Talking bodies

      Вова спешно ведёт пальцем по экрану, смахивая не вовремя всплывшее сообщение. Снова писал Эммануэль, но сейчас было слегка не до него — пришла Вовина очередь раскрывать тему и содержимое своего доклада. Он неспешно начал отвечать, иногда кидая взгляд на лежащий рядом лист, читая следующий пункт обозначенного заранее плана. Мысленно он решает, что перед бойфрендом он извинится позже.       Вова ненавидел учиться дистанционно. Для него это было ужасно скучно и не хватало живого общения с людьми по ту сторону экрана. К тому же, приходилось проводить за гаджетами куда больше времени, чем он привык, создавая огромную нагрузку на глаза, и ему приходилось держаться подальше от всех гаджетов не меньше часа после окончания пар. Однокурсники называли его странным из-за этого, ведь гаджеты буквально стали неотъемлемой частью жизни каждого человека, кроме, казалось, его самого. Но, ничего не попишешь, как говорится. Обстоятельства обязывали.       — Хорошо, Владимир, — говорит мужчина по ту сторону экрана, пригладив густую седую бороду. Вова, в очередной раз, мысленно подметил сходство Валерия Александровича, преподавателя, с любимым валлийским актером и продюсером, Майклом Шином. — Вы подступились к вопросу очень ответственно, но, к сожалению, этого маловато на пятерку, дотягивает только до четверки. Не хотелось бы портить безупречный список, потому я задам вам несколько дополнительных вопросов в конце пары, — говорит он, ловко перескакивая на следующую жертву.       Вова беззвучно вздохнул. Ещё одно сходство с вышеупомянутым актером — чрезмерная дотошность. За это иногда хотелось обматерить его, но Вова, будучи приличным мальчиком, позволял себе это только в мечтах. Или мысленно.       В дверях заскрежетал ключ, и ручка двери опустилась вниз, позволяя ей открыться. Резко повеяло холодом (не май месяц на дворе, все же), и Вова поежился, потерев голые ступни друг о дружку, посмотрев в ту сторону поверх экрана ноутбука. На пороге комнаты, в которой он сидел, и небольшой прихожей показался знакомый силуэт, и Вова удивлённо моргнул, ненавязчиво прикладывая палец ко рту, прося быть потише уже хотевшего было поздороваться с ним Эммануэля. Тот недовольно захлопнул рот, ограничившись простым кивком в его сторону.       Вова бы с удовольствием отвлекся от скучно бормочущего себе под нос ответы однокурсника, явно читающего со шпаргалки, подошёл бы и поцеловал бойфренда сейчас. Но камера и микрофон все ещё были включены, и отключать он их права не имел — преподаватель был настоящей заноза в заднице. И мог запросто поставить ему "Н" за это, а отрабатывать незаслуженную пометку в журнале хотелось меньше всего. Тем более, однокурсники говорили, что на отработках Валерий Александрович слишком жестит, будто мстя за "прогул". Не хотелось бы попасть под раздачу.       Пока Эммануэль тихо скидывал с плеч длинное чёрное пальто, ставил какой-то бумажный пакет на пол, ближе к двери, и скрывался за дверьми ванны, откуда вскоре послушался приглушённый шум воды, Вова думал, зачем тот пришел. Не то, чтобы он был недоволен этим, наоборот, ему было радостно от его прихода. Но Эммануэль заходил к нему довольно редко, тем более вот так, внезапно, без предупреждения, хоть они и обменялись ключами от квартир друг друга. Чаще все же Вова забегал к нему, принося с собой разные вкусности приготовленные на скорую руку голодному после работы мужчине, и мог остаться на ночь в случае чего. Или просто так. Пока у парня пары проходят дистанционно, он мог себе это позволить.       Вова нахмурился, пытаясь вспомнить не договаривались ли они о встрече у него заранее, но припомнить не смог. Скорее всего, Эммануэль предупредил его, что зайдет, в том самом уведомлении, которое парень смахнул, даже не посмотрев содержимое. Ну, что ж, не выгонять же его теперь.       Из динамика снова послышался голос преподавателя, и Вова вынырнул из своих мыслей, обращая внимание, что уже отвечает другой студент. Скоро спросят и его, но за это он переживал меньше всего. Свою тему он, всё-таки, понял на пятерку, что и готов доказать преподавателю, как только тот спросит что-то.       Снова посмотрев в сторону прихожей, Вова слегка оторопел, кинув взгляд на внимательно наблюдавшего за ним Нуэля. Тот прижался плечом к дверному косяку, сложив руки на груди и склонив голову набок.       Увидев, что Вова обратил на него внимание, Эммануэль качнул головой, приподняв бровь, будто спрашивая «Скоро ты?». Вова аккуратно приподнял плечи, молчаливо отвечая «Не знаю». Мужчина тихо вздохнул, прижавшись спиной к дверному наличнику, продолжая наблюдать. Уходить он, видимо, не собирался, предпочитая ждать парня здесь же.       Вова слегка оттягивает ворот белого гольфа, закидывая обтянутую джинсами ногу на ногу. Сидеть под прицелом внимательно изучающих его глаз человека, от вида которого замирает сердце и путаются мысли — то ещё удовольствие. Вова старается не засматриваться, но каждый раз взгляд сам падает на подкаченные руки, не скрытые рукавами черной, закатанной до локтей, рубашки.       Вообще, Эммануэль сегодня выглядел довольно необычно. Всегда предпочитавший свободную одежду, вроде оверсайз футболок и таких же худи нейтральных цветов, сегодня он решил одеться как-то более нарядно, что-ли. Правда, во все чёрное, от брюк, до классической жилетки. Даже галстук, и тот темный, однако, в жёлтую крапинку. Вова не может вспомнить даже приблизительно похожей одежды в давно обследованном шкафу мужчины. Значит, она появилась после последнего его появления в его доме — почти неделю назад. К чему это?       Эммануэль видит, что им любуются, и потому, будто невзначай, поправляет рукава рубашки, или галстук. Засовывает руки в карманы брюк, опускает голову вниз, смотря на лакированные черные туфли на шнурках. Старается показать как можно больше маленьких, незаметных при рассмотрении вскользь деталей — вроде небольшого серебряного зажима для галстука в виде зонта. Или наручных часов, которые одевал всего пару раз со знакомства с Вовой — на их первое свидание, и при знакомстве с родителями парня.       Вова смутился, не понимая, что за повод для всего этого. Стало немного не по себе от этого официоза, хотелось немедленно расспросить об этом всем, но он старался придушить любопытство. Не до этого сейчас.       Тем временем Нуэль, казалось, продолжал дразнить парня. Вдоволь навертевшись, он наконец замирает, прислонившись спиной к доборной планке, боком к Вове. Сам Вова не понимает, к чему всё это, но замирает, полностью прикипев взглядом к мужчине, стоило тому поднести руку к лицу, лизнув два пальца, пошло высунув язык. Кинув косой взгляд на Вову, убедившись, что тот смотрит, Нуэль ухмыляется, поцеловав и вобрав те же два пальца, средний и указательный, полностью в рот, облизывая их, скользя ими взад и вперёд, тщательно смазывая их слюной. Он ухмыляется, увидев произведенный эффект, и игриво прикусывает язык, отнимая пальцы, демонстрируя тонкую ниточку слюны между ними.       Вова вздрогнул, постепенно становясь пунцовым до самых кончиков ушей. Все ещё рассказывающий что-то преподаватель волновал его уже меньше всего. Только Нуэль, наслаждающийся произведенным эффектом, и с силой натягивающиеся в области паха брюки.       — Владимир, что вы можете рассказать мне о… — Вова краем уха слышит преподавателя, и с трудом отрывается от предоставленного зрелища. Со стороны двери слышится разочарованный вздох.       Ему не хочется уже ничего. Ни с трудом и еле сдерживаемым нетерпением отвечать на поставленный вопрос, ни сидеть здесь, вместо того, чтобы коснуться теплых, влажных губ. Но он силой воли заставляет себя, упорно игнорируя любые попытки Нуэля отвлечь его, хоть тот и старается.       — Владимир, с вами все хорошо? Вы сильно покраснели, — с каким-то еле уловимым беспокойством спрашивает Валерий Александрович, прерывая ответ подопечного. Вова спешно и как-то рвано кивает.       — Да, да, все хорошо, я просто… — он запинается, не зная что сказать. Не говорить же, что прямо перед ним стоит его парень, тщательно облизывая пальцы, с явным намеком на кое-что большее.       Ситуацию спасает один из однокурсников:       — Да у него же днюха сегодня, вот он, видимо, на бутылочку за кадром и пялится, уже предвкушает, — говорит парень, думая, что его вряд ли услышат. Но его услышали. Послышался дружный хохот, и даже преподаватель слегка улыбнулся.       И все встало на свои места. Эммануэль пришел поздравить его — дурня, напрочь забывшего о своем же дне рождения!       — В таком случае, будем заканчивать, я тоже не изверг, — все ещё улыбаясь, говорит мужчина. Вове даже кажется, что тот подмигнул, но за это он ручаться не будет. Может, просто блик. — Пять, господин Зеленский. Вы там только не усердствуйте, середина рабочей недели, как-никак, — смеясь, напутствует он, а Вова уже хочет провалиться куда-то. Желательно, в объятия сверкнувшего в предвкушении глазами Макрона.       — Я за этим прослежу, — успевает сказать Нуэль, ловко зайдя Вове за спину, появившись в кадре на мгновение, и с силой захлопывая крышку ноутбука. Удивлённые вздохи остальных участников конференции ни он, ни Вова уже не слышали, погружая квартиру в тишину.       — Это было опрометчиво, — с укором говорит Вова, краем глаза смотря в лежащий на столе экраном вверх мобильник.       Начали всплывать первые сообщения в групповом чате, а затем и в личном. Некоторые охочащие посплетничать даже пробовали звонить, но стоящий в беззвучном режиме телефон лишь светился, не издавая никаких звуков и, естественно, не раздражал трелью мелодии. Что ж, кажется, поползут слухи.       — Это не их дело, — отмахивается Нуэль, вплетая пальцы в Вовины волосы, слегка сжимая. — Ты не обязан перед ними оправдываться, — напоминает мужчина, а Вова выдыхает сквозь зубы, запрокидывая голову, и смотрит так преданно, что его хочется взять прямо здесь, глубоко и немедленно.       — Я, конечно, догадывался, что ты садист, но не до такой же степени, — недовольно бормочет парень, сжимая край стола до побелевших пальцев. — Стоять и дразнить меня, пока я не имею возможности что-то сделать, это было действительно так нечестно с твоей стороны, — томно, с придыханием, произносит Вова.       — Что ж, можешь придумать мне наказание, — хищно улыбнувшись, подыгрывает ему Макрон, наклоняясь. — Сегодня я разрешаю все.       Вове дважды повторять не нужно. Он знает, такая возможность вряд ли подвернётся ему второй раз, потому он хватает удачу за хвост. И срывается, полностью скидывая цепи — подскакивает на ноги, едва не задев стул и не перевернув его, крепко впивается в губы мужчины, напирая на него, заставив отступить на шаг. И ещё один, приперев к стене. Вова прижимается к нему грудью. Гибкое, пластические тело позволяет провернуть такой финт без особого труда, но вот силы ему явно не хватало. Но Эммануэль сам готов поиграть в эту игру, потому делает вид, что из ловушки ему не выбраться.       Страстный поцелуй сходит к отчаянному, просящему, с подачи Вовы, и Нуэль отстраняет его, придерживая за предплечья. Теплые руки кажутся до боли горячими даже через одежду. Раскрасневшийся и тяжело дышащий, Вова похож на создание из сказок — такое далёкое в своем образе, но такое близкое и родное в своем понимании. Нуэль задерживает дыхание, боясь разрушить собственную сказку в своих руках.       — Чего бы ты хотел? — спрашивает он хриплым шепотом, смотря ровно в глаза, напоминающие бушующий огонь костра. И понимает, что, чего бы не пожелал Вова, он достанет это. Или сделает все, что тот попросит.       — Тебя, — просто и с улыбкой на губах отвечает Вова. Он говорит это так прямо, что даже ненадолго вводит мужчину в ступор. Конечно, этого ответа можно было ожидать, учитывая уже каменный стояк, но Нуэль все равно теряется. Ровно на одну секунду.       — Конечно, родной, — сипло выдыхает он, слегка разводя руки в стороны. Давай, мол, можно, делай, что пожелаешь.       Теперь уже Вова впал в небольшой ступор. Не то, чтобы он никогда не имел лидирующую позицию в отношениях… По крайней мере, не в этих. Эммануэль был старше всех его предыдущих партнёров. С ним Вове было просто неловко вести себя нагло или выказывать позицию лидера. Потому логично, что, чаще всего, он был создателем идеи, а именно Эммануэль — её исполнителем. Любая Вовина инициатива всегда подхватывалась Нуэлем и переходила в его руки. Но в этот раз абсолютно все лежит на Вове, и такая власть слегка пугает. Он неуверенно уводит взгляд и не спешит как-либо действовать.       Эммануэль видит это, и потому действует первым: кладет одну ладонь на чужой таз, заставляя слегка прижаться к себе, а второй забирается под гольф, оглаживая подтянутое и слегка накачанное тело. На периферии сознания проскальзывает мысль, что, не даром парень записался в спортзал — теперь гладить/обнимать/кусать его куда придется стало в разы интересней.       Вова шумно выдыхает, сжимая чужие плечи. Это не сигнал прекратить, Нуэль это чувствует, но, на всякий случай, останавливается, заглядывая ему в глаза. Затуманенным взглядом Вова смотрит на его губы, и подаётся вперёд, пытаясь что-то сказать в поцелуй, но лишь стонет, стоит задеть чувствительный сосок. От этого он вздрагивает всем телом, и немного обмякает в руках Нуэля, прижимаясь к нему сильнее.       — Только не падай, — слегка испугавшись за парня, говорит Нуэль, поддерживая его за талию. Тот что-то невнятно бормочет, все ещё будто стоя на ватных ногах, и мужчина решает поменять положение дел, ловко развернувшись вместе с Вовой, приперев того спиной к стене. Одной рукой он все ещё крепко поддерживает его за талию, другой, согнутой в локте, сам упирается в стену возле головы парня.       — Поцелуй, — капризно требует Вова, смотря на мужчину из-под полуприкрытых век. Нуэль не может отказать ему, и наклоняется ближе, аккуратно касаясь его губ.       — Что ж, думаю, вести стоит мне, — шепчет Нуэль. Вова в состоянии только что-то невнятно, но явно согласно, пробормотать, хватаясь за галстук, с трудом расслабляя его, и пуговицы на чужой рубахе непослушными трясущимися пальцами.       Нуэль тянет руки к ремню на брюках парня и слегка нетерпеливо дёргает. В общей тишине квартиры, нарушаемой лишь все ещё вибрирующим на столе телефоном, этот металлический лязг кажется настоящим громом, и Вова слегка морщится от этого. Он успел расстегнуть всего две пуговицы на чужой рубашке, оставшись с приспущенными уже брюками, прежде чем Нуэль мягко отстранил его руки.       — Смотри внимательно, лисик, — подмигнув, говорит он, плавно опускаясь вниз, на колени, и спуская брюки до колен.       Вова зарделся, краснея до самых кончиков волос. Было не понятно, от этого прозвища ли, или от этого действия, может от всего разом. Но было понятно то, что это ему явно нравилось. Нуэль, хоть и делал это редко, но умел доставить настоящее удовольствие ртом. И создавал из этого просто великолепное представление.       Судорожно сглотнув вязкую слюну, Вова крепче вжался в твердую стену позади себя. Воздух, резко ставший слишком густым, отказывается попадать в лёгкие, и он буквально втягивает его ртом, сложив губы в трубочку. От волнения приятно начала кружится голова, будто он немного пьян.       Его бросает в жар, когда Нуэль, наконец, прикасается к нему языком сквозь тонкую ткань трусов. Аккуратно, самим кончиком, он ведёт вверх, до головки, оставляя за собой почти невидимый след от слюны, и замирает. Вова хочет взвыть, но лишь тихо скулит, когда Эммануэль поднимает на него затуманенные похотью два синих океана, и резко стаскивает нижнее белье вниз, освобождая горячий член из тисков одежды. Он тянется своей рукой, такой же горячей, к нему, и охватывает его, словно свой собственный. Вова готов подпрыгнуть от внезапности, но с трудом сдерживает себя, сжимая кулаки до боли вместо этого. Ногти впиваются в нежную кожу, стопроцентно оставляя следы, но кого это сейчас заботит?..       — Членовредительством займешься в следующий раз, — с какой-то еле уловимой угрозой в голосе предупреждает Нуэль.       Вот кого. Вова бы с удовольствием закатил глаза и как-то огрызнулся, но сейчас он явно не в том положении. Не тогда, когда его член в нескольких сантиметрах от таких опасных зубов и чересчур соблазнительных губ. Приходится разжать пальцы и медленно сходить с ума от нетерпения.       — Умничка, — издевательски комментирует это Нуэль, специально обдувая Вовино естество прохладным воздухом.       «Сука», — мигом проносится в пустеющей голове.       Эммануэль слишком аккуратен — то ли боится навредить Вове, то ли подавится сам. Из-за этого Вова внутренне бесится и единственное, чего он сейчас хочет — зарыть пальцы в вихрастые волосы, сжать покрепче и заставить его взять до конца. Но влажные, слегка припухшие губы снова скользят взад-вперед, помогая себе языком и ладонью, и Вова думает, что так тоже неплохо, когда перед глазами рассыпается целое звёздное небо. По крайней мере, он и не думает останавливаться.       Нуэль дышит носом, втягивает щеки, пропускает в горло. Это заставляет сходить с ума, и Вова снова бесконтрольно сжимает пальцы. До тех пор, пока не чувствует лёгкое прикосновение к своей ладони. Её слегка приподнимают, и вот он уже чувствует мягкость чужих волос. Нуэль сам позволяет вплести пальцы в волосы, как и хотел Вова, и он пользуется этим, сжимая пряди до приятной боли, надавливая на затылок. Узкая гортань стонет и вибрирует, и оба едва не теряют чувство реальности.       — Нравится? — отстраняясь, спрашивает Нуэль. От его губ до головки пошло тянется ниточка слюны, и Вова рефлекторно сглатывает.       Он бы с удовольствием высказал, насколько ему нравится. Может даже вплетая в свои слова нецензурщину. Но он лишь что-то бормочет, и снова пытается продолжить начатое. Но, видимо, не в этот раз.       Нуэль отстраняется ещё дальше, и поднимается с колен. Он снова нависает над Вовой, словно гора, и парень снова начинает чувствовать себя все менее и менее уверенно.       — Мой хороший, — с какой-то еле уловимой, но неуместной усмешкой говорит Нуэль, прикрыв глаза, опускаясь немного и упираясь носом в шею Вовы. Это казалось дико неудобно, если учитывать разницу в росте, небольшую, но все же заметную.       Вова в недоумении смотрит перед собой пару секунд, и наконец делает что-то — тянется рукой вперёд, прикасаясь к груди, все ещё спрятанной под рубашкой. Шарит по ней, цепляясь за рельефы мышц, и плавится от тепла чужого тела. Второй рукой ведёт по спине, вскользь касается голой шеи и снова зарывается пальцами в светлые кудри. Собственная нагота и возбуждение смущают, но он старается не замечать этого.       — Ты ведь знаешь, я никогда не наврежу тебе, — шепчет Эммануэль, обдавая шею жаром, и Вова теперь, в придачу к неуверенности, чувствует себя ещё и ребенком. Даром, что уже двадцать два. Он кривится и уже открывает рот, хочет сказать что-то язвительное, но вмиг передумывает. Нуэль не с проста говорит это все.       — Знаю, — вместо этого говорит он. — Ты самый надёжный человек из всех знакомых. Не считая родителей и лучших друзей, конечно.       — Тогда, доверишь ли ты мне себя самого? — отстраняясь от плеча парня, спрашивает Нуэль.       Вова не понимает, к чему клонит мужчина. Доверить себя? В каком смысле? Это он и спрашивает, внимательно заглядывая в чужие глаза.       Нуэль не отвечает. Молча, но аккуратно разворачивает парня к себе спиной, заставив упереться в стену ладонями, чтобы не впечататься в нее лицом. Сам же прижимается к нему грудью, снова забираясь руками под гольф, гладит спину и снова грудь и живот. Целует шею и иногда прикусывает её, не боясь оставлять следы. Вова тоже молчит, лишь громко вздыхая или постанывая.       Парень старается расслабиться, когда пальцы гладят ягодицы и иногда царапают аккуратно подстриженными ногтями. Он знает, к чему всё идёт, и слепо вытягивает руку, молча указывая пальцем на ящики. Нуэль догадывается мгновенно.       — В каком? — отстранившись, спрашивает мужчина.       — Третий от мойки, — отвечает парень, упираясь лбом в стену. С указанной стороны слышится шум открываемого ящика, довольный хмык мужчины и стук закрытия того же ящика. Нуэль возвращается, снова принося с собой тепло своего тела.       Крышка от смазки падает очень отчётливо в общей тишине. Вова слышит как та отскакивает от пола несколько раз, прежде чем укатится куда-то в сторону. Нуэль не спешит прикасаться к нему, разогревая вязкую субстанцию на пальцах, тем временем целуя и иногда прикусывая шею.       — Расслабься, солнце, — шепчет Нуэль, лизнув шею. Просто прошёлся кончиком языка, но Вова вздрогнул, протяжно выдыхая. Расслабится, ощущая влажные пальцы в смазке около зада — довольно тяжело, но ощущая горячую ладонь на собственном члене — все же возможно. Он стонет, когда один палец проталкивается в него.       — Потерпи, прошу, — снова шепчет Нуэль, в этот раз нежно ведя кончиком носа о чужую шею.       Рука скользит по члену в более резком темпе, пока пальцы второй («Уже два», — отстранено думает парень), сгибаются в фалангах и аккуратно раздвигают узкие стенки, разминают его. Вова старается сдерживаться, но иногда тихие всхлипы-стоны все же вырываются из груди. Впрочем, Нуэль ловко отвлекает его поцелуями за ухом и покусываниями шеи.       — Готов, — уверенно, произносит Вова. Нуэль и сам замечает это, чувствуя, что пальцы уже двигаются плавнее, а сам Вова уже не сжимается так сильно.       — Хорошо, родной, — произносит мужчина. Вова чувствует, как пальцы сменяются членом в презервативе, сразу входящим почти на половину. Подождав немного, он начинает двигаться, постепенно наращивая темп.       Вова прогибается в спине, как кошка, закатывает глаза в удовольствии и закрывает рот рукой, боясь простонать слишком громко. Нуэлю всегда нравилась его такая чувствительность — она открывала довольно интересные виды на уже обследованное вдоль и поперек тело. И всегда оставляла возможность оставить засос там, где в обычном состоянии Вова не дал бы сделать это, особенно летом — предплечья, плечи, ключицы. Или укусы, чаще всего около лодыжек (когда чужие ноги все же оказывались на плечах), или запястьях. Сам Вова в такие моменты возразить никак не мог.       — Владимир Александрович Зеленский, — он делает ещё одно движение, на секунду замолкнув от приятных ощущений. Вова тоже теряется, не ожидая услышать свое полное имя. Упирается ладонями и лбом в стену, пытаясь её холодом немного снизить собственную температуру. Понимает, что ему как-то душно, и совсем не хватает воздуха. — Готов ли ты быть моим, в горести и радости, до самой нашей смерти?       — Что?.. — на выдохе удивлённо произносит Вова, тут же давясь громким стоном. И так быстрый темп становится ещё быстрее, безумнее. Парень уже не уверен, что продержится долго. — Ч-что ты имеешь в виду?       Нуэль не отвечает. Останавливает движения, и Вова чувствует, что он копошится в кармане своей рубашки. Он хочет заглянуть в его сторону, пытается повернуть голову, но её аккуратно удерживают за волосы на затылке, не давая сделать это.       Наконец копошения прекратились, руки перестали придерживать его. Вова думает, что может уже повернутся, раз ни словесного запрета нет, ни прикосновений. Но как только он собрался повернуть голову, в волосы снова вплелись пальцы, не позволяя сделать это. Нуэль тянет руку к его левой руке, и вот на одном из растопыренных пальцев, безымянном, чувствуется что-то холодное, неожиданно сковывающее. Он пытается разглядеть черный обруч на пальце, но осознание приходит лишь спустя несколько секунд, когда Нуэль снова качает бедрами.       — Обручальное кольцо? Ты серьезно?! — не сдерживаясь, Вова переходит на крик, смешивая его со стоном. Нуэль смутился такой реакции.       — Ты против? — снова останавливаясь, спрашивает он.       — Черт возьми, — на выдохе. — Я не ожидал, не так представлял… Черт, Ману, двигайся уже! — требует он, выгибаясь и кладя голову на чужое плечо. — Я согласен, — выгибая губы в улыбке, произносит он. На губах Нуэля тоже расцветает улыбка, и он старается коснуться своими чужих губ.       Быстрый темп, редкие, но чертовски горячие стоны едва оставляли силы долго сдерживать себя. Нуэль рыкнул, кончая и жадно прижимая тело Вовы к себе. Тот в этот момент и сам достиг разрядки, выгибаясь и пачкая семенем стену и, совсем немного, гольф на животе.       Приходить в себя было чертовски трудно. Вова отстранился, устало приваливаясь спиной к стене. Нуэль повалился на стул, с трудом стягивая презерватив и выкидывая его в ведро неподалеку. Раскрасневшиеся, горячие и с огромной отдышкой, они смотрели друг на друга, улыбаясь, словно идиоты. Как при первой встрече. Точно также.       — Ты серьезно сделал мне предложение, пока твой член был во мне? — неверяще спрашивает Вова, подняв левую руку к глазам, рассматривая кольцо. Не узкое, какое обычно берут девушкам, наоборот, широкое. С узорами, вырисованными золотом на черном. Без камней или чего-то лишнего. Просто, но со вкусом, как и любил Нуэль.       — А ты согласился, — с усмешкой подметил Нуэль, поправляя спутавшиеся кудри. — И даже не задумывался.       — Ты такой дурак. И что я только нашел в тебе? — с улыбкой риторически спрашивает Вова. Хочется плюхнуться мужчине на колени, обнять за плечи и сидеть так, пока не надоест, но он лишь наклоняется, подтянув брюки и нижнее белье.       — Рома́нтика, — начиная перечислять, загибает пальцы Нуэль, — хорошего друга, неплохого советчика. Что ж ещё? — он делает задумчивое выражение лица.       — Любимого человека, — подыгрывает ему Вова.       — Вот вот, — откидывая голову, говорит мужчина. Квартира снова погружается в тишину.       — А ты чего нарядный такой? — опомнившись, спрашивает Вова. Он наконец отталкивается от стены и подходит ближе к столу, кончиком указательного пальца подтаскивая телефон ближе к себе.       — В ресторан тебя пригласить решил, вот оделся покрасивее, — пожав плечами, отвечает мужчина, заглядывая в гаджет.       Сообщений набралось почти двести штук в общем чате, и примерно сорок в личных, но Вова и не думал никому отвечать. Просто просмотрел пару переписок, отмечая их однотипность и почти одинаковые вопросы, и вышел из приложения, снова отталкивая телефон в сторону.       — Ресторан, говоришь? Это будет кстати, я голоден, — говорит он, направляясь в сторону двери, ведущей в спальню. — Я сейчас переоденусь, приведу себя в порядок, и можно поужинать, жених.       Хитро подмигнув, Вова вышел, и Нуэль остался один. Прокручивая последнюю Вовину фразу в голове, глупо улыбаясь, он нехотя поднялся и тоже отправился в ванную, поправить одежду и прическу. Все должно быть идеально. Возвращаясь на кухню, он прихватил оставленный у двери пакет, вытаскивая из него бутылку вина и вкусный торт. Вова, будучи сладкоежкой, потом оценит этот небольшой презент и проявление заботы.       Парень вышел спустя пять минут, в чистой рубашке и черных строгих брюках. Нуэль помог ему накинуть сверху куртку, и они покинули квартиру, оставив телефон, снова разрывающийся от новых сообщений, сиротливо лежать на середине обеденного стола.