их уже собралось несколько. чонсу сделал ещё пару шагов и остановился, когда сынмин посмотрел на него испуганно. — прости, — промямлил чонсу. — тише, — сынмин приложил палец к губам, подошёл ближе, заворчал: — ты мне звёзды все распугаешь… чонсу захлопал глазами и засмеялся. сынмин, жалостно оглядевшись, цокнул. — не шуми, дурак. — почему я дурак? — возмутился чонсу, забирая банку из чужих рук. — не я ведь называю насекомые звёздами. брови сынмина опустились. казалось вот-вот из его блестящих, грустных глаз прольются слёзы и чонсу похолодел. — зачем за мной пошёл? — тихо спросил сынмин. чонсу почесал нос и поджал плечи. желание подружиться хорошая причина, но он решил её не озвучивать, потому что стыдно. — ясно, — заявил сынмин и отобрал банку, а потом выпустил звёзды на свободу. чонсу удивлённо понаблюдал за ним и решился спросить: — почему ты это делаешь? — что? — улыбнулся сынмин. — ловишь их, а потом отпускаешь. — как зачем? — засмеялся он и чонсу почувствовал себя совсем глупым. — для чего-то не нужны причины. вечер сделался ещё темнее. сынмин взял чонсу за руку и пошагал обратно. впитывая в себя холод чужой ладони, чонсу пошёл за ним, обрадовавшись и расстроившись одновременно. грустно было от того, что сынмин скоро умрёт. — а как это… когда умираешь? — поинтересовался чонсу, когда они вышли на дорогу. летнее тепло повисло в воздухе и чонсу не понимал, как сынмин может быть таким холодным. — мы все умираем, — засмеялся тот, — и все возрождаемся. я называю жизнь смертью, а смерть жизнью. чонсу запутался, сжал чужую ладонь и спросил: — значит, для тебя смерть это жизнь? — да, — закивал сынмин, — когда моё сердце перестанет биться, я начну жить. быстрые шаги превратились в медленные и, остановившись, чонсу потянул сынмина за руку на себя. — неужели не страшно? — страшно, — подтвердил сынмин. — смерть долгая, почти бесконечная. он отпустил чужую ладонь и пошёл вперёд. чонсу почесал нос и зашагал следом.✨
следующим днём сынмин позвал на озеро купаться. он стоял на крыльце в кепке, спрятавшись под тенью и улыбался. бабушка дала полотенце, крем от загара и немного еды, указав угостить соседа. у озера пахло летом. стояла жара и где-то лаяла собака, пока вокруг летали надоедливые комары. — искупаемся и они отстанут, — заявил сынмин, размазал крем по худым рукам и, не снимая футболку и шорты, нырнул с пристани в лазурную воду. чонсу немного подождал и нырнул следом, подпрыгнул высоко, обрызнув смеющегося сынмина. сынмин бросился на него, как только тот выбрался из-под воды и, обняв за шею, затолкал обратно. его смех обещал навсегда остаться в памяти. — мы сейчас оба утонем! — чонсу забарахтался, чтобы остановить сынмина и тот поддался, отплывая к берегу. — я тоже прыгну! высоко-высоко! — заявил он, быстро направляясь к пристани. забравшись на деревянную лестницу он побежал и стремглав рванул в озеро. чонсу окатило водой. он зажмурился и захохотал от того, что сынмин выглядел, как настоящая птица. кепка с чужой головы осталась на поверхности. прошло несколько секунд, а розовая макушка всё не появлялась. чонсу занервничал и принялся звать друга. от испуга сердце забилось сильнее и, как только чонсу погрузился под воду, чужие пальцы обхватили его лицо. они вынырнули вместе и смех сынмина снова разнёсся по ветру. испуганное сердце грозилось остановиться. чонсу, зачесав мокрые волосы, распахнул глаза. лицо сынмина, озарённое солнцем, сияло ярче, чем все звёзды ночью. чонсу почти перестал злиться, а когда он подплыл ближе и, набросившись, обнял его, вовсе позабыл о своём испуге. — знаешь, — забормотал сынмин прямо на ухо, — у меня никогда не было друзей. чонсу обхватил его талию, крепко прижав к себе. он почувствовал чужое слабое сердце и капельку радости. — ни одного? — спросил он, заглянув прямо в чужие глаза. сынмин замотал головой. — ни одного. — все семнадцать лет? — недоумевал чонсу. его самого в городе ждали друзья, одноклассники, подруги. одиночество было чуждо ему, но он поклялся себе понять сынмина от и до. сынмин вырвался из объятий и снова направился к берегу. чонсу поплыл за ним и тот предложил полетать вместе до самого озера. они прыгнули и взлетели высоко-высоко. ветер закружился в волосах, одежда прилипла к телу, а сынмин всё смеялся и смеялся. веселье проследовало их до тех пор, пока не надоело играться в лазурной воде. лёжа на полотенце, высыхая на солнце, чонсу потянулся к траве. после купания лето казалось не таким уж и жарким. сынмин надел на него свою кепку. — это чтобы твоя бабушка не ругалась. не хватало солнечного удара. — а ты? — чонсу принял сидячее положение. — переживу, всё равно не долго осталось, — беззаботно заявил сынмин и перевернулся на бок спиной к собеседнику. чонсу почувствовал обиду и горькое послевкусие от его слов. — но почему недолго? — спросил он. — врачи так сказали. — а из-за чего? — сердце плохое, — тихо объяснил сынмин. — не любит меня, не принимает. — а другое не подойдёт? — чонсу потеребил траву в руке и шмыгнул носом. боль отзывалась в собственном сердце, пока он слушал сынмина. он мог бы поделиться своим, вот только оно у него только одно, несчастное. — нет, — коротко ответил тот. — меня и отправили-то сюда потому, что осталось недолго. мама сказала, что сдаётся, вот и я сдался. начну жить и всё пройдёт. вот только смерть правда очень долгая, всё не заканчивается. чонсу снова шмыгнул носом. сынмин поднялся на локтях и, улыбнувшись, залился краской. — ревёшь что-ли? — удивился он и засмеялся. чонсу потёр глаза и, всхлипнув, забубнил что-то несвязное. сынмин всё продолжал смеяться и вдруг снова обнял его, прижимаясь к нему мокрой одеждой и худым телом. чонсу обнял его в ответ. притянул к себе за спину и упёрся куда-то в область шеи. они только познакомились, а смерть — или жизнь — уже грозится забрать его. — как же так? — всхлипывал чонсу. — я тоже плакал. очень много, — пальцы сынмина запутались в его мокрых волосах. — а ты? ты-то почему? — грустно мне! — заявил чонсу, отстранившись. он потёр раскрасневшиеся глаза, пока сынмин пытался словить его взгляд. — глупый, — прошептал сынмин, — слёзы ведь ничем не помогут. — знаю, — чонсу злился на самого себя и ещё больше на чужое барахлящее сердце. солнце начало садиться, расстелившись по горизонту ярко-розовой краской. сынмин больше не улыбался и смотрел пристально, сквозь собственные слёзы, льющиеся из глубоких глаз, по розовым щекам. чонсу накрыл его ладонь своей. он и не знал, что может настолько точно чувствовать чужую боль.✨
бабушка чонсу на следующее утро сообщила, что им нужно съездить на рынок. чонсу доел свою овсяную кашу и пошёл собираться, думая о сынмине. он хотел бы ему написать, предупредить, что сегодня не сможет пойти с ним на озеро или ловить звёзды, но сынмин вчера сказал, что телефона у него нет. чонсу так и не смог понять, как у семнадцатилетнего человека может не быть своего смартфона. поразмыслив обо всем, чонсу оторвал белый лист от альбома и чёрным карандашом написал небольшое письмо: «сегодня мы с бабушкой уехали в город. ты, наверное, спишь, а я хотел бы тебя увидеть. если будет одиноко, не ходи один на озеро. это может быть опасно». и пририсовал рядом звёзды. «— он должен это увидеть», — подумал чонсу. вышел на улицу, добежал до чужого почтового ящика, прибитого к деревянному столбу, и оставил белый лист, выпирающим наружу, чтобы наверняка. поездка оказалось долгой. в дороге чонсу успел поспать, поесть сваренные бабушкой яйца и даже выпить целые две бутылки грушевого сока. большую часть времени, он исследовал вид из окна и витал в своих мыслях, что не отпускали образ звёздного мальчика из книжки. чонсу загрустил. горькие слёзы снова поступили к его глазам. сынмин умирает, хоть и врёт, что начинает жить. а, может, это и есть правда. души людей ведь уходят куда-то и душа сынмина тоже уйдёт. бабушка с любопытством посмотрела на чонсу и он потёр краснеющие глаза. его всегда осуждали за сентиментальность, однако чувства ведь в себе не удержись. и слёзы льются, хоть и пытаешься сдержать их. рынок жил своей жизнью, окруженый сотнями чужих. люди, снующие вокруг, переговаривались, перекрикивались, хмурились, смеялись. чонсу почувствовал усталость, просто оказавшись здесь. но уставать не разрешалось. они с бабушкой проделали долгий путь, купили всяких разных овощей, фруктов, мяса, рыбу и это оказалось ещё не всё. проходя мимо маленькой лавки, чонсу зацепился взглядом за украшения. такое здесь тоже имелось. он подошёл ближе и сразу же заметил кольца, количество которых было не сосчитать. и среди всех них, чонсу мигом отобрал самое красивое. то самое, которое напоминало о сынмине. чонсу думал о его красивых руках. на длинных пальцах кольцо будет смотреться безупречно. и он купил это украшение на собственные карманные деньги. вернулись они в деревню уже вечером. солнце село и небо потемнело без него. улицы освещали фонарные столбы и свет из чужих окон. чонсу чувствовал себя неладно. он сильно устал и хотел бы скорее поспать, но осталось одно дело. сынмин. когда все дела были закончены, чонсу умылся, расчесал безобразные волосы и выбежал на улицу. калитка к чужому дому была открыта. он прошёл не спеша до чужого крыльца и постучал в дверь. послышал чьи-то быстрые шаги, в следующую секунду сынмин открыл дверь. его лицо было другим. — привет, — тихо проговорил он, отводя взгляд и отворачиваясь. чонсу нахмурился, побледнел. на чужих руках виднелись ссадины, синяки и на лице тоже. чонсу зашёл в дом и потянул соседа за руку на себя. — что случилось? — беспокойство в его голосе слышалось отчётливо. сынмин поёжился и, замотав головой, прошёл в гостиную. он уселся на пол, оперевшись спиной о диван и чонсу сел рядом, не отводя глаз от его лица. — что… что случилось? — переспросил он. — я письмо твоё поздно увидел, — промямлил сынмин, опустив голову. — письмо? а почему ты весь в синяках? — не успокаивался чонсу. ему начало казаться, что он вот-вот взорвется от чувства переполняющего его. он злился, не понятного на кого и если сынмина правда кто-то обидел, то он не смог бы оставить это как есть. — я с велосипеда упал, — забормотал сынмин. — как же так? — чонсу немного успокоился. — точно с велосипеда? сынмин кивнул, а от того, что он не улыбается, вечер сделался совсем мрачным. — больно, да? — чонсу протянул руку к его руке и взял в свою. он сжал его ладонь в своей и сынмин, наконец, посмотрел на него. — н-нет, уже не особо, — оправдался он. его щёки налились краской и чонсу не смог сдержать улыбки. «—и правда, как из книжки», — пронеслось в голове. — бабушка сказала скоро заживёт, — сынмин переплёл их пальцы и сердце чонсу забилось быстрее. этот жест показался ему по-настоящему особенным. — а где твоя бабушка? — к соседке ушла. — м-м, — чонсу кивнул и задумался. кольцо в его кармане просилось наружу, желая быть подаренным, но чонсу застеснялся. — когда пришёл к тебе, дома никого не оказалось. я подумал, может, к озеру пошёл и, чтобы время не терять, на велосипеде поехал. но и там тебя не нашёл, — последние слова прозвучали, как самая грустная песня. сынмин поджал губы, смотря на их сплетённые руки. в глаза не смотрел. — испугался, что тебя больше нет. значит, тоже скучал. в животе что-то запорхало. чонсу почувствовал, как кровь приливает к ушам. стало неловко и в то же время трепетно. чонсу обнял сынмина и зарылся пальцами в его розовые волосы. — я для тебя кое-что купил, — тихо проговорил он, после недолгой паузы. сынмин отстранился и заглянул в его глаза. — для меня? купил? — обрадовался он, заметно смутившись. чонсу кивнул и полез в карман. достал из него серебренное кольцо, сжав в кулаке и попросил закрыть глаза. сынмин сделал, как попросили, а когда чужие пальцы коснулись собственных, весь напрягся. — открывай, — попросил чонсу. сынмин внимательно вгляделся в подарок, коснулся кончиками пальцев маленьких звёзд на кольце, и улыбнулся самой грустной улыбкой на свете. — вау, — прошептал он. сердце чонсу не могло успокоиться. так и вбивалось в грудную клетку, пока и вовсе не замерло. сынмин взял его лицо в свои ладони, прошептал: — очень красиво, — и коснулся губами его лба. время остановилось. всё, что имело смысл затерялось где-то в ненужных мыслях, пока демоны к голове голосили лишь одно имя. чонсу обнял его за талию, прижимая ближе к себе. они могли бы обменяться телами и чонсу подарил бы ему своё сердце. и он подарил, пусть и не физически.✨
лето шёпотом прощалось, оставляя письма о любви в закатах и в тёплом лазурном озере. август подходил к концу не спеша. сынмин умирал точно так же. он смеялся громче всех, обжигал сильнее солнца, обнимал, как никто другой. чонсу полюбил его, потому что это было неизбежно. он полюбил всё, что касалось розовых волос, худых пальцев и летающих звёзд. он полюбил даже собственную боль. — когда всё закончится, — спросил однажды сынмин, — ты будешь помнить обо мне? чонсу никогда ещё не хотелось настолько сильно кого-то поцеловать. эта ночь казалась особенной. они лежали на лужайке, окружённые звёздами и чонсу хотелось подарить весь мир мальчику, что их собирал. его ладонь не отпускала чужую и всё тепло, что хранилось внутри, отдавалось по этому прикосновению. чонсу знал, что сынмин это понимает. они чувствовали одно и то же. он перевернулся на бок и, посмотрев в чужие глаза, проговорил очень тихо: — не смогу забыть… даже если постараюсь. — а я тебя, — подхватил сынмин. он снял кольцо со своего пальца и вложил в его ладонь. в груди что-то защемило. — из-за тебя не хочется уходить, — из его унылых глаз полились хрустальные слёзы. тишина окутала их с головой. чонсу вытер большим пальцем чужую щёку и оставил один поцелуй на солёной коже. сынмин всхлипывал и дрожал. вся его печаль вытекала наружу. чонсу мысленно обещал себе не плакать, если он будет сильным, сынмин не будет о нём беспокоиться. по крайней мере, он в это пытался верить. под кожей заполыхали вены и закипела кровь. сынмин прижался ближе, когда чонсу поцеловал его бледные губы. это произошло так, словно не было другого исхода. они поцеловались впервые и чонсу отчётливо почувствовал и запомнил вкус чужих губ, тёплое дыхание и горе, которое не на секунду не отпускало. и вечность осталась в этом поцелуе. «— когда всё закончится, — подумал чонсу, — я всё ещё буду тебя любить».сынмин умер в среду утром, когда лучи восходящего солнца покоились на его бледных губах, которые чонсу целовал целую вечность.