ах если бы

море пожирало солнце где-то за горизонтом: последними тусклыми лучами оно цеплялось за макушки деревьев и заливало небо алым. треск ночных светлячков ораторией скорби; непрерываемым реквиемом отдавалось в ушах — громче стука собственного сердца. потом обязательно выглянут звезды — этер прищурится, задержит дыхание; где-то там, в миллионах существующих миров среди таких же миллионов реальностей и вероятностей, в глубине времен он потерял что-то гораздо важнее погибающего солнца и раздающегося ему вслед панегирика смерти. он стиснет зубы, схватится за любую из новых ран — ему нужно всего ничего; отдышаться — и,       искать,       искать,       искать, идти вперед — даже если из последних сил. «почетный рыцарь мондштадта» не должен жалеть себя; те секунды, что он тратит на жалость к себе — он мог бы потратить на помощь другим.       помощь сестре. ㅤ«почетный рыцарь мондштадта» должен знать о кодексе рыцарской чести; о свободе и песнях, посвященных ей. разнесенных с теплым бризом по всему миру. осевшему приятным воспоминанием только в свободных сердцах свободных людей. «почетный рыцарь мондштадта» должен-должен-должен; «почетный рыцарь мондштадта» облепило этера со всех сторон, пристало к коже, впиталось в одежду с просьбами жителей, с приветствий с другой стороны улицы, с благодарностями за спасение; этеру хочется отмыть себя, выстирать свой плащ, перестать быть тем, кем он не является, отбросить в сторону этого глупого почетного рыцаря и стать снова этером: простым путешественником с мечом, рукоятью вросшим в мозолистые тонкие пальцы. стать снова любимым братом. кровью жизнь капает на тропинку; напоминает о том, что он еще дышит, что он — из плоти, настоящий, реальный — не титул и не образ, мелькающий от одной сплетни к другой. он — свободен       и желания его             неколебимы.