Спи, Хисаги

Наглое рассветное солнце проникало в приоткрытое окно, а один особенно нахальный луч упал прямо на лицо лейтенанта. Шухей поморщился и приоткрыл один глаз, тут же снова его зажмурив. Подушка под щекой была такой теплой и приятной. Почему утро должно было наступить так скоро? Наверняка не он один задавался этим вопросом, учитывая, что все офицеры должны были собраться на плацу сегодня. Тяжело вздохнув, Хисаги заставил себя приподняться, но сильная рука тут же обхватила его и утянула обратно. — Спи. — Но... — Шухей развернулся к капитану лицом, и хватка на его теле стала еще крепче. — Спи. Маширо разберётся. Наверное, ему следовало испытать чуть меньше радости и улыбаться не так открыто, поэтому Хисаги поспешил спрятать лицо в районе ключицы капитана, устраиваясь удобнее в обнимающих его руках. В этих объятьях он чувствовал себя защищенным и спасенным, как когда был совсем ребенком и впервые увидел этого человека, изменившего его жизнь. С его появлением в Обществе душ несколько месяцев назад, девятый отряд наконец начал излечиваться от ран, оставленных Тоусеном. Шухей заметил эффект и на себе. Не сразу. Это заняло много тренировок с Казешини и несколько серьезных разговоров с капитаном, после которых Хисаги чувствовал себя разбитым от осознания, насколько глубоко проникло разъедающее влияние предательства. Он все ещё хранил уважение к тому человеку, которым Тоусен когда-то был, но уже перестал отрицать то, что, да, предыдущий капитан искусно выворачивал мораль и поселил в нем огромное количество страхов и барьеров. Но Кенсей, казалось, одним своим присутствием выдирал из его плоти эти отравленные шипы. Тихо вздохнув, Шухей прочертил носом по шее капитана и улыбнулся, когда широкая ладонь с длинными пальцами оказалась в его волосах. Он видел, как одни эти кулаки без меча могли наносить смертоносный урон, но сейчас руки Кенсея были нежными, касания были наполнены трепетом. Черт, даже Казешини, обычно крикливый, капризный и кровожадный, сейчас довольно мурчал внутри. — Ты не спишь. Шухей не стал оправдываться, только сильнее прижался, впиваясь пальцами в спину Кенсея. Он, честно, не хотел думать ни о чем серьезном в такое хорошее утро и был бы рад снова заснуть, но... Капитан понял все и без объяснений, провел ладонью по затылку, а после положил на теплую щеку Хисаги, чтобы чуть его отстранить и посмотреть в глаза. Большой палец поглаживал татуировку, так бесстыдно и открыто демонстрировавшую принадлежность Шухея. Мальчишка, наверное, до сих пор не понимал, что происходило с Кенсеем, каждый раз, когда его взгляд цеплялся за эти цифры. Он помнил, как поначалу лейтенант выглядел, словно потерянный щенок, такой же беззащитный и ищущий руку, которая его бы накормила и пригрела. Кенсей ненавидел Тоусена в том числе и за это. Сделать из его преданного отряда чертовых невротиков? Непростительно. Сделать из такого сильного шинигами с огромным потенциалом постоянно сомневавшегося в себе человека, боявшегося собственного меча? За такое хотелось воскресить ублюдка и убить его голыми руками. Он видел потенциал Хисаги. Управлять в одиночку раздраенным отрядом, удерживать дисциплину и мораль, при том что сам наверняка еле собрал себя по кускам — Кенсей не мог не восхищаться. И наконец, спустя месяцы Хисаги больше не был похож на дрожащего щенка. Теперь он был похож на лейтенанта мечты. Ответственный, исполнительный, инициативный, просыпающийся с рассветом, чтобы подготовиться к собранию офицеров, и умопомрачительно красивый. Последнее возникло в голове само собой, потому что Кенсей все еще гладил Хисаги по щеке и смотрел в темные глаза, наполненные преданностью и любовью. Разбалованный капитан — вот, кто он. Мугурума усмехнулся и прижался губами ко лбу Шухея. — Капитан, может, раз мы не спим, успеем на собрание? — Что я говорил по поводу званий в постели? — Кенсей-сан, — тихо поправил себя Хисаги. — Я сказал, что Маширо разберется. — Да, Кенсей-сан. Просто... Мугурума недовольно цыкнул и вжал Хисаги в футон, нависая сверху. — Мне, что, к постели тебя привязать надо, чтобы ты позволил себе хоть немного отдохнуть? Шухей тяжело сглотнул. Не то чтобы связывание вызывало у него какие-то неприличные мысли, но взгляд все равно скользнул от лица с нахмуренными бровями между их тел, и лейтенант невольно облизал губы. Кенсей никогда не был сдержанным человеком и начинать не планировал, поэтому последив за кончиком языка, быстро промелькнувшим между губ Шухея, оперся только на одну руку, а второй схватил Хисаги за бедро. От неожиданности тот охнул и уперся ладонью в широкую грудь капитана. На мгновение Мугурума замер. Нет значило нет. Однако, ощутив его сомнение, Хисаги провел ладонью вверх и положил ее на плечо, притягивая капитана ближе, чтобы поцеловать. Ноги он удобно развел и обхватил ими массивную фигуру сверху, отчего Кенсей издал довольный звук, похожий на рычание, прямо в поцелуй. Пустой внутри него по-звериному требовал метить Шухея укусами, сделать его только своим, поглотить, растворить в себе, и иногда бороться с этим желанием было выше сил Кенсея. Особенно когда оно совпадало с его собственным. Поэтому целовал он Шухея не так уж и долго. Стоило один раз двинуть бедрами и потереться о промежность лейтенанта, тот шумно втянул воздух носом и запрокинул голову, невольно подставляя беззащитное горло. Удержаться от того, чтобы оставить след, который вряд ли сможет скрыть даже чокер, было невозможно, поэтому Кенсей с удовольствием сжал зубы на тонкой коже. Плевать. Он был почти уверен, что Маширо и так уже всем растрепала про их отношения. Хисаги наверняка не хотел бы так открыто демонстрировать свою связь с капитаном, но Кенсей не жалел о содеянном. Более того, он оставил еще один след от зубов чуть ниже рядом с ключицей, и Шухей совсем не звучал возмущенно. Тихий стон вызвал волну жара, прошедшую от затылка до самого копчика, и Мугурума отстранился, схватив лейтенанта за бедра. Тот, как только смог сфокусировать взгляд, посмотрел вопросительно, и Кенсей с широкой хищной ухмылкой рывком перевернул его на живот. — Кенсей-сан? — приподнявшись на локте, Хисаги посмотрел через плечо и затаил дыхание, встретившись взглядом с совершенно дикими глазами капитана. Он не привык и, наверное, никогда не привыкнет, что его хотели так сильно. Кенсей завораживающе медленно наклонился и прижался горячими губами к пояснице, опустился короткими поцелуями до копчика, и Шухей отвернулся, опустив голову и чувствуя, как горит лицо. Язык скользнул в ложбинку между ягодиц, отчего Хисаги закусил нижнюю губу и зажмурился. В такие моменты он все еще чувствовал легкий стыд, хотя давно следовало уже смириться, что капитан к этой его части тела испытывал особую слабость. Стиснув простыню пальцами, Шухей прижался щекой к подушке и прогнулся в пояснице, раздвинув ноги шире в неосознанном требовании большего. В ответ Кенсей снова издал тот самый звук, от которого у лейтенанта волосы на затылке поднимались, и одну руку просунул под бедро Хисаги, чтобы удержать того на месте, а второй вцепился в упругую ягодицу, чуть отодвинув ее в сторону. Дразняще он обвел языком тонкую кожу вокруг входа, нарочно касаясь лишь краев и не вдавливая язык в центр. Шухей ткнулся лбом в подушку и приоткрыл рот со сдавленным стоном. Его бедра качнулись навстречу, но Кенсей держал крепко, хоть и самодовольно отметил, что терпение у лейтенанта кончалось. Чем дольше он дразнил, избегая того места, где Хисаги больше всего хотел ощутить горячий язык, тем сильнее Шухей дрожал и пытался двигаться навстречу. Все это великолепие только для него. Пустой внутри удовлетворенно рычал, а Кенсей наконец вжался языком в сфинктер, вырывая из Хисаги надрывистый стон. Шухей все еще пытался ерзать под ним, только на этот раз капитан это позволил, с нажимом заскользив ладонями вверх по бокам. Большими пальцами он проследил изгиб позвоночника в пояснице, а Шухей схватил его за запястье. — Пожалуйста, — тихо попросил он, отчаянно желая чувствовать в себе нечто большее, чем язык. Он знал, как хорошо, как правильно ощущается Мугурума-тайчо внутри. И Кенсей не собирался больше заставлять ни его, ни себя ждать. Одна ладонь лежала на подрагивающем животе Хисаги, пока тот пытался устоять на коленях, которые так и норовили разъехаться. Он вновь уткнулся лицом в подушку, хранившую запах Кенсея, и закрыл глаза, наслаждаясь каждой секундой происходящего, каждым прикосновением, каждым движением, а подушка заглушала его стоны, становившиеся все громче и несдержаннее. Кенсей провел языком между лопаток, прочертил носом выше, уткнувшись в темноволосый затылок, а после укусил Хисаги в плечо, обнимая его поперек груди. Шухей как никогда был благодарен за эти сильные руки на нем, потому что все, что ему сейчас хотелось — распластаться бесформенным желе удовольствия на футоне и принимать в себя член Кенсея без опасений, что его ноги вот-вот откажут. Но капитан, очевидно, пытался удержать его от этого желейного состояния, потому что ладонь скользнула выше к горлу и пальцы легли на нижнюю челюсть Хисаги, чуть поворачивая его лицо и отрывая от подушки. — Хочу тебя слышать, — шепот обжег ухо, отчего Шухей покорно издал тихий стон. Стены в бараках девятого отряда не отличались толщиной и звуконепроницаемостью, но как же плевать сейчас было на это. Уж точно не о тонком слухе сослуживцев думал Хисаги, когда его держали сильные руки капитана, толкавшегося в него ритмично и глубоко, прямо так, как нужно было, чтобы вытрахать из Шухея последние мысли. Хотя его любимый момент всегда был после оргазма, когда он чувствовал, как все тело подрагивает, сердце гулко стучит о грудную клетку, щеки приятно горят, в ушах стоит звон, а Кенсей крепко прижимает его к себе, почти закрыв своим телом от всего остального мира. Оставив на шее легкий поцелуй, Мугурума подался бедрами назад и выскользнул из Хисаги с мокрым звуком, после чего удовлетворенно вздохнул и зарылся носом в темные торчащие даже сильнее, чем обычно, волосы. — Спи. — Это фаворитизм, капитан, — буркнул Шухей, не имевший больше сил держать глаза открытыми. — Это забота о моральном состоянии моего отряда. Что ж, Хисаги признавал, что с моралью в девятом отряде Готэй-13 с появлением Кенсея действительно стало намного-намного лучше.