Остаться

POV Том Вам знакомо чувство сожаления и горечь утраты? То неприятно давящее, угнетающее ощущение того, что ты сделал что-то не так или же не сделал вовсе? Думаю, наверняка. Что ж, тогда, полагаю, Вы, как никто другой, сумеете меня понять. Однажды мне довелось столкнуться с ним в первый и последний раз, но, кажется, оно не оставит меня еще ближайшую вечность. -Ну что же ты стоишь, Билли? Скорее, догони меня! Она крутилась вокруг него, гримасничая, показывая ему языки, прыгая с одной ноги на другую и легонько подталкивая его в плечо. Как сейчас помню, какой Она была тогда, в самом детстве: нежно-голубое платье в белый горох, аккуратные, маленькие сандалики, надетые на белоснежные носки, а в шелковистых, длинных косах русого цвета красовались два атласных кремовых бантика. И я, как последний трус, прятался за увесистым стволом дерева на школьной площадке, осторожно подглядывая и изучая Ее каждое движение. Это были первые минуты, когда я только увидел Ее, и сказать, что я был очарован этой девчушкой, пожалуй, было бы так же очевидно, как и палящее солнце Сахары в середине июля. Тогда я чувствовал себя настоящим шпионом, миссией которого было ни в коем случае не выдать себя. Мой младший брат стоял, скрестив на груди руки, супился, мотал головой, отнекиваясь, а Она все пыталась его расшевелить. А через долю секунды случилось то, что заставило меня забыть обо всем на свете. Она рассмеялась. Трель соловья, первая весенняя капель, даже нежно звучащие струны моей гитары не сравнились бы с Ее смехом. С этим чистейшим, детским, неподдельным олицетворением девичьего счастья. А вместе с ним ко мне пришло вдруг осознание того, что я безоговорочно, бесповоротно в Нее влюбился. В школе нас окрестили «блистательным трио». Мы постоянно были вместе: я, Билл и Она. Брат называл Ее «дрянной девчонкой», «маленькой заразой», «задирой», «дразнилкой», «кривлякой», а когда особенно злился, то, сам не зная, почему, кликал «устрицей». Остальные звали Ее «мотыльком». А для меня она в тайне была и навсегда останется Малышкой Бертой. О моих трогательных, мальчишеских, но таких сильных чувствах знал лишь близнец, который даже на сотую долю не разделял этого и не понимал, как можно любить эту «чертовку». Но все же молчал об этом перед всеми со стойкостью немецкого партизана. Почему-то я был уверен, что мы всегда будем вот так, вместе. Издеваться над учителями, прыгать по заброшенным стройкам, устраивать гонки на роликах, разыгрывать Билла, сбегать по вечерам из дома, пока не заметили родители, а потом получать взбучку от мам и пап. И поэтому я трепетно оберегал то чувство в глубинах своего сердца, чтобы, когда оно достигнет наивысшего пика своего проявления, вывернуть его наизнанку перед этим «Очарованием юности». Нам только стукнуло 13, когда Она вместе с семьей уехала жить в США, пообещав, что мы еще обязательно увидимся. А я так и не нашел в себе достаточно смелости признаться ей. И вот прошло уже около десятка лет. Сколько неописуемых, новых эмоций я познал за все это время, начиная от гордости и искрометной радости, пришедшими с нашей известностью, и заканчивая ощущениями от лучшего секса в жизни, но ни одно из них не сумело бы затмить то светлое, лучшее чувство к Ней. Ах, сколько девушек было у меня за все это время! Не знаю, можете ли Вы себе вообразить, сколько их было. Я и сам давно сбился со счету. Но одно я знал наверняка: какими бы идеальными они не были, даже если собрать их всех вместе, никому из них не подвластно вытеснить Ее из заветной середины моего сердца... В окно автомобиля постучали. Я дернулся от неожиданности, перевел взгляд на того, кто потревожил мое наслаждение одиночеством, и опустил стекло. - И долго еще ты собираешься здесь сидеть, затворник? – приподняв одну бровь, поинтересовался у меня Билл. – В машине накурено. - Я курю. И это моя машина. Чувствуешь связь? Брат сморщил нос и громко вздохнул. - Ну, чего ты такой грубый? Понимаю, я тоже устал. Но это не повод сидеть весь вечер на парковке и строить из себя бедняжку. А самое пугающее, что ты сегодня весь день хмурый ходишь, а мне ни слова не сказал. И кстати я до сих пор стою на улице и мерзну. Улыбнувшись краешком губ, я вылез из машины и закурил еще одну, изучая взглядом темный от недавно прошедшего дождя асфальт. - Ребята злятся, Том. Время уже около одиннадцати, скоро интервью, - пытался образумить меня близнец. Но, заметив легкую складку между моих бровей, приобнял меня за плечи и успокаивающими движениями начал поглаживать. – Потерпи еще немного, пожалуйста. Завтра улетим и сможем спокойно отдохнуть. Что с тобой стряслось? Я слегка мотнул головой, бросив вниз окурок. - Все в порядке, Билл, не волнуйся. Я, наверное, и правда слишком устал. А тут еще этот званый вечер и пресс-показ. Опять эта толпа надоедливых зевак-журналистов. Они уже все обо мне выведали, неужели этого недостаточно? - Ты же знаешь, что это необходимые формальности. За столько времени пора бы и привыкнуть. Картинно закатив глаза, я понимающе кивнул, поставил авто на сигнализацию и двинулся в сторону большого сверкающего здания гостиницы, в холле которой уже в самом разгаре проходило так называемое торжество. Как же болят глаза от этих бесконечных вспышек. А возмущаться и хмуриться нельзя, не то организаторы взбунтуются. А еще диван жутко неудобный, я постоянно соскальзывал куда-то вниз. То и дело поглядывая на большие старинные часы, я с нетерпением ждал окончания официальной части вечера, однообразных вопросов и фальшивых улыбок. Ничего, пускай сегодня Билл отдувается, раз он такой бодрый, а я просто подожду. Выпить хочется… - Том? Я вздрогнул и начал судорожно шарить глазами среди журналистов, сидящих напротив. Ну и кому что от меня понадобилось? - Можно напоследок задать Вам нескромный вопрос? Причиной моего недовольства в данный момент оказалась высокая, стройная журналистка, сидящая на самом крайнем кресле. Я усмехнулся, оценивающим взглядом скользя по ее телу. Кофейного цвета локоны, свисающие ниже груди, красивые тонкие руки, в которых располагался небольшой блокнот, черное по фигуре платье с длинными рукавами и достаточно широким вырезом и очки в изящной оправе, которые она то и дело поправляла. - А у вас разве бывают другие? – сострил я. Она вежливо улыбнулась, обратив на меня взор глубоких зеленых глаз. - Всем известна Ваша репутация неукротимого ловеласа. Но все же, - невозмутимо продолжила она, делая короткие паузы между словами. – Расскажите о Вашей первой любви. Что-то сдавило ребра, не разрешая выпустить наружу воздух и тем самым заставляя задержать дыхание. Почему именно сейчас?.. - Оу, оу, по-моему, становится горячо! – воскликнул Георг, после чего они с Густавом заразились громким смехом. – Знаете, милая, даже мы не в курсе таких пикантных подробностей из жизни этого Казановы. Сумбур мыслей окутал мое сознание, но я понимал, что нужно скорее выкручиваться из столь неблагоприятно сложившейся ситуации. Но как только я открыл рот, чтобы в очередной раз увильнуть от щекотливой темы, как меня опередил Билл. - Вы только взгляните на время! Интервью окончено, господа. Приятного вечера. Назойливые репортеры уныло и обреченно вздохнули. Я поспешил удалиться, не забыв отблагодарить своего спасителя-брата взглядом. Да, мне срочно нужно выпить. Третий стакан скотча постепенно возвращал меня в чувство. За стойкой, к моему удивлению, было достаточно пустынно, и, тем не менее, я ухитрился не заметить, как слева от меня оказался Билл. Он присел на высокий стул, обратив все свое внимание ко мне и прожигая меня насквозь с явным укором во взгляде. Таким укором, который я помню еще с детства, когда пытался склонить брата к какой-нибудь вселенской пакости. - Что такое? Ты чего не пьешь, не веселишься? Завтра улетаем, - я опустошил рокс с чистым виски и попросил у бармена повторить. Младший не переставал сверлить меня взором. - Ты… и правда не понимаешь? – наконец, соизволил он сказать хоть что-то. Я сделал большой глоток из вновь наполнившегося стакана и чуть поморщился. - Не знаю, что ты несешь, но я вообще не особо хочу сейчас что-либо понимать. Я хочу напиться и проспать в номере до самого вылета. - Идиот, - поставил мне диагноз Билл и поспешил удалиться к ребятам, оставив меня в полном недоумении. Я начал рыться в карманах в поисках сигарет и, наконец, обнаружив смятую пачку, выронил ее на пол. Чертыхнувшись и наклонившись, чтобы поднять ее, я не мог не замереть и не задержать внимание на изумительных, острых коленных чашечках, находящихся в опасной близости от моего лица. Подняв глаза немного выше, я отметил также осиную талию девушки и вполне неплохую грудь. Когда я выпрямился, в моем сознании не осталось ни капли сомнений в том, кто сейчас сидел передо мной. Это была та самая журналистка, любительница каверзных вопросов для меня. На этот раз она была без очков, и я сумел разглядеть ее выразительные глаза и очень правильные черты немного смуглого личика. Она снова хитро улыбалась. Хотя, признаюсь, провести с ней целый вечер меня не прельщало. - А шутишь ты все также, - не переставая изучать меня, произнесла девушка. - Я такой, да, остряк и Дон Жуан, что поделать. Кому, как не вам, журналистам, знать об этом, правда? – жестом я заказал бармену очередную порцию добавки. – Выпить хочешь? А то напряженная такая. Не заморачивайся. - Нет, спасибо, я за рулем. Я пожал плечами и отпил из своего бокала. Какая настырная попалась, неужели я не могу спокойно отдохнуть наедине с собой? - Томми, ты так и не научился понимать моих намеков. Забавно, - она обнажила ряд белоснежных зубов в добродушной улыбке и слегка склонила голову вправо. - Ох, детка, я начну сердиться, если ты не перестанешь говорить загадками. Скажу прямо, я не совсем понимаю, о чем ты. Может, тебе автограф дать? И тут она рассмеялась. Я замер на мгновение, и в это самое мгновение, готов поклясться Вам, мне казалось, что сердце мое застряло где-то в районе горла и вот-вот собиралось выскользнуть, покинув меня навечно. Алкоголь волшебным образом будто испарился, и в помутненном рассудке систематично замелькали слова брата: «Идиот, идиот, идиот…». Я понял, что смеялась она над абсурдностью ситуации, но мне было так наплевать. Это была Она, моя Малышка Берта… И вот уже сейчас, когда от моей неуверенности в подлинности этого человека не осталось и следа, я вдруг начал замечать любимые, родные черты, игривый взгляд, вспомнил даже манеру разговора. - Неужто узнал? Глупенький. Я не мог возразить. Я не мог согласиться. Я лишь смотрел на нее, открыв рот и аккуратно кладя руки на ее безупречные скулы, будто желая убедиться, что она настоящая. От той маленькой, хрупкой девочки не осталось почти ничего, но это не делало ее менее потрясающей, пожалуй, даже наоборот. Она осторожно положила ладонь сверху моей и погладила подушечками пальцев. - Это я, Том. Правда, я. Билл вот сразу понял. А ты… Как был невнимательным, так и остался. Билл, чертов сукин сын, ведь он знал, знал, и ничего мне не сказал… Я спрыгнул с сиденья и крепко прижал ее к себе, шепча глупые, но милые извинения. - Прости, прости… Пожалуйста, прости, я последний дурак… Берта, прости… Она вновь беззлобно засмеялась. Я выпустил ее из объятий, продолжая смотреть прямо в глаза. - Ты не виноват. В конце концов, я очень изменилась. Да и ты, я смотрю, другой. Не пойму, что с тобой не так, подрос что ли? Я широко улыбнулся, все еще не веря такому подарку судьбы. - А шутишь ты все также…, - повторил я за ней. Нам хватало лишь взглядов, чтобы понять, что каждый чувствует при этой встрече. И тут я словно очнулся: - Где ты была? Почему перестала отвечать? Мне нужно знать все! И вообще, что ты сделала с волосами?! - Тебе не нравится? – намотав прядь крупных кудрей на аккуратный пальчик, с некоторой обидой спросила она. - Очень нравится! Просто ты… Такая другая, и я как будто не знаю тебя совсем. Но жажду исправить это прямо сейчас. - Я бы с удовольствием, Томми. Но надолго я здесь не задержусь, скоро репортеров пошлют по домам и… - Для нас ты не репортер! Для меня, для Билла. Я не отпущу тебя, костьми лягу, но не отпущу. Она задумчиво прикусила губу и потупила взгляд. - Берта, прошу. Другого шанса не будет… Завтра мы улетаем обратно, и я не знаю, когда еще смогу вырваться. Конечно, мы сможем общаться дистанционно, но все же… - Простите! – окликнула она бармена. – Будьте добры, «Маргариту». Я не смог сдержать ликования. - Это значит «да»? - Возможно. Но если будешь плохим мальчиком – я в любой момент могу уехать на такси. - Я буду самым послушным в мире. Знаешь, что? По-моему, здесь слишком шумно. Может, отыщем Билла и пойдем в номер? Закажем все, что нужно прямо туда. - Томас, - хитро улыбнулась она. – Ты забыл, что на меня не действует твое мастерство обольстителя? Только встретились, и сразу в номер. Я покачал головой, слез со стула, попросил бармена принести алкоголь наверх и подал девушке руку, чтобы она последовала за мной. - Осталось только найти этого маленького паршивца, - пояснил я, оглядывая зал в поисках брата. Попытка моя не увенчалась успехом. – Наверное, он уже валяется перед телевизором. Пошли за ним. - Би-и-илл? Билл! – долбил кулаком я в покои брата. – Вот же засранец. Ну, ничего, я расскажу маме, что его в такое время еще нет в номере. Берта хихикнула. - И что делать? Где он еще может быть? - Пойдем, глянем у Георга и Густава. Вдруг они там без нас напились и сидят довольные, - с этими словами я махнул в сторону противоположного крыла. Она, следуя моему жесту, направилась туда, а я отстал на пару шагов, наслаждаясь зрелищем. Если бы Вы могли созерцать то, на что смотрел я в тот момент, Вы бы разделили со мной тот восторг, который переполнял меня при виде этих округлых бедер и стройных ног. Я перевел взгляд на черные лаковые туфли с высоченным каблуком. - Как ты на этом ходишь? – поинтересовался я, поравнявшись с ней. Она усмехнулась. - Ничего, я привыкла. Однажды пришлось даже побегать на таких пару раз, - объяснила Берта, остановившись у лестницы. – Куда теперь? Я только заикнулся, чтобы сказать, но меня перебила мелодия сообщения на моем телефоне. На дисплее высветилось «Билл». «Не смей упустить свой шанс и на этот раз. P.S. Я, между прочим, тоже много чего могу рассказать маме». - Оу, - воскликнул я, еле сдерживая улыбку. – Билл написал. Говорит, они не смогли меня найти и поехали отдыхать втроем. В ответ она лишь улыбнулась уголком губ, а в глазах ее на мгновение проскочила искра. - Должна сказать, сервис тут отменный, - вынесла вердикт девушка, уютно расположившись на краю дивана и оглядывая принесенные яства на хрустальном столике. – Пару месяцев назад мне довелось побывать в Чикаго в гостинице «ПортХаус», это было жутко. Я, находясь к Ней спиной и доставая бокалы из навесного шкафчика, громко усмехнулся. - Чего ты там хихикаешь? Признавайся, - потребовала Берта, а я буквально почувствовал, как Она улыбается с этими словами. - Да так, ничего, - присоединился я к ней на диване, отправив посуду на стол и открывая бутылку с черным ромом. – Удивляюсь, как у тебя так ловко получается увиливать от тем. Я все еще жду душещипательной истории о тебе и твоей жизни прошедших лет. - Начну с того, что я не пью ром. И вообще крепкий алкоголь, - не переставая наблюдать за моими действиями и с хитрым прищуром улыбаться, ответила она. Я, не переводя взгляда на девушку, громко вздохнул и вернул емкость с горячительной жидкостью обратно на прозрачную поверхность. - В таком случае, чего пожелаете, принцесса? – я уселся к ней в полуобороте, одну руку поместив на спинку кожаного, медно-коричневого дивана, а пальцами второй выбивая незамысловатый темп на собственном колене. - Принцесса – это ты, всегда ей был и будешь, - не осталась в долгу она. – А я бы лучше выпила хорошего полусухого. - Какие мы капризные. А за «принцессу» кто-то может и получить, - совершенно беззлобно ответил я, расплываясь в улыбке. Мне доставляло удовольствие вот так отшучиваться с ней, подкалывать друг друга, соревноваться в остроумии как в детстве. Это придавало мне уверенности в том, что я нахожусь в реальности, что только с ней я могу быть таким ласковым и совершенно непринужденным. Настоящим. Настоящим, кроме одной маленькой, но самой важной детали: я все еще безумно Ее любил. Только теперь это хрупкое чувство разрослось во мне с новой силой и даже пугало своими масштабами, - теперь, когда я, познав за эти годы так много, готов был отдать душу за то, чтобы этот вечер никогда не кончался. - Я? Получить? И что же ты мне сделаешь? Я-то знаю, что больше всего на свете ты боишься щекотки, и это навсегда останется моим главным оружием! – победоносно воскликнула Она. Ах, если бы ты только знала, что больше всего на свете я боюсь не щекотки… А вновь тебя потерять. В знак того, что я сдаюсь, я поднял руки вверх и покрутил ими. - Ладно, давай так: ты держишь свое оружие при себе, а я иду искать вино в мини-баре. И ты как раз начнешь рассказывать. Идет? Она по-детски сморщила аккуратный носик, сжала губы и, недолго подумав, кивнула. Я удовлетворенно выдохнул, хлопнул себя по коленям и поднялся, чтобы выполнить свою половину обещания. - Не знаю, стоит ли говорить о том, как мне не хватало тебя и Билла все это время. Ты, наверное, даже представить себе не можешь, что я испытывала, когда мама, возвращаясь с работы, приносила домой почту. Я первая мчалась разгребать бумаги и просто ликовала, если обнаруживала от вас хоть какую-нибудь весточку. А потом я узнала о ваших достижениях. Я гордилась вами, Том, и до сих пор горжусь. Но тогда мне казалось, что вам уже стало не до меня. Пару раз я пыталась начеркать хотя бы краткий вариант того, что происходит со мной, но потом оставляла эту идею, - она задумчиво смотрела куда-то в сторону ванной, в одну точку, а я, уже вновь сидевший рядом, восхищался Ей. Она будто очнулась ото сна, взяла бокал, сделала пару больших глотков и продолжила: - В 17 родители отправили меня в Принстон. Но не прошло и 2 лет, как я забрала документы. Зная моего отца, ты, наверное, можешь вообразить, в какой ярости он был. И я уехала путешествовать. Автостопом, представляешь? Где я только не побывала. Пробовала даже вернуться к прежней жизни, поступить в Художественную Академию, но безуспешно. Я не умею сидеть на одном месте, ожидая сюрпризов от судьбы. Пока была в разъездах, стала писать небольшие заметки, завела блог, стала фрилансером. Потом меня позвали в крупное рекламное агентство. Сейчас я снова сама по себе. Около года была замужем, - «Стоп, что?» - Все еще терпеть не могу вареные овощи и хлебобулочные изделия. Обожаю животных. Научилась писать обеими руками, - «Серьезно? Замужем?» - Уже несколько лет не употребляю ничего крепче вина и аперитивов. Коллекционирую старые пластинки, – «Господи, за кем?» - Покрасила волосы еще в университете, и пока совершенно довольна цветом. А приехала сюда только для того, чтобы снова увидеть тебя. И Билла. Я нервно сглотнул, осушил стакан за один присест и старательно выдавил из себя улыбку, больше похожую на жалкую пародию оскала. - Ух, ты. Я даже и не догадывался, сколького о тебе не знаю. Честно говоря, я потрясен. Она смущенно отвела взгляд и улыбнулась. - Ну, думаю, о себе рассказывать не нужно? Тебе, наверное, и так все известно. - Ты прав. Знаешь…, - начала она, но вдруг передумала и слегка мотнула головой. Я придвинулся ближе, бережно кладя руку на ее мягкие волосы и аккуратно их поглаживая. Господи, как же хочется сократить ничтожное расстояние и зарыться в них носом, сделать то, что хотел всю свою жизнь, вдыхать Ее аромат и наслаждаться… Кажется, я уже перебрал. - Что? Берта, что такое? Она нахмурилась, зажмурила глаза на пару секунд и схватила меня за руку, крепко ее сжимая. - Знаешь, мне не верится даже, что все так. Что вот он, ты, здесь и сейчас, что спустя все то время и расстояние мы кажемся мне теми же детьми, со своими глупыми приколами, «фишками», просто как будто мы разъехались на лето в лагеря, а теперь, осенью, снова вместе. Только это наваждение. Так не бывает. Мы другие… Сейчас, в тусклом освещении одних торшеров, с опущенным взором, подрагивающими ресницами и легким румянцем на щеках, то ли от алкоголя, то ли от всех этих очаровательных глупостей, Она окончательно напомнила мне ту Малышку Берту, которую я всегда знал. Дерзкая, сильная, с яростным вызовом в глазах, противостоящая всем земным и неземным стереотипам - такой она была для всех, в школе, на улице, в любом незнакомом социуме. Билл всегда восторгался этой Ее способностью: держаться из последних сил, но не сдаваться, не показывать, что тебя можно уничтожить. Но такой как сейчас, уязвимой, слабой, настоящей видел Ее лишь я. Кроме того, это было всего два раза. Помнится, впервые она открылась мне в 12 лет. Бруно, светловолосый паренек из 7 класса, отверг Ее, и лучшим утешением для Нее стал я. Обнимая «мотылька», я шептал что-то вроде того, что все наладится, что все будет хорошо, что он не стоит Ее слез. Через пару месяцев этот подонок украл Ее первый поцелуй. Поцелуй, который должен был стать нашим. - Прости, - я встрепенулся от собственных мыслей и обратил все внимание на Нее. Девушка поднялась с дивана, потягиваясь в сладкой истоме и вставая на носочки. И я увидел привычную Берту, словно и не было этой минутной слабости. А еще увидел кружевные края чулок, и в комнате вдруг стало непривычно жарко. – Не угостишь сигаретой? - Оу, - я, признаться, слегка опешил. – Конечно, давай покурим, - с этими словами я вставил в зубы сигарету и направился к окну, на подоконнике которого стояла пепельница. Берта последовала моему примеру, захватив бокал с вином. Яркий огонек зажигалки отразился в оконном стекле и одновременно в изумрудных глазах. Она прикрыла их, с наслаждением наполнила легкие и также медленно выпустила едкий дым, все еще не поднимая век. Я с упоением наблюдал, как вздымается грудная клетка, как, будто в тихом стоне, открываются чуть пухлые губы, как тонкие, идеально наманикюренные пальцы стряхивают пепел. - И как давно ты куришь? – нарушил я неловкую тишину. Она даже не вздрогнула, не отвела взгляда от вида ночного мегаполиса. Она словно смотрела за него. - С 15. Несколько раз старалась бросить, но куда уж там, с моей-то работой, - Берта усмехнулась чему-то своему, потушила сигарету и вдруг примкнула к моему плечу, уткнувшись носом мне в руку и цепляясь за края футболки как беспомощный котенок. Я приобнял девушку за талию, прижимая еще ближе. - Тебя что-то беспокоит? – удивительно нежным тоном поинтересовался я, исследуя ладонью Ее выпирающие ребра. Ответом послужило молчание. Мне хотелось согреть Ее, утешить, спасти, но, клянусь Вам, я просто не знал, не знал от чего и как. Она мучительно медленно подняла голову, взглянув мне прямо в глаза, кончиками пальцев коснулась моих губ и осторожно потянулась за поцелуем. Я был уверен, что если не сделаю этого, то не прощу себе подобной ошибки никогда. И мне было плевать на то, что это все может оказаться лишь сном, я был бесконечно далек от этой реальности, сейчас для меня существовали лишь Ее полуоткрытые губы и неконтролируемая одержимость обладать ими. И я сделал это. Вмиг преодолев расстояние в несколько сантиметров, я осторожно коснулся своими губами Ее губ, не торопясь, стараясь запомнить неповторимый вкус до мельчайших подробностей и пробуя запретный для меня раньше, но такой желанный сейчас плод. Притянув девушку еще крепче за талию, я отрывисто целовал Ее, так сладко и так хорошо. Легкий шлейф алкоголя, сигаретного дыма и Ее парфюма сводил с ума, заставлял отдаться инстинктам, растворить здравый смысл в концентрированной кислоте желания остановить этот миг. Окутанный прожигающим насквозь страхом сделать одно неверное движение, я был как никогда осторожен, то покрывал уголки Ее губ порхающими поцелуями, то примыкал к ним на целых несколько секунд, боясь оторваться, отпустить. Она, в отличие от меня, вторила всем моим действиям с завидной уверенностью, я бы даже сказал, некоторой страстью. Провела кончиком языка по моей нижней губе, слегка укусила, и я сквозь поцелуй ощутил, как она улыбается. Гонимый столь противоречивыми чувствами, любовью и непреодолимым желанием, я постепенно утопал в этом океане эмоций, и когда Она уже с большим напором углубила поцелуй, цунами по имени этой девушки захлестнуло меня с головой. И то, на что это было похоже, неподвластно описать даже величайшим авторам, Господа. Я, не ожидав от самого себя подобного, развернул Ее спиной к себе, прижимая обеими руками это будто слепленное из глины тело, изучая ладонями плавные изгибы острых плеч и миниатюрной талии. Принялся покрывать ласковыми, неторопливыми поцелуями область Ее шеи, задел чувствительное место за ушком, на что получил благодарный, едва слышимый стон. Руки в это время целенаправленно блуждали по внутренней части бедер, и я, подцепив пальцами края платья, осторожно потянул его вверх. Девушка громко вдохнула и задержала дыхание, что заставило меня прекратить дальнейшее наступление. - Мне остановиться? - поинтересовался я, продолжая касаться губами шеи. Она отчаянно замотала головой, что не могло не вызвать у меня улыбки. Одна рука оказалась сзади и скользнула вниз, под кружевное белье, лаская идеально гладкую кожу и вторгаясь во влажное нутро, а вторую я переместил на Ее подбородок, большим пальцем повторяя контуры губ. Она изогнулась с природной грацией, чуть отведя назад бедра, и начала медленно двигаться навстречу моим пальцам. Я был как никогда пьян. Нет, не так. Я был опьянен, опьянен этим воплощением женственности и красоты. Я не слышал ничего кроме собственного пульса в висках и Ее тихих, но таких будоражащих сознание стонов. Открыв глаза и подняв взгляд, я замер на секунду. - Посмотри, - шепнул я ей, не останавливая движений руками, и она разомкнула веки. Мы стояли перед окном и сквозь блики огней огромного города отражались в стекле. – Посмотри, какая ты красивая… Она заворожено вглядывалась в представшую перед взором картину, сталкивалась со мной глазами, обдавала горячим воздухом мои пальцы от прерывистых и частых вздохов, а я в этот момент уже буквально врывался в нее тремя пальцами. - Нет, - наконец произнесла Она. – Это МЫ красивые. Мы одарили друг друга улыбками в отражении, после чего я в последний раз особенного глубоко проник в Нее, затем развернул Берту и, впившись, поцелуем, подхватил на руки, направляясь в спальню. С особой бережностью уложив Ее на мягкую постель, я, не медля ни секунды, примостил ноги по бокам от Ее бедер, снимая свою футболку и обнажая торс, и вновь потянулся за поцелуем. Живот уже не на шутку сводило приятной болью, что патокой разливалась где-то внизу, а рэперские штаны почему-то стали невероятно тесными в ожидании столь нужных сейчас прикосновений. Но я всеми силами старался не концентрироваться на этом, моей главной сверхзадачей было доставить удовольствие этой девушке, которую я боготворил. Руки сами расправились с ненужными предметами Ее гардероба, и я на мгновение залюбовался идеальными очертаниями моей нимфы, чуть впалым животиком и маленькими твердеющими горошинами сосков. Я видел, что она слегка смущалась, не знала, куда себя деть, решала прикрыться, но в тот же миг передумывала и заливалась краской. Моя. Моя… Я оставил языком влажную дорожку на ярко выраженных ключицах, обвел контур темных ореолов на упругой груди, задержавшись на каждом и посмаковав, и отправился ниже, туда, где еще несколько минут назад господствовали мои пальцы. Она с придыханием застонала в голос и опустила ладонь на мою голову, крепко стискивая пальцы. Довольно ухмыльнувшись, я обхватил Ее бедра и продолжил ласкать, не оставляя ни одного миллиметра нежной, будто младенческой кожи без внимания. Я разрывался между желанием услышать Ее хриплые крики и желанием помучить Ее еще немного, оставив все самое сладкое на десерт. Наблюдал, как второй рукой она судорожно сжимает простыни, двигается в такт моим действиям, часто дышит, хмурится, кусает, а затем облизывает губы. И вот, когда вздохи Ее ускорились до предела, и Она готова была полностью отдаться захлестнувшему экстазу, я приподнялся на руках и поцеловал низ Ее живота. Она даже перестала дышать на мгновение, а потом обреченно выдохнула. - Садист, - улыбаясь, произнесла Берта и потянула меня на себя, увлекая в новый, страстный поцелуй. - Кто бы говорил, - шепнул я Ей в губы. С удивительной ловкостью Она перевернула нас и вмиг оказалась сверху, а я и не заметил, как тут же оказался без штанов. Длинные пальчики смяли мой член вместе с тканью боксеров, и я невольно выгнулся навстречу горячей руке. Несколько раз тягуче медленно скользнула вверх-вниз, дразня, увлекая, вынуждая толкаться навстречу. И вот, оставив меня в костюме Адама, Она продолжала коварно издеваться надо мной, ерзая сверху. Не выдержав, я сам заставил Ее опуститься, с блаженным низким стоном врываясь в жаркое, узкое отверстие и сразу же задавая нужный темп. Излишним будет, наверное, говорить, что никогда и ни с кем за всю мою жизнь я не испытывал подобного. Словно тебя замораживают и поджигают одновременно, в голове эхом раздаются лишь стуки твоего бешено скачущего сердца, а перед глазами сверкает калейдоскоп. Будто в замедленном режиме я видел, как грациозно Она двигалась, сминая руками мои плечи и грудь, как откидывала с лица длинные волосы, с каким удовольствием вновь и вновь облизывала пересохшие пухлые губы и как игриво улыбалась, маня взглядом бездонных глаз. И я, зачарованный, попавший в сеть, из которой нет выхода, ловил каждое незначительное изменение в Ней, чтобы сохранить этот образ навсегда. - Поехали со мной, Берта. Я лежал лицом к Ней, подперев костяшками руки скулу, и лениво поглаживал девушку по шелковой коже. Странная полуулыбка тронула Ее алые от укусов губы. - Не могу. Клянусь тебе, я хочу этого не меньше тебя, но не могу. Лучше ты… Останься. Я перевернулся на спину, закрыв руками лицо и качая головой. Сознаться? Сказать Ей сейчас, выложив всю подноготную? Сказать, что с тех пор, как я встретил Ее, я не нахожу себе места? Она придвинулась ближе и уткнулась носом мне в шею, предварительно чмокнув в щеку. - Я понимаю, Том. Все в порядке. Я понимаю. Утром Она исчезла, оставив лишь воспоминания и тонкий аромат своего тела по всему номеру, который будто обещал, что мы еще обязательно увидимся. Через два с половиной месяца я узнал, что Берта скончалась от приобретенного порока сердца, спровоцировавшего инфаркт. Я так и не признался Ей. А в голове моей до сих пор звучит Ее детский, чистый, неподдельный смех. Вам знакомо чувство сожаления и горечь утраты? То неприятно давящее, угнетающее ощущение того, что ты сделал что-то не так или же не сделал вовсе? Думаю, наверняка. Что ж, тогда, полагаю, Вы, как никто другой, сумеете меня понять. Но, заклинаю Вас, никогда, ради всего Святого, никогда не оставляйте любимых. И пусть ни одно малейшее сомнение не тронет Ваше сердце, ибо все невысказанное может принести гораздо больше боли, чем то, что Вас могут отвергнуть.