***
Таверна полна звонкого хохота, перелива голосов и стука стаканов. Музыка души города Ветров. Музыка бога Ветров. Венти там, где ему самое место — в сердце своего края. И только тут, только здесь может он быть счастлив. Потонув в лёгком опьянении и нескончаемом наслаждении свободой. — Лорд Барбатос! — голос, сопровождаемый скрипучим ветром. Венти морщится, поворачиваясь на звук. Он не любит, когда его так зовут. Тем более при людях. Тем более при его детях. — Господин адепт, Вы что-то напутали! — хохочет, но в глазах Анемо Архонта Сяо читает раздражение и просьбу уйти. — Храм чуть севернее. По таверне прокатывается хохот. Венти задорно улыбается. Уйди, Алатус, не нужно втягивать меня в ваши дела. Я больше не бог, я теперь никто. Как и должен был быть. — Лорд Барбатос, я прошу, умоляю Вас! — Венти вздрагивает. С каких это пор малыш Алатус кричит? С каких пор голос его такой надрывный, такой освобождённый от оков гордости? И в желтых глазах адепта он видит страх. Такой нечеловечески огромный, что с головой поглощает даже божественного зверя. — Моракс! — Сяо вдруг сжимает его рукав, как ребёнок хватается за юбку матери. Такой… крохотный этот грозный генерал сейчас в его ногах. — Умоляю Вас, помогите нам, — ох, он бы плакал, если бы мог, если бы умел. Если бы остались силы. Венти накрывает его щеку ладонью. Почти такая же нежность, что он испытывает, глядя на своих детей, просыпается в груди. — Прошу, — глаза опускаются в пол. Чтобы подняться обратно, полные такого пронзительно крика отчаяния, что Венти пробирают мурашки. — Моракс вышел из себя! Он… он разрушит Ли Юэ. Уже его разрушил! Там ничего не осталось, город в руинах! Умоляю Вас, лорд Барбатос! — Веди, — Венти счастлив лишь здесь. Но сейчас он должен покинуть свою милую обитель, пока в руках материализуется его лук. — Алатус, веди меня к нему.***
Грохот. Первое, что слышит Венти, когда сила Сяо приносит его в Ли Юэ. Землятресения. Повсюду. Горы раскалываются, земля разверзается. Город пал. Обитель пала. Адепты отступают к Сумеру. Люди… Венти не уверен, что они способны выжить, когда Гео стелится по земле ковром. В Разломе они не выстоят. Ни за что. Там он слишком силён. Там до сих пор так много энергии, что поглотив её, Моракс щелчком пальцев сотрёт Тейват в пыль. Тетива натягивается до предела, лук смотрит в небо. Ещё больше Анемо. Ему нужны силы, ему нужно то, что даёт Архонтам их мощь — его люди. Стрела вонзается в площадь прямо перед храмом за сотни километров отсюда. По Мондштадту прокатывается Анемо. По Мондштадту разливаются голоса — Барбатос вернулся. Барбатос просит их помощи. Слухи в городе Ветров разносятся с южными зефирами — быстрее молнии Вельзевул. Город знает, город слышит. В храме звонят колокола, у алтаря возносят молитву. Барбара падает на колени, складывая руки у груди. Ведь написано в священной книге — дети Барбатоса вольны жить свободно, и просит он их лишь подарить ему свою веру, когда попросит он их, когда ознаменует нужду стрелой, пронзившей площадь на вершине скалы. Дракон Востока расправляет крылья, Волк Севера воет, поднимая шторм, Сокол Запада вьётся в лазури неба. Лев Юга, юная совсем, бессильная перед стихиями девушка, складывает на груди руки. — Бери, Венти! — шепчет Джинн, открывая окно, чтобы ветер ворвался в стены штаба. — Бери своё по праву! — Спасибо, — вот каково это. Он уже и забыл, как ощущается сила. Его сила, что дарует их вера. Он забыл, что значит быть Богом. Крылья распахиваются за спиной, снося каменные копья, которыми был разрушен город. — Вы уже тут? — в руках книга, за спиной лук. Вокруг вьются ветры, пришедшие со всего Тейвата. Пришедшие на его зов. К своему Богу. Вся тысяча. — Защитите адептов. Тех, кто выжил, отводите в Сумеру, предупредите Буер! И других, всех Архонтов! Моракс силён, если не выстою я, то пусть Селестия, — хмурится, смотря на то, как расходится земля. Как бушует стихия. — Они сами знают, что делать. — Венти! — звонкий голос сверху. Сокол пикирует к нему. Двалин тоже где-то рядом. Венти чувствует его. — Ванесса! Ты пришла! — птица опускается на его правое плечо, взгляд красных глаз направлен туда, откуда пахнет смертью. — Я не могла не придти на зов своего друга, — холод идёт по земле — Андриус вышел из обители, пересёк границу. Двалин цепляется когтями за скалу. Четыре хранителя здесь. — Мы не могли не придти. — Я не пущу вас к нему, — качает головой, захлопывая книгу. Все ветры пришли, ему теперь нужно лишь оружие. — Ты пойдёшь один к обезумевшему Императору Гео? — императору? Пожалуй так. Пожалуй сейчас он не Моракс — Великий Император, склонивший к своим ногам тысячи тысяч богов и демонов. — Самоубийство. — Сюда явятся полчища порождений бездны, — слишком густа аура гнили, слишком пахнет смертью. Эрозия пожирает юг Тейвата. — Не пустите их в Мондштадт. Во что бы то ни стало. Сберегите город, сберегите моих детей. — Как скажешь, Венти, — Ванесса взмывает с его плеча, рассекая лазурь своими крыльями. Вот они. Вот проходы, что открываются то тут, то там. Бездна идёт. — Двалин! Пора расправить крылья! — Пташки, от Вас никакой пользы! — земля покрылась льдом. Буран сметает полчища монстров. Андриус был первым претендентом на пост Архонта. Им стоит об этом помнить. — Моракс! — Они справятся, Венти знает. Ему стоит идти. Ему стоит вступить во тьму чужого безумия. Первая стрела пронзает каменные щиты, которыми окружил себя повелитель Гео. — Услышь меня, Моракс! Тишина. Лишь вопль сотрясающихся небес и земли. Шторм идёт на Великого Императора, сносит каменные стены, уничтожает броню. Лишь ту, что может. За штормом несётся буран. За ней тайфун. Пурга, буря, шквал. Лишь взмахом руки Барбатос поднимает катаклизмы, взмахом же крыльев он раскалывает летящие в него каменные копья. — Хватит прятаться как зверь, Моракс! Выходи! — ловит рукой копьё, стремящееся пронзить его сердце и направляет его туда, откуда оно пришло. — Или я вытащу тебя оттуда своими руками! Рык. Нет, отчаянный вопль загнанного животного. Венти видит чешую через щиты. Видит корону корляписовых рогов. Видит когти и чёрные как смоль руки. — Величие! — в руках появляется меч. Настолько огромный, что, кажется, Венти и не удержит его. Но он легко прокручивает оружие над головой, вонзая то по самую рукоять в камень. — Моракс! Ты не спрячешься под своей бронёй! Я вырву тебя оттуда! — Исчезни, — шёпот гор. Вот какой он — голос что сотрясает землю. Копьё. Не каменное — то, что сжимает когтистая лапа — направляется в сторону Бога Ветров. — Ось! — отражает удар, сжимая появившееся оружие ладонями с такой силой, что по древку бегут трещины, искрящиеся Анемо. — Хватит, Моракс! Усмири свою жажду крови! — Исчезни, — удар. Венти едва выдерживает его. Моракс силён. Даже порабощённый эрозией. — Я приказываю! Приказываю тебе исчезнуть! — Не смей! Не смей говорить на языке людей, аспид! — копьё бога Ветров вонзается в землю, наполняет расколы Анемо. Сетью своей силы он оплетает весь Ли Юэ, укореняя её в глубину почвы. — Кто я, Моракс?! Скажи, кто я?! — Исчезни, — Венти едва успевает призвать меч, отражая удар. Гео глушит, его слишком много. А ещё Бездна всё ближе, он чувствует. Сколько выдержат хранители? — Исчезни! Исчезни! — Животное, — лязгом металла вырывается откуда-то из груди Венти. Взмах крыльев, что сносит их обоих. Моракс вжат в одну из собственных скал, Венти держит клинок у самого его горла, заглядывая в змеиные глаза. — Ты не Моракс больше. Зверь. Безумный зверь. И я зарежу тебя, как охотники режут дичь, — что он выглядывает в этих глазах? Что там может быть? Только этот далёкий свет. Это тепло чужого взгляда, полного любви. — Не смей! Не смей выглядеть как он! Давит на меч, пронзает кожу, покрывшуюся чешуёй. Золотая кровь течёт по рукам. Не Моракс. Это не Моракс, Венти! Не сожалей, не сочувствуй, не медли. Режь. Убей. Уничтожь. Вместе с проклятьем эрозии, вместо с гнилью и смертью. Твой долг. Твоя обязанность. Твоя единственная клятва. — Барба-тос, — шёпот. Такой сдавленный и слабый. Такой человеческий. Венти распахивает глаза — лазурный свет. Тепло. Перед ним тепло. Его золото. То золото, что он берёг в груди, то золото, с мыслями о котором засыпал. Не змеиное — его собственное. Глубокое, сияющее, густое. Бесценное. — Быстрее. Быстрее добей. — Моракс? Это ты? — заглядывает ещё раз в глаза. И меч падает к ногам, когда Венти хватает его лицо ладонями. Чешуя царапает кожу. Но глаза — бескрайний океан. Снова его, снова те, что полюбил Бог Ветров. — Сколько? — оглядывает то, что видит за спиной Венти. — Сколько я убил? — Тысячи, — шепчет, загипнотизированный его светом. Мораксом. Его Мораксом. — Я не знаю, может, больше. Но Ли Юэ больше нет. Гавань… пала. — Тысячи, — потерян, разбит, уничтожен сам собой. Моракс выглядит таким слабым, таким жалким, таким вдруг потерявшим всякий смысл. — Тысячи? Тысячи моих детей? Убиты моими руками? Тысячи?! Вопль. Двалин, сражающийся на северной границе вдруг замирает, поворачивая голову. Он знает этот вопль. Так драконы воют о своей семье. Так он выл над телом Дурина. Так выл однажды и дракон Ли Юэ. Когда умерла Богиня Пыли. Но сейчас этот вопль страшнее. Полный отчаяния, полный тоски и сожалений, он разносится по выжженной долине, сотрясая саму энергию, сам воздух и землю. Моракс кричит так громко, что скалы рушатся, что разверзается земля, низвергая полчища из бездны в свои недра. Он чувствует проклятье, что ползёт по его стране. Чувствует, как поглощает оно его дом. Как поглощает его. Сжирает заживо изнутри, отрывая от сердца кусок за куском. — Убей, Барбатос, убей, молю, — шепчет, сползая на землю. Сил нет, эрозия вновь захватывает его разум. — Пока я не потерял контроль. Пока снова не стал зверем. — Зверем? — Венти опускается на колени. Его нежные руки касаются чужих ладоней. Пусть когти режут кожу — ему нет дела. — Пока ты мой Моракс. — Барбатос, — смотрит на него. Как в последний раз. Каждая секунда может стать последней, каждый миг может закончиться тьмой, что поглотит его. — Убей и вернись домой. — Мой дом будет там, куда вонзятся твои клыки, моя любовь, — потому что это пока он. Это тот, ради кого можно дышать. Можно жить. Эгоистично, жестоко. Но Мондштадту не так нужен Архонт, как Венти нужен Моракс. Ведь он всё ещё Моракс, пока Моракс. — Поцелуй меня. — Венти, умоляю, уходи, — роняет на осквернённую землю слёзы. Он не может. Он не должен. — Я мечтаю умереть на твоих губах, но я не достоин. Я не имею права. Не после всего этого. Я аспид, ты сам сказал! — Тогда поцелуй меня как аспид, — ведёт пальцем по чужой раненной шее, собирая кровь, чтобы вычертить на своей щеке символ. — Давай, ты знаешь, нам нужно касаться друг друга. — Венти, ты не должен, — шепчет. Но так безвольно, так слабо. Последние порывы былой чести, былого величия. Великий Император на коленях — так заканчивают все. — Не должен мне. — Пока ты это ты, я не могу по-другому, — опускается перед ним. Руки в крови. Он кладёт ладони Моракса на свою спину. — Прошу, прижми меня к себя. Я хочу быть с тобой. Хочу быть рядом. — Одумайся, умоляю, — но он прижимает. Потому что до боли нуждается. Потому что до безумия боится. — Мондштадт, твои дети. Ты оставишь их? Венти молчит, чертит на щеках Моракса древние символы. Он знает. Знает, что бросает их. Но… так будет лучше. Всем. — Наша эра прошла, моя любовь, — буран утихает, воздух успокаивается. Венти вдруг ощущается покой, такой глубокий, такой всеобъемлющий, что даже шторм в океане смолкает. — Я тоже сойду с ума, тоже стану для них угрозой. Только у меня не будет тебя. Никто не остановит, никто не спасёт их. Барбатос целует его. Целует со всей той любовью, на которую способно его сердце. Целует, пока цепи Анемо, вырывающиеся из-под земли сковывают каждый сантиметр их тел. Целует, когда печати древних рун жгут их кожу. Целует, когда вспыхивают на теле элементальные метки. Когда последним велением Моракса поднимаются вокруг них гора, не давая разлететься прахом по ветру. В самом сердце монументального изваяния, в бесконечной тьме, навеки скованные, давно уже потерявшие счёт времени и рассудок. Они всё ещё целуют друг друга.