Забрать «призрака» из Долины

Призрак прицепился к Цзышу. Преследовал. Следил за ним. Неприкаянный, показушно самодовольный. Но где-то за маской призрака прятался человек. И однажды он просто вдруг поцеловал Цзышу. Не отвечая на поставленный вопрос, увиливая. Будто зная, что при всех Чжоу Цзышу не будет его громко повторять. Он сделал это так же нагло, как и ранее касался, отпускал недвусмысленные намеки. Чжоу Цзышу мстительно ударил Вэнь Кэсина в солнечное сплетение и пошел вслед за компанией молодых представителей Цзянху, когда вдогонку ему крикнули, что у него хороший вкус. И это было не только к тому, что Вэнь Кэсину понравилось османтусовое вино. Ему понравился именно вкус губ Цзышу, сохранивших сладость напитка. Оставалось только беспомощно вытереть рот, пряча свою беспомощность за раздражением и злостью. Просто мерзкий наглый пройдоха, господин «хороший человек», который воровал его поцелуи, без спроса трогал лицо когда вздумается. Он сам не понимал, почему позволял всему этому происходить. Не понимал сначала. Но потом… Он привязался к этому невообразимому болтуну. Который порой молол чушь, но был так хорошо начитан, что мог цитировать классиков. Который убивал одной рукой и после брезгливо очищал ее платком, чтобы не осталось ни пятнышка. Который глупо и пошло шутил, и в его глазах, помимо смешинок, было что-то ещё. Затаенное и такое нежное и уязвимое на самом дне зрачков. Который любил все красивое, но красоту почему-то нашел в нем, Цзышу: потрепанном жизнью, с маской грязного бродяги на лице. Жестокий холодный призрак. С горячим сердцем человека.Чжоу Цзышу понял это, начав анализировать своего спутника. Незаметно так для самого себя и привязался к нему уже сам. Призрак был готов эгоистично лишить его духовных сил, лишь бы оставить Цзышу себе. Но человек, живущий в нем, не стал этого делать. — Другие не понимают. И ты тоже? — гвозди уничтожали изнутри. Но если нажать на одну жизненно важную точку, то Цзышу лишился бы своих духовных навыков. Всего одно нажатие и он смог бы жить. Как калека и обуза. Как раненое существо, которому отрезали бы его суть: как кролик без лап, рыба лишь с одним плавником, кот без хвоста. Но жить. — Как я могу не понять? — ладонь, грозившая раньше нанести решающий удар, опустилась с сожалением. Вэнь Кэсину хватило бы умений, ловкости, ведь силы покинули резко Цзышу. Но Вэнь Кэсин принял его выбор. Не хотел понимать, принимать, но не разрушил то, что было важно Чжоу Цзышу. Призрак желал уничтожить всех и каждого в Цзянху за свою всепоглощающую боль и умереть. Человек в нем хотел жить обычной жизнью. И жил ею несколько месяцев в старом поместью Лун Цзюэ. Готовил еду, справлял Новый год. Грел замёрзшие руки Цзышу у себя за пазухой, наблюдая за салютом, запущенным мальчишкой Чжанов, и выглядел счастливым. Врывался потом к Цзышу в комнаты под предлогом весенних игр, но в итоге лишь согревал своим телом в ледяной комнате, заграбастав в теплые объятия. И успокаивал при болях от гвоздей, бунтующих в полночь. Или же снова воровал поцелуи, когда Цзышу пытался добыть информацию. Нагло прижимался губами к Цзышу, навалившись на него. Не только для того, чтобы поиграться. А чтобы Цзышу взял его с собой. Чтобы не оставался один на один с противником. И потому, что заревновал, ведь разведка должна была вестись на крыше борделя. В ревности человек и призрак были единым целым. Цзышу же нравилось дразнить. Это было шуткой на грани шутки. Из разряда: «я знаю, что ты знаешь, что я знаю, что ты не питаешь ко мне действительно всех этих чувств, но ты невольно ревнуешь и беснуешься, и ты знаешь, что я в курсе этого». Запутано, но весьма подходило к той ситуации с появлением в борделе Да Се. А этот взгляд, когда Цзышу снял с себя маску? Он был безумным как у призрака. И поистине влюбленным как у человека. Если говорить о поцелуях, то их было немного: в руку, отчего Цзышу задрожал, боясь поднимающихся в груди невольных чувств, внезапно в губы, когда господин Чжоу его пнул ниже живота. Или же там, на крыше: Цзышу даже поддразнил это наглое чудовище, впившись ладонью в ягодицу. А оно навалилось на него, пытаясь дерзкими губами и вороватым языком взять свое. Было что-то забавное и бесшабашное в том, как он лежал на крыше, стремясь среди стонов двоих разобрать дыхание третьего человека в комнате и при этом пытаясь удержаться на плаву разумом, когда его прижимали телом к черепице. В самом деле, если бы ему совсем не нравилось, он мог бы очередной раз затеряться. Сменить маску и одежду, и в одну из отлучек призрака просто раствориться среди толпы. Но он не ушел. Терпел шутку за шуткой, терпел, что его называют «мужем». Даже один раз потребовал развода, когда их вообще-то никто не женил. Увидь кто, что Цзышу способен на подобное ребячество, его бы вряд ли сделали главой Тянь Чуан. И может так было бы лучше… Но тогда вряд ли он был бы самим собой. Всего этого слишком много для него. И мало. А теперь он стоял перед Вэнь Кэсином в спальной одежде в очередном номере таверны. И не находился со словами. Как же далеко завело его обычное ребячество… И ребячество ли? — Переспи со мной. Так мы сможем сохранить друг друга в сердце, — Кэсин это сказал в своей обычной шутливой манере. И если раньше Цзышу возможно местами и было весело, то сейчас — нет. Для него всегда не было ничего такого, что заставляло бы оглядываться назад, отступать перед целью. Сейчас же ему самому неведомы конечные цели. Он вообще не планировал кого-то впускать в свою жизнь. Но Вэнь Кэсин и не спрашивал разрешения: прицепился как лист, как какой-то сорняк. И как-то незримо пророс этим сорняком где-то под сердцем. Каждое его прикосновение возмущало, порой бесило, но точно не оставляло равнодушным. А спустя время уже и не вызывало в нем рьяного отторжения. Цзышу сам не заметил, как начал наслаждаться их пикировками. Но даже они постоянно выходили на новый уровень. А теперь это не обычная пикировка, не словесная драка или сравнение сил в реальном бою. Отдаться Кэсину? Одновременно и глупо, и горько. И почему-то отдавало надеждой на что-то. Он не говорил ему, что считает его родственной душой. Но это так. Наверно всё же с первых минут, как Кэсин сам это произнес. И продолжал это делать дальше. А может даже и раньше, как тот понял, увидев его впервые, что Цзышу просто праздно грелся на солнце, прислонившись к мостовой ограде. А потому никогда не отрицал эту «родственность». С самых первых минут. Ведь тот понял это по взгляду, брошенному лишь мельком. Незнакомец с завораживающей глаза красотой, в перемалывающем судьбы безжалостном Цзянху, понял его как никто другой ранее. Один раз лишь глянув через ограду террасы таверны. Тогда Цзышу лишь мысленно посмеялся. Теперь же его снедало ощущение падения в омут. Он не знал, что там на дне, он не знал, куда это приведет и приведет ли вообще. Это может ничего не значить. Одна ночь и не более того. Он смирится с подобным исходом. И все же… Все же… Чжоу Цзышу сглотнул как можно тише. Именно из-за этого странного чувства он медлил с ответом. И потому странный блеск появился на дне его зрачков: их внимание сосредоточилось на человеке, стоящем напротив. — Ты искренен в этой просьбе? Как обычно, Вэнь Кэсин провокационно наклонился к нему. Это привычно и уже знакомо. Как и его дыхание, которое осело на губах. Он ими и проговорил, смеясь: — Неужто сложно понять, искренен ли я? — Мне не приходилось часто встречать искренность, не могу ее распознать. А ты? Вэнь Кэсин вдруг ласково зарылся рукой в его волосы, распустил их. И Цзышу почувствовал какую-то собственную уязвимость, к которой, откровенно, не привык. Он боялся ее где-то на подсознательном уровне. Она казалась такой далёкой, позабытой, а тут — всплыла. Но Вэнь Кэсин не насмехался над ним, не подначивал: черты его лица смягчились, вся игривость и шутливость пропали. — А мне — легко, — он был исключительно уверен в том, что собирался сделать. И когда прижался к нему ртом — Цзышу ощутил это. Под мягкими касаниями губ, его окаменевшее вдруг тело начало давать слабину: лёгкая нервозность прошлась по всему существу. А потом начала отпускать. Взгляд постепенно затуманился и столь же медленно его охватила дрожь в руках, которые неуверенно и несмело легли Вэнь Кэсину на плечи. И сжали его одежду, не отталкивая. Давая согласие. Вэнь Кэсин сделал крайне медленный шаг вперед, давая возможность передумать. Цзышу шагнул назад, будучи в теплом объятии. Не отпуская и не отступая. Ночь была тиха и безмолвна. Пока ее не развеял просящий шепот: — А-Сюй... Цзышу приоткрыл глаза и увидел неожиданно яркий и нежный взгляд. Под ним он неловко сел на кровать. Под ним же распахнул окончательно верхний слой одежды, намереваясь приняться за второй. И все же его прервали. — Позволь мне самому, — рука Вэнь Кэсина медленно и будто страшась поддела пальцами болтающиеся завязки, распутала их и раскрыла спрятанное под накидкой, словно открыла дорогой подарок. От взгляда Вэнь Кэсина хотелось съежиться, но Цзышу себе этого не позволил. Вместо этого он поддался ладоням, помогающим ему раздеться. И когда те захотели покинуть его пояс, он потянулся сам: касаясь пальцами напротив, подобравшись к ключицам, исследуя их. У Вэнь Кэсина вырвался шумный вздох. Он даже раскрыл рот, порываясь что-то сказать, но, в итоге, все же смолчал и не нарушил этого мгновения словами. В кои-то веки тот был молчалив. Цзышу нравилась такая тишина. Он продолжил кончиками пальцев очерчивать тело напротив. Кэсин терпелив: дождался, пока Цзышу не надоест это исследование, а потом снял с себя один слой одежды за другим. Они оба остались в штанах, и теперь они — единственная преграда между их телами. Цзышу подтянулся к изголовью постели, к самой спинке кровати. Он и не подозревал, какая огненная буря в душе у Вэнь Кэсина. Зато видел эту сладкую пелену на его глазах. И у него самого она такая же: влекущая, призывающая. Вэнь Кэсин осторожно забрался к нему на кровать, сел на его ноги, обхватил их своими. И, стараясь не опускать взгляда до последнего, склонился над ним, снова приник к губам, но ненадолго. Влажное тепло коснулось потом подбородка, затем и вовсе перешло на горло. В висках Чжоу Цзышу бешено застучал пульс, когда чужие зубы слегка проехались по линии яремной вены. Колени начали дрожать. Ладонь Вэнь Кэсина тронула его низ живота и слегка задела ногтями. Цзышу издал странный звук, выгибая шею и только потом осознал, что исторгнут он был его собственным ртом. Глаза невольно нашли взгляд Вэнь Кэсина. И в них блестел непередаваемый восторг. Его губы тронула лёгкая улыбка. Он снова раскрыл рот, но Цзышу быстро приложил к нему указательный палец и покачал головой. Его бережно взяли за эту руку, повернули запястьем кверху и поцеловали в место, где видны сплетения вен и не зажившая до конца от укуса рана, которую в порыве жадности нанес ему Вэнь Кэсин. Цзышу хотел вырвать ладонь, но, поймав настороженный взгляд, лишь напряжённо сглотнул. Кэсин двинулся в поцелуях вверх по руке и от этого внутри груди Цзышу что-то то ли ломалось, то ли создавалось заново. Некоторые грани личности можно узнать только так: один на один. Кожа к коже, пульсом одного в такт другого. — Лао Вэнь... — Кэсин вдруг коснулся его груди языком. Постарался не задевать гвозди, вбитые в меридианы. Которые, после приема пилюль У Си, теперь редко беспокоили. Кромка штанов скользнула по ногам, пока они полностью не стали свободны от мешающейся ткани. Кэсин сел напротив его паха, его ладони легли Цзышу на колени. Под их плавным движением он их раздвинул. А Вэнь Кэсин придвинулся и, улегшись на него, вклинившись между ног, втянул в очередной поцелуй. В тот его вид, который ему не знаком: умелый язык толкнулся в рот и Цзышу тихо охнул от неожиданности, трогая чужие плечи, а после вплетаясь пальцами в волосы. Раньше Вэнь Кэсин никогда так не делал: не пытался дотянуться до нёба, лаская его таким образом. — А-Сюй, — тихо шепнули ему, прервавшись. Цзышу потянулся к губам Вэнь Кэсина и поймал его говорливый рот своим, не позволяя болтать. Не сейчас. Он чувствовал, как Кэсин приподнялся на локте, снимая с себя последнюю преграду. И вновь прижался к нему, но уже таков, какой есть. Цзышу провел ногтями по его плечам и спине. Она приятна на ощупь, чувствовалась линия позвонков и... Лопаток. Возможно со временем он сможет понять восхищение именно этой частью тела. Но не в отношении себя, а скорее уж в отношении самого Вэнь Кэсина. Кости как кости, но когда они принадлежат твоей родственной душе — они будут прекрасны, какими бы не были. Его ногу аккуратно согнули в колене. А ко рту, отрываясь от него, поднесли пальцы. Цзышу глянул в непонимании, но склонившаяся на бок голова Вэнь Кэсина, его выражение лица... Чжоу Цзышу без слов впустил между губ длинные пальцы, которые ласково, по кругу, обвели его язык. Коснулись нёба, вызывая у него очередной горловой звук. А другая ладонь Вэнь Кэсина расположилась прямо между ног. Там, где явственно видна жажда внимания. Задыхался ли когда-нибудь от нежности Цзышу раньше? От того, как ее много, от того, что она направлена только на него одного? Если он попытался бы вспомнить, то не смог бы: все мысли вертелись только о том, как выдержать этот натиск чувств. Чувств, к которым он оказался не готов. Чувств от другого человека к себе. И своих собственных, взаимных. Снова ладонь коснулась его щеки мягким жестом, задела скользяще беззащитность шеи, которая оказалась слишком восприимчива к таким касаниям. Как и сам Цзышу. Поглаживание отдавало осторожностью, будто господин Чжоу хрупче стекла. Он сам себя сейчас ощущал каким-то тонким осколком: чуть надави и потрескается, раскрошится на мелкие крупинки. — Верь мне, — сказал шепотом Вэнь Кэсин с какой-то мольбой в голосе. Чжоу Цзышу вгляделся в блеск глаз в ночи, сияющий искренностью и какой-то собачьей преданностью. Он кивнул слегка этому взгляду, этим губам, что приоткрыты. А другая рука начала свою ласку, каждым движением заставляя Цзышу чувствовать, что он даже не думал, что будет доступно ему, решившему когда-то умереть, не обременяя собой кого-либо другого. Все эмоции Вэнь Кэсина как на ладони: их легко считать. В тепле его губ, вернувшихся к линии груди — нежность. В его языке, скользнувшем позже к косым мышцам живота — ослепительно яркая любовь. Цзышу зажмурился, но даже так ощущал ее жар через прикосновения к коже. — А-Сюй... — шепнули ему в который раз. С трудом разлепив слезящиеся глаза Цзышу заметил, как ладонь легла на его талию. Сжала. Здесь — уверенность, обещание. Когда чужой рот накрыл его пах, Цзышу дернулся, постарался отодвинуться. Но деваться некуда: лопатки прижались к спинке кровати. Вэнь Кэсин посмотрел на него снизу вверх, просяще, осторожно поглаживая его бок. Вновь наклонился. Цзышу чувствовал упирающееся ему в ногу чужое возбуждение. И свое, возросшее, когда шелк губ снова обхватил его. — Лао Вэнь! — негромко вскрикнул он от приятных ощущений. И знал, что ореховые глаза Вэнь Кэсина наблюдали сейчас за ним. Цзышу хотел бы хоть как-то контролировать свое тело. Свою уязвимость, которая как незажившая рана раскрывалась от механического повреждения. Цзышу чувствовал себя раненым. Обнаженным и все ещё бьющимся сердцем, в раскроенной грудной клетке чьим-то мечом. Или, точнее, веером. Длинные ловкие пальцы, отлично зажимающие прорези на флейте или корпус веера, сейчас так же виртуозно играли с ним. Распаляли, заставляя дышать отрывисто, ртом, потому что носового дыхания уже не хватало. Пальцы собрали влагу с члена и заскользили ниже. Цзышу как молния поразила: он дернулся и встретился глазами с напряжённым Вэнь Кэсином. Влага коснулась между ягодиц прохладой и мягким надавливанием. И снова Чжоу Цзышу разрешил, безмолвно: подставляясь под пальцы, под отслеживающим каждую его реакцию взглядом. — Если хочешь… мы можем поменяться, — Кэсин это озвучил со скрытым беспокойством. Цзышу сразу же мотнул головой и пальцы медленно вонзились внутрь: растягивая и разминая. Огонь, бурлящий внутри, разросся с новой силой. Только к нему теперь примешивалось новое, тянущее чувство. Недостаточной наполненности, понял неожиданно для себя Цзышу, и от этого открытия громко застонал, а после спешно заткнул себе рот ладонью. Он хотел большего и не знал как об этом сказать. Он, Цзышу, тот, кто ранее никогда не отказывал себе в чем-то, чего действительно хочет, заробел вдруг в такой момент. Пальцы выскользнули из него, оставив за собой неудовлетворённость. К паху прижался Вэнь Кэсин, подтягивая к себе его ноги. И кинул на него этот невозможный взгляд, в котором словно отражалась вселенная, а на деле — лишь ошеломленный горячей близостью Цзышу. Ошеломленный, но решительный, когда понял, что Вэнь Кэсин медлил. Он сам удобно подвинулся. Раскрылся. Подставился. Сдался. Чужое тело накрыло его собственное, а губы Кэсина выдохнули весь свой жар ему в ключицу. Ниже поясницы прошило лёгким жжением, ощущением осторожного скольжения внутрь и наружу. — Сохрани меня в своем сердце, как я храню тебя в своем, — взгляд Вэнь Кэсина блестел мистическим огнем перед ним, как он толкнулся глубже, а глаза Цзышу закатились. Он невольно схватился за плечи, но теперь уверенно. И стёр неуверенность и какую-то грусть на чужом лице своим поцелуем. Тоже бросаясь в омут с головой. Соединяясь со своей родственной душой теперь ещё и телом. Руки легли на бока, тяня на себя. Цзышу издал неожиданно для самого себя всхлип, прямо в накрывшие его губы. Одна ладонь перетекла с его бока выше, обхватывая под шеей, выхватывая пальцами разметавшиеся пряди волос. Цзышу раскрыл веки и особо мощное движение чужих бедер вперёд вызвало в нем дрожь, прошедшую от рук до кончиков ног. — Аах! — он застонал, не сумев сдержать себя. Вэнь Кэсин же стал выглядеть так, будто готов… на что-то безумное. — Лао Вэнь! —, Цзышу зажмурился, а наглая ладонь легла на его член, заставляя сжаться внутри. Кэсин лизнул его рот широким жестом, а после собрал влагу с каждой губы. Тихие вздохи прервал голос на грани слышимости: — Скажи... Если я уйду на Фэнъя и вдруг не вернусь... Ты придешь навестить меня? Навестишь то, что от меня останется? Цзышу смотрел на отчаянный блеск в глазах, слегка покрасневших и — возможно это игра бликов луны и свечей — увлажнившихся. Он сильнее уцепился за Вэнь Кэсина. — После брачной ночи эта жена хочет бросить меня? — хрипло проговорил он, впившись губами в горло Вэнь Кэсина, нависающего над ним. Тот навалился на него сильнее, давая ощутить весь свой вес на теле. А Цзышу хрипло прошептал вдобавок: — Мы с тобой встретимся там. И я заберу самого главного призрака из Долины. Прямо у всех из-под носа. Он почувствовал горячие капли, скатившиеся по вспотевшей шее. — Даёшь слово главы Тянь Чуан? — раздалось тихо у уха. — Слово твоего чжици устроит? Не успев толком отдаться неге после всего, их прервал крик с первого этажа таверны. И пришлось проститься. — Не смей умирать и катись к черту, — сказал Цзышу после разборок, вернувшись в комнату и твердо поставив чарку на стол. Обернулся — а сидевшего на окне Вэнь Кэсина, попросившего не совать свои руки в чужие, а не его собственные штаны, уже и след простыл. А после он действительно стоял напротив него, еле дышащего, почти поверженного, лежащего у ствола дерева на территории хребта Цзиншу. Победившего своего противника и чуть не простившегося с жизнью благодаря Да Се. Спросил у него, хочет ли он жить дальше. — Ты оставишь меня? Если Чжоу Цзышу действительно так сделает, то Вэнь Кэсина больше не будет. Все призраки сгинут в Долине. Все воспоминания о них, рано или поздно, сотрутся окончательно. И весь смысл жизни Цзышу пропадет, будто его и в самом деле никогда не было. Он без души уже жил. И с нею под боком все же жилось лучше. Кэсин схватился за его протянутую руку как за последний шанс. Приподнялся. И Чжоу Цзышу подхватил его, поднял на руки и унес прочь из этого места. Подальше от прошлого. Человеку не место на Фэнъя. Это удел призраков. А Вэнь Кэсин — человек. Его человек. И он заберёт его с собой.

Fin