Недопитый чай

Это был теплый осенний вечер, когда солнце окрашивало склон утеса в приятные персиковые цвета. Шум моря и крики чаек задавали приятное настроение и неумолимое желание отдохнуть. Очередная вылазка на базе Гибралтара прошла почти идеально. — Завтра нас ждет встреча с прессой, так что можете сегодня остаться на базе, - уставшее лицо командира Джека Моррисона исчезло с монитора командного центра. Ана Амари посмотрела на своего угрюмого товарища. Габриэль Рейес с каким-то натянутым выражением лица развернулся и вышел из кабинета. Что-то было не так. Женщина положила снайперскую винтовку на диван и сняла продырявленный плащ, тихо бурча себе под нос, что «это был третий плащ за месяц». Ана заварила чай на двоих. Выйдя наружу, женщина заметила вдалеке мужской силуэт, сидящий на склоне. Грустно улыбнувшись, Ана направилась к товарищу. Женщина протянула кружку чая и, не спрашивая разрешения, уселась рядом. Они сидели, слушая море и провожая закат. В этот момент казалось, будто время остановилось. Они столько времени находились на заданиях, позабыв, когда в последний раз им удавалось вот так наблюдать за такой обыденной вещью, как закат. Такие простые, но в то же время редкие моменты по-своему завораживали. — Хотела бы я, чтобы Фария увидела эту красоту, - в пустоту сказала Ана, сама того не ожидая. Снова тишина. Ожидаемо. Габриэль не был разговорчивым собеседником. Но Ана была хорошим слушателем. И все терзающие душу мысли Рейеса женщина принимала и всегда была готова его поддержать. Нужно только дать немного времени. Чай уже давно остыл. И солнце зашло. Но Гейб и Ана продолжали мирно сидеть друг с другом и молчать. — У меня есть сын, - внезапно нарушил тишину Рейес. Ана продолжала молчать, - он примерно такого же возраста, как твоя Фария. Может быть, когда я появлюсь на пороге дома, он меня и не узнает. Ана горько усмехнулась. Как же они похожи. Два солдата, которые не видят свою жизнь без сражений, но при этом не могут оставить службу и жить мирно со своими семьями. — Ты бы хотела вернуться к семье, Ана? Женщина выпила остатки холодного цветочного чая и спустя какое-то время все же решилась ответить: — Думаю, быть снайпером у меня получается гораздо лучше, чем быть матерью. Гейб рассмеялся, но тут же поменялся в лице. Его рука инстинктивно потянулась к незажившей ране на груди. Ана сразу поняла. Подхватила мужчину, запрокинула его руку на свое плечо, и поддерживая Гейба, направилась в сторону медпункта. Слава богу, доктор Циглер обновила все медикаменты и отсортировала все баночки-скляночки по назначению. — Ywman ma satabda fi alhadith ean juruhik fi alwaqt almunasib, Gabriel!* – пробурчала на арабском Ана себе под нос, продолжая нести на себе друга. Аккуратно уложив товарища на кушетку, Ана оголила грудь Габриэля и принялась за лечение. Слава богу, пуля прошла насквозь, а то пришлось бы несладко. На каждое раздражение, стон и рык, женщина старалась успокаивающе шептать и поддерживать друга. Это давало свои плоды. Рейес стискивал зубы и держал себя в руках, как мог. И Ана ценила эти мгновения. — Ещё немного, Габриэль. Прошу, потерпи ещё чуть-чуть. Она всегда называла его полным именем. Никаких «Гейб», «Габи», «Гэб», «Рейес». Амари закончила перевязку и накрыла уставшего товарища пледом. Вспомнив, что во всей этой суматохе женщина оставила кружки с недопитым чаем на утесе, она собралась выйти из медпункта. Но не успела Ана встать с кушетки, как мужская рука умоляюще вцепилась в неё. — Останься. Это единственное, что Габриэль смог произнести, а затем с тяжелым выдохом рухнул всем телом на кушетку, окончательно выбившись из сил. Ана покорилась и присела на край кушетки, осторожно убирая пряди мокрых волос со лба Рейеса. Женщина стала тихо, почти еле слышно напевать колыбельную, которую раньше она пела своей дочери. Морщины на лбу Гейба разгладились, а дыхание стало мерным. Ана сидела с ним, пока тот окончательно не уснул. А осколки кружек с недопитым чаем, сорванные порывами осеннего ветра, мирно уносились вдаль на волнах средиземного моря. ___ * Когда-нибудь ты начнешь говорить о своих ранах вовремя, Габриэль!