Мой покой

      Мне было десять лет, когда моя мама собрала все вещи и вместе со мной навсегда покинула место, что нельзя было назвать домом. К тому моменту я уже отлично управлялся с охотничьими ножами, практически всегда попадал в цель своим личным оружием от Colt, скорее всего отнятым у ничего не подозревающего патрульного после очередной вылазки двух моих личных "учителей" и должен был перейти к урокам с живыми мишенями. Меня растили под стать моему отцу, чье имя, было моим проклятьем и чьи глаза каждый день окатывали меня ледяным взглядом презрения даже в зеркалах. Он был очень известным криминальным лицом, держа в своих руках весь Балтимор и округу. "Мясник" - прозвище, что было по заслугам присвоено моему отцу за чрезмерную жестокость в расправах над людьми. Думаю, именно эта жестокость и стала последней каплей в чаше терпения моей матери. В ночь, когда я, Кевин и Рико впервые встретились на поле младшей лиги Экси, на мне была форма защитника, а в руках моего отца был топор, которым он пару минут назад заживо разрубил человека, если таковым еще можно назвать, то мясо, что лежало под его ногами.       Мы ушли из дома тихо, в то время как ночь надежно скрыла наши силуэты от посторонних глаз. Мама взяла деньги, я не спрашивал сколько, ровно также не спрашивая почему мы уходим или куда мы идем. Мэри была очень сильной, как я верил в то время, и умной женщиной, но самое главное она была моей матерью, и я всем сердцем люблю ее и по сей день, хоть многие ее решения сейчас вызывают у меня огромные сомнения. Люди моего отца вышли на наш след через шесть дней после нашего ухода - слишком быстро для потерянных нас, и беспричинно долго для криминального мира. Они впервые застали нас на пути к Майами. По нашему плану, самый ранний рейс международного аэропорта должен был увести нас в Германию. Мама истратила много пуль в тот день, а я разодрал свои колени и локти в кровь после неудачного падения во время погони. Мы остановились в полузаброшенном мотеле, где наличие денег позволяло получить комнату без лишних вопросов. Я ложился спать, обязательно поворачиваясь к маме спиной со своим миниатюрным Colt'ом в руках, мама же имела более тяжелую модель, с которой также никогда не расставалась в ночи. Мои раны, обработанные очень умело, но без особой заботы, сильно ныли и чесались под одеялом. Однако детский сон крепок, и несмотря на это ощутимое неудобство, я провалился в царство грез буквально через пару минут. Синие круги под глазами моей мамы, говорили об абсолютно обратном способе проведения ночи. Я чувствовал её тревогу и страх все время пока были на территории штатов. Мэри придумала множество правил для меня маленького, чтобы стать еще более незаметными. Она учила правильно заметать следы, вовремя обрывать все связи и, что самое главное, заставила меня наизусть запомнить где и как найти оставленные на будущее, если таково у нас было, деньги и номера людей, которые должны были помочь при любых ситуациях.       Прошло еще долгих трое суток до того, как мы наконец оказались в аэропорту. Мы старались идти только самыми нелюдимыми маршрутами, передвигаясь автостопом, каждый раз представляясь под новым именем с новой историей. Никогда бы не подумал, что моя мама просто великолепная сказочница, хотя в данном случае можно с легкостью сказать – удивительная лгунья. Многие попутчики задавали вопросы в дороге, ведь мало кто не заинтересуется почему молодая женщина с одной спортивной сумкой и мальчиком-учеником-младшей-школы отправляется невесть куда из невесть откуда. Для каждого из таких людей была своя история, и Мэри никогда не путалась в своих словах, даже если в день мы могли поменять пять-семь машин с любителями чужих жизней. Паспорта также не содержали наших истинных данных, но, впрочем, как и до этого, мне не было это важно. Я был ведомым своей мамой и пока она со мной нет абсолютно ничего страшного в том, что царапины на моих коленках не заживают, что хорошие сны не радуют меня по ночам, что я уже давно не ел в полном спокойствии и что ни она, ни я понятия не имеем с чем, нам придется иметь дело завтра. Мы были друг у друга – этого было вполне достаточно.       Когда мы сели в самолет, в самый первый полет в моей жизни, мне хотелось запомнить все вокруг, но Мэри лишь опустила свою голову как можно ниже, сильно сжимая пальцы моей правой руки, и произносила слова, которые я не мог расслышать. Лишь через года, я понял, что она молилась, ведь заметила Лолу, одного из моих «учителей», в аэропорту в тот самый момент, когда мы уже стояли в очереди на посадку. Думаю, что она просила небеса о том, чтобы самолет оторвался от земли как можно скорее, ведь тогда, ни отец, ни его люди не потревожат нас еще какое-то, неопределенное, время.       Ещё никогда я не видел маму такой счастливой, как в момент, когда мы приземлились где-то в Германии. «Международный Аэропорт Ганновер» - прочитал я, когда мы ожидали свободное такси или первый прибывший автобус. Не думаю, что Мэри знала местный язык или места, но у нее было достаточно много связей в Европе, что позволило нам обосноваться там почти на семь месяцев. Мне хватило этого времени, чтобы освоить язык, и даже думать на нем. Все благодаря возможности ходить в школу в глуши, где мы жили. У меня не было там друзей, даже знакомых. Но излишний интерес и учеников, и учителей к новой семье в месте, где все знали друг друга, очень сильно пугал меня. Я не умел также хорошо «выдумывать» как моя мама, но просил ее меня учить. Мне хочется верить, что я был пусть и не самым лучшим, но весьма способным учеником.       Это время по праву можно было назвать самым спокойным и счастливым на моей памяти. Но счастье, к моему сожалению, слишком хрупкий ресурс. И вот в феврале, поздней ночью, когда мои глаза слипались без моей на то воли, к нам пришел гость. Само по себе тревожное событие. У нас никогда не бывает гостей. Я собрал все остатки бодрости и попытался прислушаться к голосам на кухне. Обрывки, что доносились до меня не сулили ничего хорошего, ведь голос матери, что только недавно восстановила свой сон, стал слишком печален и глубок. «Они здесь, я не могу укрывать вас дольше…прости, но пока это большее на что я способен. Вылетайте обратно завтра же, я принес вам новые документы и билеты», - шепот мужского голоса был уверен и неоспорим, хоть в нем и таилась, почему-то знакомая мне, забота. «Стюарт…я не, - что-то тяжело упало на стол, я услышал глубокий вдох, - хорошо. Я тебя поняла. Спасибо за это». Голос матери стал последним, что я услышал перед тем как сон окончательно одержал надо мной победу.       Как и следовало ожидать, день начался объяснимо рано. На часах было около четырех утра, когда мама разбудила меня, чтобы я оделся и поел. Все вещи, видимо она собрала еще ночью, значит вновь не спала. Счастье длилось ровно семь месяцев и четыре дня. «Мы возвращаемся, - начала было мама, и я подумал, что она скажет к отцу, - в Америку, чтобы немного переждать. Обещаю, что мы вернемся в Европу чуть позже. Как насчет Франции?». Она старалась выглядеть спокойно и радостно, но получалось не очень хорошо. Мне уже одиннадцать, мам, и я знаю, когда ты «выдумываешь». Подумал я, но произносить этого вслух не стал, а лишь выдавил из себя такую же улыбку.       В аэропорту все прошло почти также, как и в первый раз, за исключением того, что я помогал маме найти нужные ворота, использую свои знания немецкого. Это был уже третий на моей короткой памяти аэропорт, в котором я побывал. Однако это было не удивительно. «Никогда не появляйся в одном и том же порту дважды, сынок», - одно из правил, которому мы следовали. Долгий перелет дал еще пару часов сна. Жаль было оставлять свою собственную кровать, хоть она и находилась на расстоянии вытянутой руки от моей матери, все же было приятно думать, что вся комната целиком лишь моя.       Мы приземлились в международном аэропорту Шарлотт/Дуглас. Четвёртый. Мысленно начал я вести свой собственный счет. Мы забрали вещи с верхней полки – всё ту же спортивную сумку – и, взявшись за руки, пошли к выходу. Нас поджидали у выезда в сторону Колумбии. До сих пор не понимаю, каким образом утекла информация, но факт остается фактом. Начались одни из самых худших дней в моей жизни. Мы давно не учувствовали в перестрелках, давно не убегали, давно не цеплялись за свои жизни так усердно, хоть это «давно» и означало каких-то семь злополучных месяцев счастья. Меня задела пуля, она прошла навылет, как оказалось маму тоже зацепило. Пуля осталась внутри. Мы добрались до Колумбии нашим излюбленным способом – автостопом -, но молчали всю дорогу, так как я находился в ужасном болевом шоке. Меня трясло от страха и паники, на глаза наворачивались слезы, и бинты, что наполнялись моей же кровью, совсем не давали мне почувствовать себя хоть на чуточку лучше. Тогда была ранняя весна, и ни моя мама, ни мой эгоизм не позволили нам чуть лучше разобраться в ране Мэри. Время играло против нас. Я начал понимать, что что-то не так, только когда увидел кровавые пятна в раковине очередного мотеля. Кровь была не моя. Мои раны выглядели намного лучше, я и сам начинал приходить в себя, несмотря на то, что не снимал свой бронежилет. Маме было слишком плохо. Все было слишком плохо. У нас осталось чуть меньше ста долларов, значит нужно было отправляться в тайник, где лежала остальная сумма. Мама не могла подняться с кровати, она лишь смотрела на меня, сдерживая свои слезы. «Помоги мне» - сказала она. Мотель находился рядом с глубокой рекой, что впадала в местный водоем. Я поддерживал маму всеми силами, при этом держа нашу спортивную сумку. Она была легкой, легче, чем я помнил её. Я попытался спросить у неё в чем же причина, но она ответила, что я чуть позже могу сам заглянуть и узнать ответ. Я довел маму до реки. Ночь была холодная, я был одет. Мама была в своей потёртой и полинявшей футболке с пятнами крови и коротких старых шортах. Она смотрела на меня с надеждой и такой тоской, слезы стекали по её щекам быстрыми ручьями, глаза покраснели, но, как и всегда в такие моменты, она лишь грустно улыбнулась. Её руки легли на моё лицо, нежно, в первые в своей жизни я почувствовал такую заботу. Она вглядывалась в меня, словно пыталась запомнить мои черты навек, хоть они и были точной копией того, от кого мы так старались скрыться. «Я люблю тебя, дорогой. Прошу тебя, живи. Сделай все ради того, чтобы выжить, - она закашлялась, но я вновь впитывал эти слова, словно губка, - сынок. Ты знаешь все, знаешь где деньги. Теперь тебе придется самому справляться». Слова дошли до меня не сразу. Как самому. Почему самому? Почему?! Что не так, что случилось, мы ведь всегда будем вместе. Мы ведь поедем во Францию вместе! Я заплакал. Она поцеловала меня в макушку. «А теперь прошу тебя, отвернись, хорошо?» - я сделал так, как она просила, постоянно протирая горячие слезы уже на своих щеках. Тишину ночи и шум реки прервал громкий всплеск. Секунда. Еще одна. И я понял, что именно произошло. Я бежал за её телом вдоль реки еще очень долго, но поток был слишком быстр, а мои детские ножки не позволяли за ним угнаться. Моя мама покинула меня. У неё было внутренне кровотечение все то время, что я эгоистично думал о себе. Я спешно открыл сумку. Там были только мои вещи. Две футболки, одна толстовка и оставшиеся восемьдесят долларов. Только мои. Теперь я один.

***

      Одиннадцатилетнему мальчику, как оказалось, очень сложно существовать самостоятельно. Я скитался около двух недель по Колумбии прежде чем ночной патруль не обнаружил меня спящим у мусорного бака местного ночного клуба. Я был измотан слишком сильно, чтобы сбегать, поэтому не сопротивлялся, но и на вопросы не отвечал. Только, что разве на один. «Сколько тебе, малой?» - спросил суровый мужчина в служебной форме. «Двенадцать» - быстро выпалил я, надеясь, что мама гордилась бы моей ложью. «Ясно. А звать то как?» - спросил его напарник. Я не ответил. Молчание видимо затянулось. «Понятно. Говорить больше не собираешься. Тогда садись, отвезем тебя в более теплое место. Не очень приятно ночевать на улице, правда ведь?» - спокойный голос мужчины должен был вызвать во мне доверие, но я держался от них на расстоянии их удара - умение, которые было отлично у меня развито. Но все-таки они были правы. Нет смысла отказывать, нет сил на бегство. Я также молча сел на заднее сидение машины полицейского патруля, и они отвезли меня в место, где было много таких же, как и я. Дети-беглецы, дети-беспризорники. Около пятнадцати человек, разных возрастов – на вид от 5 до 15 -, все в потрепанной старой одежде. Видимо это место было неким пунктом распределения «найденышей». Я смог там впервые за долгое время поесть горячей еды, но не смог принять душ, пока в нем находились другие. Единственным взрослым, что приглядывал за нами была пожилая женщина. Ей на самом деле было все равно что и когда мы делаем. Главное, что мы сыты и все еще дышим. Поэтому я решил мыться после общего отбоя. В том месте не было проблем, все мои вещи были со мной. Я просто ждал, когда меня переведут в детский дом и надеялся, что он будет не таким ужасным. А если и будет, то я просто сбегу как можно раньше.       Меня перенаправили в новое «место обитания» через три дня. Люди там смотрели на меня с улыбкой, видимо сегодня был какой-то неизвестный мне праздник. Оказалось, что именно в день, когда я приехал в детский дом, в нем проходил день «открытых дверей». У меня есть… У меня была семья и мне не понять той радости, что испытывали дети, когда к ним подходил очередной взрослый. Мой разум приравнивал всю ситуацию к походу в тактильный зоопарк или, что ещё хуже, на ярмарку по продаже животных. Однако я уже тогда понимал, что для многих здешних ребят, это может стать самым переломным моментом в их жизнях или единственным шансом породниться. Именно эти мысли заставляли меня злиться на самого себя в тот момент. Мне не нужны были новые «родители», и старых то вполне хватало, поэтому я упрямо прошел сквозь радостную толпу и сел в самом углу комнаты, чтобы наблюдать за выходом. Мама учила меня быстро изучать новые помещения, искать быстрые пути отступления и не мешкать в случае чего. Я наблюдал. На меня не обращали внимания какое-то время, но мальчик с рыжими волосами и ярко голубыми глазами просто не мог оставаться не замеченным.       - Как тебя зовут мальчик? – спросила у меня женщина с мягкими и приятными чертами лица, она улыбалась мне даже слишком искренне.       - Это Нил Джостен, - ответила другая женщина, та что завела меня сюда, - Так было вышито на твоей спортивной сумке, малыш. Я права?       Мама. Мама постаралась. Даже придумала мне новое имя, новую жизнь, за которую я теперь обязан цепляться. Я кивнул головой, не сильно заметно, но достаточно для того, чтобы «мягкая дама» улыбнулась ещё шире. Наша спортивная сумка. Моя сумка. Я совсем забыл про неё. Мама бы очень разозлилась из-за моей невнимательности. Я поставил её у входа, наверное, её занесли внутрь, чтобы найти хоть что-то связанное с моей жизнью. Значит её открывали! Я так не люблю, когда мои вещи трогают. Мои глаза стали больше, и я посмотрел на ту, что представила меня, не скрывая своей тревоги и смятения.       - Где моя сумка, мне нужно её забрать. Прямо сейчас. – Я поднялся, чуть не столкнув обеих женщин. Я был готов сорваться с места в любой момент, но рука воспитательницы легко упала мне на плечо.       - Не волнуйся, я сейчас её принесу. Пообщайся пока с этой приятной леди. – Она одарила нас добрым взглядом, и как мне показалось подмигнула. Меня это абсолютно не успокоило, мне нужна была сумка и думать я мог только о ней, поэтому провожал своим взглядом ту, что пошла за моими драгоценными пожитками.       - Нил, - обратилась ко мне «мягкая дама» - меня зовут Касс. Ты мне очень понравился. Не хочешь ли… - она замялась, видимо из-за сильного смятения на моём лице, я не умел контролировать свои эмоции, - Знаешь, у меня хороший дом, рядом есть школа и…Не хочешь ли ты стать моим сыном?       Scheiße. Первое, что пришло мне в голову. Я слышал это ругательство много раз в Германии, но никогда бы не подумал, что применю его в подобной ситуации. Я быстро начал прикидывать все за и против. Быть вновь не одним было бы просто прекрасно, но у меня есть мама. Мне не нужна новая. Но я уверен, что сбежать из её дома мне будет намного проще. Там будет душ. Мне не нужно будет ждать ночи, чтобы побыть одному. Я ведь могу там просто ночевать, а дни проводить, исследуя округу. Стадии принятия остановились на торгах. Я не хотел уходить к женщине, которой просто понравился внешне за какие-то сорок минут, но и думать не желал о том, чтобы остаться в детском доме. Условия были одинаковыми, по крайней мере у меня в голове, поэтому я лишь сделал тот же жест. Легкий кивок головой, незаметный для мира, но сильно радовавший её.       - Ты не представляешь, как я рада! – сказала леди Касс и взяла меня за руку, - Теперь ты – Нил Спир!       Мне не нравилась эта фамилия. Прошлую, хоть я и услышал её впервые, дала мне моя мама, настоящая мама. Я поклялся, что никогда не представлюсь, как Нил Спир, пусть лучше у меня вовсе не будет фамилии. Она повела меня к выходу, крепко держа мою левую руку. Бумажная волокита и все взрослые заморочки прошли слишком быстро, словно все только и были рады, чтобы отдать меня ей. Хотя, наверное, они искренне были рады. Мисс Спир производила впечатление очень доброй женщины. В её глазах всё время горели искорки, будто то, что я стал её сыном было самой большой радостью. Я не разделял её счастья, а лишь следил за дорогой и изучал. Пока мы ехали к дому, я продолжал молчать, а она представила себя и всех, с кем я должен был ещё познакомиться. Как оказалось, у меня появился старший брат. Настоящего сына Мисс Спир звали Дрейк, но он окончил школу и поступил в Университет в другом штате. Он приезжал только на летних каникулах и в редких случаях на праздники, поэтому все остальное время Леди Касс жила одна. Она объяснила, что ей было настолько одиноко, что она даже завела щенка, но так и не дала ему имени. Но теперь, как она сказала, у неё появился я. Видимо я должен был стать заменой своему новоприобретенному брату и щенку. Интересная перспектива. Быть может придется уйти, чуть позже, чем я планировал. Не хочется её расстраивать. Жаль признавать, но я успел привязаться к этой женщине быстрее, чем хотелось бы. И вот машина остановилась.       - Мы приехали, дорогой, теперь ты дома, - слишком теплый взгляд, слишком нежные слова. Этот дом не был моим. Это место было лишь очередным портом, точкой, в которой я остановлюсь, а потом сбегу. Пять. Сказал я себе. И не появляться тут дважды. Когда уйду, больше не вернусь. Главное не сильно привязаться. Но мне было одиннадцать, и я жаждал семейного тепла и уюта, ласки и домашней еды, быть может даже своей спальни, что сделало задачу «побега» практически невозможной на тот момент.       Дни шли быстро. Школа была местом терпимым и уже давала право выбора дополнительных кружков, поэтому, чтобы быть в «порту номер пять» как можно меньше, я заполнил свое расписание по максимуму. Я выбрал изучение французского, так как языки давались мне весьма легко, да и мне все ещё хочется побывать во Франции, и Экси, ведь игры позволяли мне чувствовать себя живым. Правда ни в том, ни в другом я старался сильно не отличаться от толпы, порою специально совершая ошибки. У меня и в правду появилась своя комната. Она располагалась на втором этаже, классического, довольно старого, американского коттеджа. Маленькая, четыре стены, пол, потолок, кровать, комод с одеждой и рабочий стол. Предел мечтаний для меня тогдашнего. Мне позволялось украшать её, как только пожелает моя фантазия, но я оставил все без изменений, дабы не привязываться к этому месту ещё сильнее. Еда была вкусной, горячая вода шла практически без перебоев, жизнь стала спокойней. Я общался с Мисс Спир только вечерами за ужином. Она молилась перед едой. Я закрывал глаза, чтобы ей угодить. Мы не поднимали сложных тем. Только простые: «как прошел день?», «что нового узнал в школе?», «с кем подружился?». И так по кругу изо дня в день. Порою она просила называть себя «мамой». Она искренне верила, что способна стать ею для меня. Но я всегда, без малейших угрызений совести, отвечал ей: «Я не могу, Мисс Спир». Она всегда опускала свой взгляд на тарелку с едой после этого, начиная водить ложкой по еде, словно собирала себя вместе с остатками ужина. Не проходило и пяти минут, как она вновь дарила мне свою улыбку и произносила: «Ничего, я понимаю. Я готова ждать, милый».       Окончание учебного года сулило начало жаркого лета. К тому времени я уже мог излагать свои мысли на французском в очень упрощенном виде. Однако, чтобы не забыть немецкого, часто говорил сам с собой. Конец весны также означал начало каникул. Определенно грустные новости для меня, ведь придется целых три месяца провести без столь важного для меня обучения, а главное без Экси. И хоть радостным должен был быть я, Леди Касс вела себя намного активнее, чем обычно. Уже с самого утра она приготовила огромное количество еды и даже взяла отгул с работы. Я не знал где именно она работает, но точно знал, что она берёт только пол смены. Работа для неё была больше как хобби, ведь мы прекрасно жили вдвоём и щенком на пособие. Её быстрые шаги отдавались эхом по всему первому этажу, она явно была очень взволнована чем-то. Чем именно я не мог понять, пока моё полное недоумения лицо не попало в поле зрения женщины.       - Сегодня приезжает твой старший братик, помнишь? – сказала она с неприкрытым восторгом.       Конечно я забыл. Эта деталь жизни Мисс Спир показалась мне абсолютно не важной. Я хотел дать деру еще до начала обещанных летних каникул. Но вот он я, и я всё ещё тут. Видимо забылся, пока наслаждался свободной учёбой и играми, своей комнатой и необъяснимо вкусной едой.       - Как я мог забыть, Мисс Спир. Ведь это так важно для Вас, - соврал я, без тени сомнения. Сегодня про меня скорее всего забудут. Приехал оригинал. Замена, то есть я, могу спокойно существовать на периферии счастливого воссоединения матери с сыном. Счастливого…воссоединения… Я отбросил лишние мысли. Я жив. Все в порядке. Я в порядке.       Не успел я подняться к себе, чтобы оставить вещи, как прозвучал дверной звонок. Я развернулся на первой ступени лестницы. Касс подбежала к двери первой, пока я медленно подходил к ней со спины. Я почувствовал себя очень странно. Необъяснимый страх сдавил мне легкие и затянул в животе сложный узел. Мать с её сыном быстро обнялись, и она слегка отступила, чтобы тот вошел в дом. В его дом. Я был на его территории. Но понял это слишком поздно.       - Идем, Нил, поздоровайся со своим братом, - сказала она, все также сияя своей улыбкой, небрежно махнув мне в сторону нового для меня члена «семьи».       Инстинкты кричали мне о том, чтобы я побежал от них прямо сейчас. Все равно куда, все равно за чем, но я так и продолжал молча стоять на точно просчитанном мною расстоянии от него. Голова слегка затекла, ведь я пытался смотреть ему в глаза, при этом не показывая своего ужаса, но видимо скрыть своих эмоций мне не удалось. -       Ну здравствуй, братик. – Сказал Дрейк, пробуя новое слово на вкус. Кровь застыла в моих жилах, как я увидел его хищную улыбку. Я ясно понял одно в тот день. Охота началась, и я не был хищником.