Гибель мечты

Солнце приятно слепит глаза, пока два рыцаря стоят, облокотившись о широкие мраморные перила дворцовой лестницы, ведущей в сад, где растут не только декоративные, но и фруктовые деревья. Тёплый ветерок едва ощущается на коже, почти не задевает волосы. Гатс смотрит в синее безоблачное небо, пока Гриффит, так же, говорит о том, что не обязательно искать причину каждый раз, когда он готов рискнуть жизнью ради своего товарища, и не нужно наполнять его действия каким-то иным смыслом. В следующее мгновение лицо белого сокола озаряет улыбка: такая чистая, блестящая, искренней которой не сыскать. Гатс готов поклясться, что прямо сейчас над ним издеваются (и уже не первый раз, кстати), но лишь показушно хмыкает, отводя взгляд, ведь долго смотреть в эти голубые глаза невозможно — испугаешься затеряться. Их диалог прерывает пришедший со своей свитой король. Это был высокий мужчина в возрасте с длинными каштановыми волосами и строгими чертами лица. Гатс кланяется только потому что Гриффит это делает. Краем глаза они замечают прелестную девушку позади придворных, что прячется за колонной. Её волосы красиво собраны, на шее красуется немыслимо дорогое колье, на одном из пальцев можно увидеть изумрудное кольцо, а сама она одета в ярко-жёлтое платье с самыми разнообразными узорами. Гриффит тут же делает ей комплимент, ответной реакцией на который появляется краснь на её щеках. Король очень доволен работой отряда Сокола, поэтому не скупится на похвалу с почестями. Гатсу остаётся молча наблюдать за тем, как его соратник всё ближе и ближе подбирается к своей мечте: шаг за шагом, уверенно и чётко, без единой ошибки. И только ради этого продолжает почтительно себя вести, ведь цель Гриффита — его цель тоже. Его величество спешит удалиться, дабы продолжить прогулку. Принцесса осталась в конце строя, поэтому, чтобы нагнать остальных, ускоряет шаг, но неосторожно оступается на последней ступеньке. Серебряно-волосый мужчина поспевает вовремя, не позволяя девушке упасть. Правда подобное не понравилось младшему брату короля, Юлиусу, за что тот посчитал заслуженным влепить нахальному рыцарю пощёчину. Гатс мгновенно вскипает от злости. Этот старик права не имеет так относиться к величайшему воину королевства, человеку, который с помощью всего лишь пятитысячной армии сумел разгромить тридцатитысячную и захватить крепость Долдрей. Уже готовый обнажить свой меч, командир ударного отряда остановлен выставленной перед ним рукой. Гриффит просит прощения, на что Юлиус пренебрежительно бросает пару колких фраз и уходит вместе с принцессой. — Надо бы поставить его на место. — Ещё успеешь, — слишком загадочно произносит Гриффит. Они спускаются вниз, планируя разойтись по своим делам: Гатс — в таверну, куда уже скоро должны будут подтянуться его соратники, а Гриффит — в свою личную комнату на вершине башни. Внезапно Гриффит останавливается, оборачиваясь назад: Гатс всегда следует немного позади. — Помнишь свои слова три года назад, на холме? Перед тем, как я мечом забрал твою свободу. — Помню. К чему это? Гриффит нарушает дистанцию между ними, оказываясь непозволительно близко, и замирает, позволяя то ли посмотреть себе в глаза, то ли самому заглянуть в душу напротив. Тем не менее, он молчит ещё некоторое время, но Гатс не двигается, а, словно очарованный, просто не может отвести взгляд. — Сегодня вечером приходи ко мне. И чтобы никакой брони. Прежде чем Гатс понимает всю суть сказанных ему слов, фигура Гриффита исчезает за углом. На протяжении долгих трёх лет они немало вместе прошли и столько же всего повидали. Между ними, как главными предводителями отряда, возникла особая связь. Хотя, точнее будет сказать, что была она с самого начала, с первой их встречи. Тогда Гаст был зол, что его так просто растоптали на глазах у всех, а сейчас, возвращаясь мыслями к тому дню, даже немного рад, что всё так сложилось. Сражаться под командованием Гриффита — бесценный опыт и тот интерес, ради которого стоит жить. Безудержная страсть бушует по венам каждый раз, когда он отдаёт приказ именно ему, Чёрному Мечнику, потому что никто другой не справится. Гатс не чувствует себя особенным, но молчаливо понимает это по довольным голубым глазам, когда он прискакивает на лошади обратно в штаб. Гриффит всегда открыт к нему и не боится делиться даже самыми потаёнными мыслями, чему стоит удивляться. Ему нужно быть осторожнее со всеми, ведь ты никогда не можешь знать, в какой момент появится предатель. На это замечание Гриффит всегда отвечал следующим образом: «Если предателем окажется мой соратник или друг, то он наверняка зарежет меня спереди, ибо тот, кто сделает это исподтишка, таковым называться для меня не может». Если быть честным, то Гатс спокоен насчёт воинов в отряде, потому что, глядя на них, беспрекословно подчиняющихся своему наставнику, главарю, по сути, совершенно незнакомому человеку, который поделился с ними лишь мечтой, другого вывода и не сделаешь. Преданных людей тяжело найти, но ещё сложнее удержать их подле себя. Гатс думает, что прямо сейчас находится в правильном месте в правильное время. Три года назад тот волевой юнец был слишком уверен в себе — теперь же придётся отвечать за свои слова. К мужчинам его никогда не влекло: стоит только посмотреть на их неухоженные морды и отвратительные манеры, сразу тянет вмазать. А женщины добрее; хоть далеко не все красавицы, но в их обществе находиться гораздо приятнее, да и умеют они больше. Женщины изначально были привлекательнее мужчин: длинные волосы и нежные руки, мягкое тело и сладкий голос, та слабость, которую они демонстрируют, чтобы завладеть кем-то — всё это, безусловно, притягивает. Взять даже Каску: она не похожа на всех остальных девушек, но, тем не менее, остаётся всё таким же объектом вожделения. Так думал Гатс, пока не встретил Гриффита. Этот парень полностью перевернул привычный мир с ног на голову, заставив сердце учащённо биться в замешательстве. Длинные шелковистые волосы, как у женщины, утончённость и манерность, что характерно женщинам, игривый взгляд, алые губы, ласковые касания и ощущение той самой тяги, совсем как если бы Гатс был с женщиной. Но Гриффит мужчина, да ещё какой: прекрасно осведомлённый в политических делах, умный и рассудительный, находчивый, эрудированный, а ещё… несказанно красивый. Особенный. Неповторимый. Первый. Гатс давно уже понял, что его привлекает белый сокол, только вот, смогли бы ли они быть в качестве любовников — другой вопрос. Мечник вожделел от желания несколько раз, но всегда себя останавливал, потому что знал, сколько всего пришлось пережить Гриффиту. Потому что дружба лучше любви, а цель важнее собственной похоти. Заходя в башню, Гатс замечает, насколько неуверенно шагает по лестнице, а дёргая ручку деревянной двери, всё ещё думает, что стоило ослушаться. Но через несколько секунд колебаний всё же переступает порог. Комната встречает его романтическим сумраком и блёклым светом из окна. На столе лежит недописанный свиток, стопка новых книг и горят две свечи. Глаза постепенно привыкают к сменившемуся освещению — и только тогда Гатс наконец-то замечает Гриффита, стоящего у стены напротив. — И всё же ты пришёл. Он выходит из тёмного угла комнаты, позволяя разглядеть себя. Гатс немного удивляется: на светлой коже красуется белоснежное полупрозрачное одеяние, похожее на платье. В то время как на нём коричневые штаны и синяя безрукавка, которую нормальной одеждой-то не назовёшь. — Я приказал пошить его для тебя, — опережает все вопросы Гриффит, подходя всё ближе и ближе. — Нравится? — Размер маловат, — Гатс по-прежнему спокоен, несмотря на пронзительный взгляд, которым его прожигают. — Дурак, — Гриффит коротко смеётся. — Это чтобы тебе было приятно смотреть. Сокол вертится вокруг своего воина, очевидно, затеяв новую игру, затем берёт гостя за руку и проводит к кровати, заставляя сесть, а сам становится между его коленей. — Я нахожу тебя интересным, — Гриффит берёт лицо мечника в руки, совсем как тогда, на холме. — И я хочу тебя, Гатс. — А если откажусь? — Гатс быстро соображает, снимая верх. Ненужный элемент гардероба оказывается брошенным на пол. — А ты откажешься? — Гриффит склоняется чуть ниже, препятствуя ответу. — Я обладаю Соколами, этим королевством, а также самым лучшим бойцом, который является командиром Ударного отряда. Я всегда получаю то, что хочу, и никогда не ошибаюсь. И только ты можешь вселить в мою душу сомнения или иные мысли. Я дорожу этим, — Гриффит толкает Гатса на кровать, а сам садится сверху. — У тебя есть влияние надо мной лишь по той причине, что я это позволил, — его руки блуждают по мускулистому телу, иногда надавливая на мышцы. — Прекрасно, не правда ли? — шепчут пухлые губы. Гатс так и не понял, что именно прекрасно: на уме был лишь Гриффит, который слился с ним в нежном и мягком поцелуе. Каждый раз, сталкиваясь языками, оба чувствовали нарастающее возбуждение. Гатс привстал, чтобы перенять инициативу, и у него это почти получилось, если бы его не толкнули обратно. — С каких пор ты стал главным? — прозвучало несколько недовольно, поэтому мечник больше не пытался подняться. — Не самовольничай. От тебя требуется только лежать. Это приказ. Гриффит позволяет ещё минуту целовать себя, после чего, облизав с губ чужую слюну, стал ёрзать на чувствительном месте Гатса. Тот сжал челюсть до желваков: над ним продолжают издеваться. — Ты не ответил, нравится ли тебе, — вспоминает Гриффит, продолжая тереться своей задницей о бугорок на чужих штанах. — Что? — Мой наряд. Или то, что я делаю. — Да, нравится, чертовски нравится, — отвечает Гатс на выдохе. Кажется, ещё немного и он не сможет терпеть. — Меня это радует, — в лунном свете сверкает хитрая пара глаз. Гриффит сползает с бёдер и принимается расстёгивать штаны. Из-под нижнего белья выскальзывает большой член. Блондин оценивающе смотрит на него, после чего аккуратно касается языком головки, пробуя на вкус. Делая круговые движения, Гриффит постепенно спускается всё ниже и ниже. Поглядывая сквозь чёлку, он видит в глазах Гатса удовольствие и немного злобы от того, что ему запретили распускать руки. Гриффит знает, как сильно мечник хочет заставить его заглотить до упора, поэтому натурально подтрунивает над ним, иногда вынимая ствол изо рта. Язык у сокола искусный, а рот — горячий. Гатс думает, что ему впервые делают такой сногсшибательный минет. Он хочет кончить, но его упрямо томят ожиданием, почти доводят до пика, но так и не дают желаемое. Гриффит растягивает себя, пока старательно отсасывает. Его тело, прогнувшееся в спине, своим видом возбуждает ещё больше. Гатс кончает, когда кожу возле головки слегка прикусывают. — Я польщён, — произносит Гриффит, возвращаясь на прежнее место. Он демонстрирует вязкую белую жидкость, открывая рот, чтобы тут же глотнуть её без остатка. Гриффит продолжает ёрзать на бёдрах, так как знает, что ничего ещё не закончено. За окном только взошла луна: вся ночь впереди. Его движения раздражают, но приносят волнующее удовольствие, которое расходится по всем конечностям. Когда губы Гатса вновь накрывают другие, он нежно прикасается к чужой талии. — Лежи смирно и не испытывай моё терпение, — Гриффит мгновенно отстраняется, наказывая суровым взглядом. — Если будешь послушным, я подарю тебе куда более ценную награду. Он вставляет член между своих ягодиц, и Гатс едва удерживает в себе довольный стон. Садится осторожно, медленно, тяжело дыша. — Может, снимешь уже эту тряпку? — возмущается Гатс, ведь из-за этого одеяния не может в полной красоте разглядеть тело Гриффита. Конечно, он уже видел парня полностью голым, но то было в совсем другой обстановке. А сейчас Гатс хочет рассмотреть всё до последнего шрама, до самой мелкой родинки. — Вот так, хорошо, — Гриффит насаживается до упора и немного отклоняется назад, задирая платье, демонстрируя живот. — Видишь? — указывает он на выпуклость. — Ты заполняешь меня аж до сюда, — он слегка надавливает на головку внутри, после чего начинает двигаться. Гатс хочет схватить его за руки и повалить на кровать, прогнуть под своим весом, закинуть его ноги себе на плечи, крепко держать за волосы, укусить, шлёпнуть и трогать, трогать, трогать… Гриффит это прекрасно понимает, поэтому нарочно усугубляет ситуацию: всё-таки снимает полупрозрачное одеяние, бросая в сторону. С каждым новым толчком с его губ срываются стоны. Кажется, что одними лишь ими уже можно довести до иступления. Гатс решает рискнуть, толкаясь сильнее, заставляя Гриффита издать ещё один громкий звук. Именно он и срывает остатки тормозов. — Уж извини, — грубо бросая Гриффита на спину, говорит мечник, — но ты же знаешь, что я люблю делать по своему. Он больше не разрешает Гриффиту руководить процессом. Теперь славноизвестный командир может лишь стонать и выгибаться под ним. Полное подчинение застилает глаза: Гатс больше не пытается себя сдержать. Он двигается сильнее, попутно исследуя руками чужое тело, задевает, крутит соски, оттягивает губу при поцелуе, оставляет следы на шее и ключицах. Кровать бьётся о стену и грозится в скором времени начать скрипеть, а дверь вряд ли так надёжно скрывает их голоса, но обоих это мало заботит, они продолжают тянуться друг к другу. Гатс со всей силы сжимает чужие запястья, когда чувствует, что приближается к финалу. Последние грубые толчки — и оргазм накрывает их одновременно. Ноги Гриффита дрожат, разведённые в стороны, руки сжаты в кулаки, рот жадно хватает воздух, а глаза давно уже на мокром месте. — Посмотри на себя, — Гатс отпускает его и немного отползает назад, чтобы насладиться видом. — Весь в поту, разреженный и измученный. Что бы сказали остальные, увидя тебя в таком состоянии? Какой пример вы подаёте, командир? — Гриффит стреляет в него своим пронзительным холодным взглядом. — Выглядишь как никогда беспомощным. Напади на нас враги сейчас, ты бы всё так же лежал? Хотя, моя работа ведь от части состоит в том, чтобы защищать тебя, — Гатс ухмыляется, замечая, как Гриффит тянется к своему мечу у изголовья кровати, и помогает ему дотянуться. — Смирись уже, даже с мечом в руках на данный момент ты не способен драться. Наверняка всё тело будет болеть ещё несколько дней. Гриффиту удаётся застать мечника врасплох: он ударяет его в живот, а потом наваливается сверху, приставляя меч краешком острия к горлу. По шее тут же стекает капля крови. — Не зазнавайся, — даже в таком положении этот человек способен доказать своё превосходство. Это и цепляет в нём Гатса с их первой встречи. — Я пошутил, так что остынь, Гриффит, — на капитулирующий жест Гриффит молча опускает оружие. — Ты всё ещё сильнее меня. И всегда будешь. — Ты мой, — напоминает сокол, чётко закрепляя иерархию между ними.

***

За окном всё ещё темно, но утро должно было скоро наступить. Гатс осторожно поднимается с постели. — Я не давал приказа уходить, — сонно произносит Гриффит, отрываясь от подушки. — Я встал, чтобы открыть окно, — поворачивается к нему Гатс: в дрожащем пламени затухающих свечей его лик ещё прекраснее. — Не переживай, я никуда от тебя не денусь. Ведь на мечах, три года назад, я отдал тебе свободу и всего себя. Хочется добавить что-то ещё, но предложение теряется в голове, как только напротив маняще меняют позу. И в этой темноте, ориентиром которой служит лишь пронзительный взгляд пары голубых сияющих глаз, едва заметно дрогнет краешек алых, потрескавшихся от частого дыхания губ, а изнеможённое и раскрепощённое тело перевернётся на другой бок, чтобы эти самые глаза и скрыть, не выдавать свою слабость. Сегодня Гатс выиграл в маленьком сражении, но вид расгорячённого Гриффита, который беззаботно засыпает на его груди, гонит эти мысли прочь. Почему-то, быть побеждённым им больше не кажется таким унизительным, как при их первой встрече. Гатс невесомо целует Гриффита в закрытые веки, нежно пропуская его пряди через пальцы. Он уверен, что оскверняет столь шелковистые волосы своими огрубевшими, с мозолями руками, но ему позволили, поэтому продолжает трогать. Последним воспоминанием о сегодняшней ночи становится тихий вздох, в котором чувствуется долгожданное умиротворение. Через год Гатс покидает отряд.