Мечтатели

Сасори – тридцать шесть, Темари – восемнадцать. Узнав, что он выжил, Темари не удивляется, трезво оценивая способности безродной девчонки из Листа и престарелой старейшины; Сасори вопросительно изгибает бровь, смотрит на третью луну и интересуется здоровьем Казекаге, так как в Акацуки уже не состоит. Дальше – по нарастающей, по накатной или как там ещё говорится у недалёких гражданских. Темари приходит с затаенным желанием убить примерно раз в месяц - позже этот срок сокращается до полутора-двух недель - и уходит с запахом древесных опилок на руках: так пахнут волосы цвета запёкшейся крови. Сасори пускает её в свою обитель - через некоторое время дверь открыта в святая святых, в мастерскую - чертит по щеке выпачканной в чертёжном угле ладонью и не пытается удержать возле себя. Его личная армия жива почти целиком, а генерал Сандайме всё так же слушается обманчиво хрупких рук семнадцатилетнего. Харуно Сакура ничего не понимает в генджитсу, а догадывалась ли почтенная Чиё – уже не узнать никому. Жжёный грифель крепко стиснут пальцами Сасори, штрихи ровные и ложатся легко. Темари хочется увидеть на рисунке не столько изъян на своём лице, сколько намеренное или случайное искажение реальности, какое было на картине странного художника из Конохи. Но она точно знает, что Сасори идеально скопирует каждую прядь её распущенных волос, не пропустит ни одной ранней мимической морщинки и перенесёт на плотную бумагу все незаметные складки с сухих губ. Темари никогда ему не улыбается, держит кисть, как кунай, и оживляет цветом марионетке глаз, левый. Сасори и Темари неплохо рисуют. Сасори считает, что она очень красива. Сасори однажды насилует её не своим телом, так как не хочет грязнить незаконченный венец своих трудов, а потом говорит, что крики и прилившая к скулам кровь её уродуют. В груди Темари впервые вскипает искристая ненависть и гнев, но она никогда не признается, что стонала от невиданного ранее наслаждения, а не от боли. После душа она выходит нагая, а он шероховатыми прикосновениями сцеловывает с быстро темнеющих синяков капли воды. Сасори жаждет вечности. Темари по-животному желает живого кукловода из Красных Песков у себя в постели и дома направляет себе тугую струю тёплой воды между ног. Сасори создает её одиннадцатый портрет, а если в полный рост – то третий, и вслух сравнивает со степной светлошёрстной пумой. - Почему пума? - Сочетание грации и силы пропорционально настолько, насколько это возможно существу из плоти и крови. Сасори презирает слабую плоть. Сасори иногда нравятся алые разводы крови. Темари удостаивается этим ответом и продолжает укладывать волосы Третьего правителя Суны в замысловатую, больше женскую, причёску. Сасори любит, когда она ходит по комнате голой и босиком, внимательно следит, не сдвигаясь с места, любуется и пожирает взглядом; Темари с ложной властью усаживает его на расшатанный стул, сжимает худые ноги крепкими бёдрами, устраиваясь на коленях, и прижимается ухом к кандзи «сердце», держа незащищённый живот подальше от сочащегося ядом железного жгута и надеясь услышать биение сердечной мышцы. Тук-тук. Тук-тук. Тук-тук. Сасори – тридцать шесть, Темари скоро девятнадцать. На пол подобно листве по осени в северных странах опадает мягкая стружка, а Темари, словно домработница какая-то, зашивает рваную дыру в серой футболке маленького размера и подумывает погибнуть в бою, а не от прозрачной, как слёзы одиноких, жидкости из крохотной коричневой склянки. Сасори вырезает из ароматного можжевелового дерева банальную розу, которую в день её рождения собственноручно приколет на красный кушак, но это потом, а сейчас он в красках расписывает, какая дивная марионетка из неё получится, когда тело достигнет пика красоты и силы. Темари почти интересно; Сасори с придыханием описывает, насколько аккуратно будет орудовать тончайшим скальпелем и обещает украсить кожу золотыми нитями орнамента. Темари, как женщине, льстит такое отношение и внимание, она представляет ужасную и одновременно ослепительно прекрасную себя и завязывает нить на шве. Вместо нитей можно ленты. Сасори усмехается. Сасори - творец, он что-нибудь придумает. Сасори – мечтатель. Темари не творец и не мастер-кукловод, однако, она тоже мечтает: о теплоте пальцев, щекотке чужого дыхания, влажном рте и нормальных отношениях. И она была б совсем не прочь пройтись с ним, таким далёким, под руку по улице. В конце августа ощущается приближение сентября, а ночи в пустыне всё холодней. Сасори сам одевает её, не давая коснуться шёлка одежд, снятых с плеча какой-то благородной дамы – покойся с миром её душа. Темари послушно расставляет руки в стороны, чтоб не мешать, а Сасори ходит вокруг, нервничает и слишком туго завязывает оби. Темари смотрит в зеркало и видит незнакомую женщину в тяжёлом кимоно. Темари смотрит в зеркало и видит за своей спиной лихорадочный взгляд. Как ни странно, они даже гуляют, потому что сегодня её день, её правила и её привилегии. Людей нет, тихо и мрачно в пустом заброшенном городе, но Темари нравится, так как на плечи Сасори, не боясь, садятся светлячки. Темари засыпает, почти доверяя и мечтая о чуть более тесном объятии и живых мышцах под кожей, а просыпается в гостинице, где остановилась на три дня; слишком хорошее, чтобы быть правдой и чтобы в нём прижился Сасори, будущее маячит впереди. Темари не возвращается в селение сегодня. Темари вертит в руках деревянную розу, которая пахнет пыльцой поздних лилий. Темари закрывает глаза и зажмуривается. Темари тоже мечтатель.