Это моя муза.

Знакомьтесь, месье — это моя муза Бушидо любил наблюдать за тем, как Думи работает. Как он погружался в процесс, отстукивал ритм своими пальцами по столу, что-то шептал себе под нос, подобно заклинанию. Несомненно, Думи был волшебник, просто остальные этого не замечали. Своими карими глазами жалит, как медуза Бушидо любил смотреть Думи в глаза. На незнакомцев он смотрел не свысока и без презрения, он не опускался до такого. Лишь с недоверием и холодом, характерным лишь тем, кто всех подряд за порог своей души не пускал. Вместе с тем, люди, что заслуживали его внимания и доверия, видели в глазах тепло, искреннее, и оттого настолько манящее. Я знаю, что на свете ни одна гламурная коза Не будет меня так любить, как любит она Бушидо любил Думи за его преданность. Как бы их тусу не швыряло в разные стороны, как бы их не поливали грязью отовсюду, Думи оставался рядом. И ведь Думи всегда был нарасхват, все жаждали заполучить себе хоть крупицу его таланта, но Думи любил работать дистанционно, и ещё больше он любил держать Бушидо рядом, чтобы работалось лучше. И Бушидо знал, что и сам сейчас был на пике, все хотят его внимания, его денег, его промо, но Бушидо это было не нужно. Ему был нужен только он. Моя муза — богиня, её имя — победа Она готовит мои строки, чтоб ты ими отобедал Бушидо любил Думи за то, что тот поднимал планку. Он всегда зрел в корень, порой мог заставить давить из себя куплеты, когда ты уже ни в какую не хочешь, а порой мог безжалостно забраковать те строчки, которые ты писал на волне лютого вдохновения. Но Бушидо никогда не противился коррективам, потому что знал: Думи видит чуть дальше, чем он, да и все их друзья. Ему в буквальном смысле слова виднее. Нежная как плед, создатель каждого куплета Сильная, как ветер, поклонница черного цвета Бушидо любил Думи за то, что несмотря на готовность рвать на куски всех тех, кто рот в их сторону откроет, он умел слушать. Быть может, это оттого, что он сам был не особо разговорчив, но позволив выговориться, он всегда давал хороший совет. Бушидо принимал многие вещи близко к сердцу, тогда как Думи всегда отгонял от себя и от него прочь все лишние тревоги. Её кожа, её тело, шоколадные куски Волосы, как амазонка, заплетает в колоски Бушидо любил перебирать пальцами его волосы. Этот процесс его успокаивал, и Думи как будто бы тоже. Особенно часто такое желание возникало под кайфом, просто потрогать нечто знакомое, убедиться в реальности текстуры, а вместе тем и реальности происходящего. Пока вы, блять, сношаетесь друг с другом от тоски Моя муза в стороне забивает косяки Бушидо любил в Думи его нежелание ввязываться в лишние для него разговоры. Бушидо с детства был болтливым, а потому на каждой вписке или вечеринке, где были они, он подходил к разным группкам людей, всех забавляя и смеша. Но как только ему хотелось сделать передышку от этого всего, он знал, куда ему идти и где его всегда ждали. На балконе, где можно покурить, а если повезёт, можно и забить косяк. Произноси её фамилию как заклинание Только она одна способна исполнять желания Бушидо любил Думи, поскольку верил, что он способен исполнять желания. Биты выходили ровно те, какие Бушидо и хотел. Сведение высший сорт, иначе и быть не могло. Но последнее время он чувствовал, будто бы исполнения желаний, да и в целом их взаимодействия начали выходить куда-то за пределы музыки. И Бушидо не знал, куда ему от этого деваться. Приоткрывает губы, происходит замыкание Бушидо любил Думи. И говорил ему об этом не раз. Но всё это были мимолётные: "Люблю тебя, чувак", "Ты лучший, люблю" и так далее. Возможно, в этом можно было что-то разглядеть, но это что-то было скрыто за многочисленными слоями защитных реакций, шуток, насмешек. А полноценное выражение чувств Бушидо не мог составить даже в своих мыслях. Было чувство чего-то запретного. Бушидо берёт из рук Думи столь заботливо зароленный косяк, но возвращает. Жар у щëк, пар на стëклах линз, всё же Бушидо пил сегодня достаточно, а меру себе он знает. Думи же пожимает плечами, прикладывает бумагу со шмалью к губам и выдыхает. Его губы приоткрыты, отчего-то Бушидо не может отвернуться. Градус в крови провоцирует на странные поступки, но не настолько же странные? Бушидо приближается к чужим губам, с не присущей ему обычно нежностью и жаром целует. И, проигнорировав всë, что было сказано после, выбегает за дверь балкона, а после и за дверь квартиры. Люди вокруг лениво и в пьяном полусне поглядывают вслед, полагая, что у него возникли какие-то срочные дела. Бушидо бежит сквозь пустые тëмные улицы, начинает петлять дворами, распугивая местных котов и каких-то бомжей, грозящих ему вслед. Вскоре, Бушидо забегает в какой-то стереотипный киношный тупик, и, не выдержав, валится с ног на асфальт. Муза, если окочурюсь, я скажу тебе заранее Бушидо любил Думи, а потому, несмотря на позорный побег от разговора, Бушидо судорожно набирает какие-то сообщения. Видимо, тонущий в литрах алкоголя инстинкт самосохранения судорожно пытается выбраться наружу, шумно дыша и барахтаясь из последних сил. "Ппрсти" "я Мделал хцнюь" "Мм вышло самт" "Честнрл гн хотел" Неважно расстояние, она внутри меня Бушидо любил Думи. И эта любовь была не братской. Своего брата ты не захочешь прижимать к себе, касаться его во всех возможных местах. Своего брата ты не захочешь целовать. Перед глазами был лишь он. Даже когда фактически рядом его не было и быть не могло. Здесь компанию составят лишь тараканы, и изредка пробегающие канализационные крысы. Он соврал, когда написал, что не хотел. Он всегда хотел. В конце концов, алкоголь не делает из тебя другого человека, а лишь выносит наружу то, кем ты всегда был. Пусть только выделяет сок, и не нужно нихуя Это изысканная похоть, вам сюда нельзя Бушидо любил Думи, и эта любовь была прямо как в дешёвых романах. Она была безусловной. Бушидо никогда не требовал с Думи никакой взаимности. Они вместе пишутся, иногда тусуются. Ну вот и славно, о чём ещё можно просить? Бушидо не хотел втягивать Думи в свои, как ему казалось, проблемы и какие-то незакрытые беды с башкой. Думи это вообще не сдалось. Всё же, он был его музой, никак не ангелом хранителем. А музам ни к чему мараться людской грязью, так что... Даже дворами тëмными меня всегда искала Бушидо чувствует прикосновения на плечах, а перед глазами знакомое лицо, укрытое по бокам дредами. Его выражение недовольное, но вместе с тем в его глазах читается явное облегчение. — ...идиот! Ты мог бы и раньше сказать! — А? Ати́*, это ты, что ли? — Малай**, это что было вообще? Ты серьёзно думал, что я раньше не замечал? — Чë?... — Такие, как ты, секреты хранить не умеют. Из-за разницы в росте, Думи не приходится сильно наклоняться, и тот, пусть и с большим промежутком во времени, целует Бушидо в ответ, но в щëку. — В губы ты пока что не заслужил. Когда протрезвеешь, тогда и поговорим. Лицо Бушидо вновь алеет, но в этот раз не от градуса. — А сейчас пойдём. Нас такси ждёт. — Ой... Я тебя... — Я тебя тоже. Донат давно любил Жоаса. А Жоас любил Доната в ответ. На её фоне ваши чувства сделаны из кала Среди толпы грязных людей себя не замарала Она шагала по шакалам, как по полотнам Шагала