Пыль в глаза

Пер молчит, лежит в гнетущей тишине пустого дома, давно не чувствуя своих кончиков пальцев, как будто кто-то подтер контуры его тела и он растекся бестелесной массой по всей своей комнате, он стал частью всего, что тут было: частью старой, пыльной подушки, он был частью скрипучего стула, с расшатанной ножкой, он стал единым целым со своим ножом, который лежал в его кармане, прикормленный кровью ласковый зверь. Ему нравилось это чувство уединения со всем, и вместе с тем, полная пустота, он не был частью ничего, просто пыль, летающая отблеском в лучах солнца. И все было в этом моменте хорошо, настолько, что Пер даже позволил себе легкую улыбку сухими, искусанными губами. Пока где-то внизу не скрипнула половица. Старый дом не давал ему покоя, пугал фантомным Ошетом, который сейчас уехал в город и не мог вернуться так рано, но все равно, теперь от былого спокойствия и единения не осталось ничего, он не хотел возвращения Евронимуса, этого демона, который натягивал его струной на свою гитару, травил, зажимал в углы, шептал гадости в ухо или поливал его грязью одним только тяжелым взглядом, Ойстейн шарил в нем слепым крюком под кожей, искал остатки живого, чтобы задеть это и разворотить, потому что только тогда Пер даст хороший, надрывный звук. Кто бы мог подумать, что Олину придется даже временами сбегать из дома, чтобы только не попасть под горячую руку, чтобы только не увидеть этот пытливый взгляд из-за завесы черных волос. Каждый раз, когда Олин резался вне концерта, то ловил осуждение, тихий рык зверя из темноты. Рано. Но как только лезвие разрезало тонкий слой кожи на концерте, Евронимус был доволен и хвалил молчаливыми глазами, кивком головы, между нот, ласково приказывая отдать себя до конца, вогнать осколок бутылки или лезвие глубже, и его мысли подхватывала толпа, вопила, тыкала пальцами в потолок, призывала сделать это еще и еще раз, и Пер подчинялся, ему казалось, что в этот момент его просили и у него был выбор отказаться, если бы он хотел. Но это все не больше, чем иллюзия выбора от Евронимуса, он специально держал его на поводке, дразнил, зная, что способ снять стресс у Мертвеца только один и Ошет давал ему шанс успокоиться только под вой толпы. Не давал никого уединения. — Больно? – Бесцветно, дежурно спрашивает Евронимус, ведя машину по спуску к дому, поглядывая на Пера, измазанного в черно-белой краске, с разводами красных линий на руках. Пер молчит, ковыряет ногтем бесцельно засохшую корочку от запястья до локтя, отворачиваясь к окну, лениво сползая по сиденью вниз, почти разваливаясь на месте сухим хворостом. Евронимус больше ничего не спрашивает, только закуривает, закрывая все окна в салоне, вытравливая ответ из Мертвеца сигаретным дымом, от которого щиплет глаза, как будто Ошет тыкнул сухим, соленым пальцем в зрачок. Ошет спросил не из искреннего волнения, но он наказывает его за игнорирование вопроса и так всегда, Олину только остается гладить пальцами ручку на двери, без особого интереса ее дергать, все равно двери заблокированы, он в ловушке. И даже сейчас, когда этого беса не было в доме, все равно ощущалось его тяжелое присутствие, он где-то рядом, как будто он смотрит из дальнего угла, контролирует, не дает нормально спать, держит в голодной диете, не закупает продуктов, но балует себя дешевым пивом и не менее дешевыми сигаретами, окурки которых валялись вокруг дома и сколько бы Пер не пытался втоптать их в землю, спрятать от глаз, бычки все равно продолжали оставаться на месте, со временем начиная стоять в пепельнице на кухне, прямо на столе, на самом видном месте, рисуясь уродливым, неоформленным комом, это был наверняка какой-то очередной плевок, укол между строк. Наверняка скоро он найдет очередной окурок у себя на столе, в своей комнате, Ошет заберет у него все, что Олин считал личным. Пер тяжело выдыхает, приходя в движение, когда пол снова скрипит внизу и теперь это нельзя списать на случайность. Может, вор? Тогда не стоит беспокоиться, украсть у них можно только старый телевизор. Точнее не у них, у Ошета, ведь: «Тут все мое, без исключения!». Есть ли тогда смысл вообще вставать и что-то делать? Но причина коснуться пола носами истоптанных кед находится – голод, терзающий изнутри тошнотой и болью. Больше, чем Ошета, Пер терпеть не мог капризы своего тела, это было куда сложнее игнорировать на долгих дистанциях, чем Евронимуса. Демон, это как волна, он придет и уйдет, нужно только переждать, дать ему то, что он захочет, подставиться под его горячие, липкие ладони или наоборот, уловить его желание и самому вгрызться в сгиб плеча, заваливая на грязный пол под блеск довольных глаз, все идет всегда сугубо по его плану. Просто игра в поддавки, Пер ничего не решает. Пелле выходит из комнаты, медленно волоча одну ногу за другой, поднимая пыль с пола и мелкий мусор, оставленный Ошетом. Внизу пусто, значит, показалось и это хорошо, он тянется руками к крану на кухне, открывает его и, сгорбившись, больше чем обычно, подставляет ладонь под холодную воду, прижимаясь губами к бегущей по руке влаге, глотая ее мелкими глотками, ожидая, когда желудок перестанет ныть и тошнота отстанет от него ненадолго. Варг оказывается в дверном проеме с улицы, обошел первый этаж, дом вокруг и вернулся назад, гремя ключами маминой машины на пальце. Он знает, что Олин чувствует его взгляд со спины, но продолжает игнорировать, в надежде, что тот молча уйдет. Но Варг ждет, терпеливости ему не занимать, учитывая, как он бегает за Ошетом, заглядывая ему в рот голодным птенцом, стойко терпя все не дружеские колкости с его стороны. Викернес наклоняет голову к плечу, нервным движением откинув локон волос с лица назад, стоя в полумраке дома, давая свету солнца подсвечивать его со спины. В воздухе повисает немой вопрос с его стороны: «Где Ошет?». И ответ находится в застывшем дыме скуренных им сигарет: «Ошета здесь нет». Тогда Варгу приходится прервать молчание, призывая обратить на него внимание. — Он давно уехал? – Викернес сталкивается впервые один на один с Олином, его можно было найти только в компании Ошета, который тянул его в свои компании, показывая как диковинную зверушку. И в целом, он был прав, Пер и правда отличался, он был больше похож на тень или что-то иное, чем на человека, только на концертах он показывал себя без опаски, грозно хрипя в микрофон, раскачиваясь из стороны в сторону, как жухлый листик на ветру, и это зрелище будоражило. Но все знали, по чьей указке лезвие проделывает дороги на ровной коже, все знали, чья это заслуга, кто выводит это в абсолют. Пер не сразу реагирует на слова Варга, он тяжело вздыхает, проклиная мальчишку, и поворачивается в его сторону, закрывая кран, вытирая капли воды с губ сгибом локтя. Почему он просто не ушел? Или не остался ждать? К чему вопросы, если можно сделать все самому? Этот немой укор висит в воздухе на ровне с запахом сигарет из пепельницы со стола и тихим урчанием в желудке Пера, которое смущает его, он стыдиться своего капризного тела, но старается делать вид, что ничего не произошло. Мертвым мало нужно для счастья и понятие о счастье у них свое. — Нет. – Лениво отвечает, надеясь, что этого хватит. И Олин замирает недвижимой тенью перед Варгом на другом конце комнаты, ожидая, когда тот уйдет. Но по Варгу видно, даже слышно, как он шевелит мозгами и думает. Пелле только тяжело выдыхает через нос, ожидая новой реплики, понимая, что ничего еще не законченно. — Не хочешь прокатиться? До закусочной? – Викернес показывает Олину ключи в своей ладони, приглашает жестом. Он давно пытается подобраться как можно ближе к Ошету, но пока это место рядом занято Пером, и, может быть, если получится подружиться с ним, то выйдет и подобраться к Ойстейну, занять место поближе к своему кумиру. Викернес понимает, что делает подлый трюк, подкармливает голодного, чтобы невзначай упомянуть свою заслугу перед Евронимусом, ожидая его похвалы. Но что-то подсказывает, что тот ответит очередной колкостью между строк и когда Варг задумается над его словами, пытаясь найти истинное их значение, Ошет улыбнется кислотно, снисходительно и похлопает его по плечу: « Ладно, не перенапрягайся». Так он всегда говорит, стоит запнуться. Он не из тех, кто сделает вид, что не заметил осечку, Ошет сделает все возможное, чтобы ты оступился, чтобы он смотрелся более выигрышно на твоем фоне. Разве это не заслуживает уважения? Пер молчит, оставаться в доме и тревожно ждать возвращение Евронимуса не хочется, тот приедет весь такой важный, занятый делами группы, будет хвастливо рассказывать о том, что сделал, а Пер будет сидеть дома или уйдет в лес, потому что ему нечего делать, пока не последует приказ свыше. Пока Ойстейн не придумает, чем им заняться. Он неопределенно жмет плечами и беззвучно проскальзывает мимо широкоплечего Викернеса на улицу, соглашаясь на его авантюру. Ему в целом плевать на Варга, как и на всех, кто крутится рядом с Ошетом, он знает, что это все временные декорации вокруг них, уйдут одни воодушевленные мальчишки, придут другие и так по кругу, нет смысла запоминать их лица или имена, но Варга он помнил только из-за слишком яркого шрама на его грубой морде, это было необычно, он хоть и выглядел зализанно патлатым маминым мальчиком, но этот шрам перечеркивал все. Не от ножа ли? В машине чисто, стерильно, даже нет обслюнявленной всеми водителями модной елочке на зеркале. И самая грязная тут вещь, это Пер, с багровыми старыми пятнами на рукавах джинсовки, которые выцвели и уже не так заметны, как пару дней назад. Варг старается поглядывать на Пера сзади, но после первой неудачной попытки бросает эту затею, вспоминая, как они ездили в этой машине с Ошетом, который не смолкал и даже нагло, по-хозяйски покрутил радио, чтобы оно стало тише и не перебивало его, чтобы слышно было только Евронимуса. Ойстейн тогда много говорил и мало что из его речи можно было считать по делу. Он накладывал на голову ворох лишних слов и когда Варг пытался перевести его монолог в диалог, тот только недовольно язвил и улыбался, смотря на него сверху вниз, как бы странно и невозможно это не казалось с точки зрения их роста, каждый раз после разговора с Евронимусом было липко на душе и вместе с тем хотелось еще немного, как будто чего-то не хватает для насыщения. И даже те моменты, когда Викернес в бессонные ночи вспоминал их разговоры, и вкручивался пальцами в свои волосы, понимая, что он ляпнул дрянь перед Ошетом, а тот только и высмеял это, через время припомнив оплошность, не умоляли желания Варга подобраться ближе, заслужить больше доверия, сделать так, чтобы с ним считались, брали во внимание, как иногда он брал во внимание Пера, важно морща нос и говоря, что идея говно и Олин на такое точно не подпишется. Варг тоже хотел, чтобы Ошет знал, на что Варг подпишется, а на что нет, и перестраивал мелкие планы под него. Но каждый раз, когда случалось подобное, он лишь лукаво щурил глаза, молчаливой улыбкой высмеивая его робость, слабость перед ним. В салоне тихо, только едва слышно шипит звуками старое радио. С Олином Варгу непривычно, тот все время молчит, не говорит с двойным дном и даже не смотрит на него, спрятавшись на заднее сиденье за водителем, привычно растекшись так, чтобы его было сложно высмотреть в зеркальце. В свете закатного солнца Мертвец похож на человека чуть больше, чем ему хотелось бы, глаза реагируют на свет и зрачки сужаются, он щурится, стараясь спрятаться от солнечных лучей, как вампир, иногда смотря на Варга и торпеду рядом с ним, где значок блокировки дверей не горел, значит, он в любой момент мог выйти из машины, Ошет такого бы не позволил. Викернес плавно ведет машину, постукивая пальцами по рулю. Может, стоит развернуться и сказать, что он забыл кошелек дома? Ему некомфортно в молчании и некомфортно находиться с мыслью, что он собрался накормить Олина из корыстных побуждений. Совесть не так часто его и кусала, но сейчас она почему-то решила напомнить ему о своем существовании. За горизонтом вырисовывается крыша той самой придорожной закусочной, на парковке несколько машин и малочисленные посетители в широких окнах. Он тормозит машину рядом и оборачивается на Пера, оставляя ключи в коробке зажигания. Блондин держится за ручку, смотря бесцветно в окно открытыми глазами. — Предпочтения будут? – Викернес хлопает себя по карманам, нащупывая кошелек, ожидая реакции Олина, но тот только жмет плечами, не на долго прикрыв глаза, оставляя выбор за Варгом. И в этом свете, на минуту, когда Пелле зацепил осознано взглядом Варга, тот перестал казаться частью Ошетовского хоровода, он стал чуть больше, чем эти подпевалы, приобрел полноту своей личности, как будто не такой он уж и простой и есть в нем что-то, что вылезет уродливым поворотом из его расщелины шрама на подбородке. Нужно только дать немного времени. Тяжело вздохнув, Викернес уходит в закусочную, выбирая самый бюджетный вариант на двоих из двух бургеров и какой-то газировки в высоких стаканчиках, то и дело выглядывая в окно, проверяя, не сбежал ли Олин через лес домой, что в целом, было ожидаемо. Но тот сидел на месте и было видно край его светлой макушки, он даже позы не поменял, пока ждал или просто терпел окончание этого мини приключения, кусая щеки с внутренней стороны. Викернес возвращается быстрее, чем Пер успевает принять решение о побеге, оставив ручку в покое. Варг протягивает Олину горячий бургер в обертке и тогда салон заполняет запах жаренного мяса в масле, и машина перестает быть безлико стерильной, чья-то мама будет ругаться. Олин неловко прощупывает еду, не разворачивает, крутит, рассматривает, а Варг смотрит на него в последних лучах солнца и в воздухе тяжело пахнет дождем, это приятная новость для Пера, как и шелест обертки. Викернес не терзает его взглядом больше, чем нужно, как это делает обычно Ошет, выедая до сердцевины, вынуждая его окликнуть ругательством или сдаваясь отвести глаза в сторону, он, наоборот, отворачивается, удобнее усаживаясь на переднем сиденье, кусая свой обед, размещая стаканчики содовой на подлокотнике, открыв дверь, чтобы уже проветривать машину от запаха дешевой забегаловки. Пера это усмехает и он едва слышно благодарит Варга, торопливо занимая свой рот предложенной едой, чтобы не сказать лишнего. — Спасибо. — Ага. – Буднично подтверждает, что услышал, торопливо проглатывая плохо прожеванное мясо. – А ты давно с Ошетом знаком? – Неумело тянет нужную ему информацию и стыдливо прикусывает себе кончик языка. Но ему все равно интересно. Пер недовольно стряхивает крошки с себя на коврик внизу, говорить об Ошете, когда он ушел из дома, чтобы не думать о нем, не лучшая идея, но не желая быть должным, он неохотно отвечает, но крайне односложно, просто кивком головы и не важно, что Варг не увидит этого жеста. А Варг думает, что его проигнорировали и замолкает, прибавляя радио, чтобы хоть что-то убило неловкость молчания. Пер радуется, что тут не пахнет сигаретами. Дождь начинается раньше, чем Пелле успевает доесть, люди выходят из закусочной, садятся в свои машины и уезжают, на парковке включают фонари, не все из их правда горят, и они остаются одни в грохоте дождя, Варгу приходится закрыть свою дверь, предварительно стряхнув крошки с себя на улицу. Мама будет ругаться. Тишина становится мягкой, ласковой, Варг оборачивается на Пелле с каким-то заискивающим взглядом, едва наклоняя голову, чтобы как можно больше Олина было в его поле зрения. Пер дразнится, и играясь, повторяет его жест, тоже наклоняет голову, стараясь передать взгляд Варга ему же, не глядя сворачивая пустую обертку от обеда себе в карман джинсовки. — Нахер Ошета. – Тихо, но весело тянет Олин, сцепляя руки в замок на своих угловатых коленях. — Нахер Ошета. – Немного погодя, согласно вторит Варг, не ощущая никаких противоречий внутри себя.