Вместе с начала и до конца

Фирузе-хатун была казнена за предательство империи, которой она принадлежала. Джиханфер должна была расслабиться, но последние слова, сказанные ведьмой в её сторону, не выходили из головы. — А вы такая же рабыня, как и я! Даже если родили султану семерых детей! И умрёте вы все в муках, я обещаю, — кричала Фирузе, пытаясь вырваться из рук стражников. Джиханфер пошатнулась, держась рукой за стену, её дети и любимый были её главной слабостью, она была готова отдать за них все, что имеет, даже собственную жизнь. Ничего ей не жалко ради своих детей. Слова Фирузе пробудили в ней безжалостного монстра, она даже не поморщилась, наблюдая за тем как палач лишает жизни девушки с каким-то мрачным удовольствием. Это слегка напугало Хюмашах, она впервые видела матушку такой. Она не верила, что Фирузе может решиться сделать что-то её детям, членам династии. Она просто была напугана тем, что её собираются убить, успокаивала себя Джиханфер. Её дочери, которым она рассказала о словах бывшей фаворитки, были согласны с матерью, она не могла ничего сделать. Джиханфер уже забыла её слова, как гром среди ясного дня заболел оспой её младший сын шехзаде Мурад. Не прошло и двух дней, как лекарша сообщила, что шестилетний шехзаде предстал перед Аллахом. Джиханфер рухнула на колени, с её губ сорвался душераздирающий крик, на который сбежались все слуги и дочери султанши. Хюмашах упала недалеко от матери, заходясь в рыданиях, Ханзаде прикрывала рот рукой, её плечи вздрагивали от безмолвного плача, Рукийе сжимала кулаки, по щекам бежали струи слез. Безразличными не остались и слуги, качая головой и плача по шехзаде. Вскоре в покои пришли другие члены Династии, Валиде-султан, Султан Сулейман, Фатьма Нур-султан и Разие-султан. Все они опешили от картины, мать, её дочери и слуги рыдали, на кровати лежал ребёнок, накрытый простыней. Султан в два шага преодолел расстояние до кровати, откинул простынь и болезненно зажмурился. Он наклонился, целуя сына в лоб, обратно накрывая его простыней. — Стража! Помогите султаншам дойти до их покоев, — сам султан поднял на руки Джиханфер, которая пыталась броситься к сыну, крича, что они все врут, он жив. Он лично донёс её до покоев, где Джиханфер дали успокоительное, после которого она уснула, свернувшись на кровати. Султан остался рядом с ней, чувствуя себя легче рядом с той, кто больше двадцати лет дарит ему счастье. Траурные одежды надели все, шехзаде Мурад был невинным и крайне улыбчивым ребёнком, который дарил всем окружающим улыбку. Джиханфер была бледна, казалось, что она еле держалась на ногах. Султан и три его старших сына Осман, Орхан и Мустафа выносили гроб. Джиханфер на секунду подняла голову и бросилась за ними, заходясь в очередном крике, от которого стынет кровь в жилах. Её не могли оттащить от гроба, который ложили в яму. — Откройте! Откройте его! Я хочу увидеть его ещё раз, — прошептала Джиханфер, склонившись над гроб, Осман неуверенно посмотрел на отца, который кивнул, разрешая открыть гроб. Джиханфер зажмурилась, она сняла с руки кольцо с аквамарином, подарок Орхана, кладя его в гроб к сыну. Джиханфер верила, что именно кольцо облегчит его страдания. Считается, что он рассеивает, успокаивает и смягчает страхи, и помогает восстановить силы в длительных путешествиях. Именно в путешествие отправляется Мурад, так считала Джиханфер. Хафизе, узнав от мужа, что шехзаде Мурад умер, приказала быстро готовить карету в Топкапы. Ибрагим-паша знал, что она не оставит султаншу одну в её горе, и вскоре Джиханфер вновь поднимет голову, а карие глаза отражат всю её силу. Она взяла с собой детей, султанзаде Мехмеда и Хунди-султан, названную в честь бабушки. С поддержкой Хафизе, Джиханфер встала на ноги, больше не пребывая в трауре. Султан щедро отблагодарил сестру за её помощь, разрешив Ибрагиму-паше провести несколько недель с женой в отдыхе, они уехали в поместье Великого визиря в Манисе с детьми. Джиханфер вновь вспомнила слова Фирузе, не те, где она обещала расквитаться со всей её семьёй, те, где она напомнила, что даже несмотря на крепкие отношения с династией, несмотря на то, что она мать трех шехзаде и султанш, она рабыня. Слова покойной обухом ударили её по голове. И вскоре она решила, как может изменить это. Четверг — священный день для главных фавориток султана и шехзаде. В этот день они обязательно посещают их с целью хальвета. Джиханфер не была исключением, она была единственной из всех живых фавориток султана, была Гюльфем-хатун, но та была забыта ещё пятнадцать лет назад, когда Джиханфер всегда была подле шехзаде, а после султана. Она не знала, что такое борьба за любовь, ведь была самой любимой из всех, кто когда-либо был у Сулеймана. И не знала она, что такое быть фавориткой одного из шехзаде, бороться, чтобы он в будущем был султаном, ведь Сулейман рано лишился всех братьев, оставшись единственным. — Ты грустна, моя роза, кто посмел обидеть тебя? — Сулейман заправил прядь за ухо любимой, карие глаза Джиханфер и правда были печальными. Она отвела взгляд, прокручивая в голове слова, которые она подбирала в последние дни. — Фирузе-хатун. Она сказала мне правду, которую тяжело принять. Я родила тебе семерых детей, была с тобой рядом на протяжении двадцати лет, меня любят и уважают, — Сулейман вопросительно уставился на возлюбленную, слыша недоговоренность в её словах. — Но я рабыня, Сулейман. Одна из многих, которыми ты обладаешь. Несмотря ни на что я не отличаюсь от них, — Джиханфер отвернулась, поджимая губы, было ли ей обидно? Да. Но она чувствовала, что скоро все изменится. — Это важно для тебя, моя роза, я вижу. И ты не права, ты не ровня всему моему гарему. Отныне, ты свободна, — погладил любимую по щеке Сулейман, Джиханфер прижалась к любимому, счастливая улыбка озарила её лицо, а затем быстро померкла. Она не была женой султана, и не могла претендовать на это место, ведь она бывшая рабыня, Валиде не позволила бы. — Мой султан, я должна уйти к себе. Наша религия не дозволит связь между свободной мусульманкой и мужчиной, — она вновь сделалась печальной, направляясь к выходу, когда султан схватил её за руку. Джиханфер с грустной улыбкой покачала головой, отдергивая руку. Она вышла из покоев, оставив мужчину одного, Сулейман растерянно смотрел на дверь, а затем потребовал привести к нему Сюмбюля-агу и Кару-калфу. — Я даровал Джиханфер-султан свободу. И больше она не имеет права быть рядом со мной. Это меня не устраивает. Берите в помощь Нигяр-калфу и Арифа-агу, я хочу чтобы эта свадьба навсегда запомнилась народу, — глаза султана источали тепло. Сюмбюль-ага удивлённо приподнял бровь, чувствуя гордость за свою госпожу. Не было ещё такого, чтобы рабыне даровали свободу, не выдавая замуж. Джиханфер была первой. К утру все знали, что Джиханфер-султан более не рабыня, и, тем более не ровня покойным фавориткам султана. Великая, такой её считали, первая, кто стала свободной женщиной будучи рабыней до этого. Девушки завидовали и думали, что смогут завоевать одного из шехзаде, и также стать свободными. Хафизе-султан была рада за подругу, но не все члены династии поддерживали её радость. — Как он посмел не посоветоваться со мной, Дайе? Моё мнение для него больше ничего не значит, одна Джиханфер у него на уме, еще свадьбу устроит… Вот чего она хочет! Решила стать женой. Я не позволю, умру, но не станет она женой, — Валиде пылала яростью. Она боялась лишиться своей власти, которую получила с рождением сына, а затем его становления султаном. Сын любил её также, как и раньше, но отдавал предпочтение рабам, пусть и бывшим. Ибрагим-паша, Джиханфер-султан, Рустем-паша, все они были когда-то рабами, имели влияние на Повелителя, и, Валиде-султан уверена, что они были союзниками. Этакая коалиция, которую из дворца вынесет лишь похоронная процессия. Накапливаемое годами влияние делало их одними из важнейших людей империи. Их ум и хитрость делали их опасными для врагов, которым они не давали жить спокойно, но кто бы посмел сказать, что в этом виноват третий визирь совета, главная фаворитка Султана и Великий визирь? Они обрушивали весь гнев на своих врагов, ничуть не сочувствуя. Взлет их был неминуем, близость к Повелителю делала их неубиваемыми. — Все враги наши покоятся на дне Босфора, выпьем же за это, — рассмеялась Джиханфер, отпивая из стакана щербет. Визири переглянулись с улыбкой, повторяя действие султанши. Они часто проводили время вместе, рассказывая истории, иногда к ним присоединялся Повелитель, который ничего не имел против дружбы его любимой с мужем лучшей подруги и дочери. Карета доставила Джиханфер-султан в небольшую мечеть, она настороженно оглянулась, и пошла на голоса, узнав в них верных друзей и союзников, Ибрагима-пашу, Рустема-пашу, Сюмбюля-агу и Айяса Мехмеда-пашу. — По воле всемогущего Аллаха, по завету избранного пророка, по решению улемов, в присутствии свидетелей… Как её представитель, принимаешь ли в мужья султана Сулеймана Хана, сына султана Селима Хана, давшего калым в двести тысяч акче? — Принимаю, — ответил Ибрагим-паша с лёгким кивком. — Принимаешь? — Принимаю. — Принимаешь? — Принимаю. — Как представитель султана Сулеймана Хана, принимаешь ли ты в жёны Джиханфер-султан, дочь Бальдассаре Лонго, которую вы просили? — Принимаю, — сказал Рустем-паша. — Принимаешь? — Принимаю. — Принимаешь? — Принимаю. — А вы — в качестве свидетелей — подтверждаете? — Подтверждаем, — ответили хором евнух и второй визирь совета Айяс Мехмед-паша. — Подтверждаете? — Подтверждаем. — Подтверждаете? — Подтверждаем. — Я в присутствии всех свидетелей объявляю этот брак совершённым. Джиханфер замерла, её глаза отражали неверие. — Отныне, ты не просто свободная мусульманка, ты законная жена падишаха Османской империи. И я создал для тебя отдельный титул, твой личный, Хасеки. Лишь Валиде выше тебя, но она не имеет права делать что-то вопреки твоему мнению, — Джиханфер прижалась к её мужу, надо же, как приятно звать его своим мужем, она тихо рассмеялась, чувствуя как султан гладит её по волосам.