***
— И чего же там такого важного-то? — Произносит Ларр, разговаривая сам с собой от скуки. Рисовать надоело, а вывалившаяся открытка как раз напомнила о себе. — Сейчас и узнаем. Парень разваливается на родной кровати и открывает валентинку с неподдельным интересом. Обычные открытки абсолютно ничем друг от друга не отличаются, но эту внутри заполнял рукописный текст в отличии от тех, внутри которых печатали похожие слащавые фразочки.Ненависти в глазах трудно не найти Я знаю, кроме нее нет ничего Было бы проще сразу уйти А любить меня с чего?
Твой принцип мне давно знаком Подавно и разгадан алгоритм Пора отправиться в дурдом Процесс уже необратим
Ты любишь Эшли, любишь Тодда
А ненавидишь ты меня?
Хуевый вкус, странна порода
Со мной тебе не жить и дня
Я ненавижу все в тебе Ведь так любить еще сложней Попробуй: отыщи в толпе А коль отыщешь ты — убей
Убей меня, мои угасли силы Я так давно хочу убить тебя Но полтора литра текилы Вновь отвечают, за меня
В твоих глазах не видно боли Печаль… я вижу иногда Топор войны мы раскололи Теперь же ты моя звезда
Если б ты знал, как тяжело Дается мне изображать отказы В раз первый меня так занесло Во всем виновны папины указы.
Подписи, ожидаемо, нет. Джонсон шокирован, ведь так красиво и странно ему в любви еще не признавались. Конечно, если это вообще было признанием. Очень странно и сумбурно. А главное: от кого? Поэма уж сильно запала в душу и найти этого анонима все-таки стоит. Хотя бы за оригинальность и труд похвалить, а там уже как пойдет. На школьных мероприятиях выступали пара девчонок со своими стихами, однако те уже все выпустились, а попасть в школу незнакомому человеку трудно, особенно в самый разгар учебного дня. — Если Сал вручил мне ее лично, а не принес со всеми остальными — оставлять это дело просто так никак нельзя, — чешет затылок и пытается припомнить, с кем он вообще часто общается. А там еще что-то про ненависть было написано… — Думай, Джонсон, думай. Но вдруг это… парень?***
Проведя весь вечер в гаданиях и, кажется, еще половину ночи, парень чувствовал себя не очень хорошо. Неизвестно что наливают в столовой, когда заказываешь кофе, но в любом случае штука эта ни капли не бодрит. Ларри, ощущая себя выжатой губкой, приятно удивлен столкновению с Тоддом в толпе. — Ты в порядке? — Беспокоится друг. — Выглядишь не очень, если честно. — Знаю, — потирает нос, все еще раздумывая как же выдавить из Фишера больше информации, как вдруг голову посещает одна светлая мысль. — Слушай, вы же вчера вместе дежурили на первом этаже? Да и открытки разносили по классам, верно? — Ну да, — с максимально невозмутимым видом отвечает, хотя уже точно чувствует подвох, — а почему ты спрашиваешь? — И ты тоже видел, кто кинул в ящик ту валентинку? — А может все же получится? Попробовать вытащить хоть капельку информации лучше, чем не попробовать. — Допустим, видел, — лицо Моррисона становится спокойным, явно уже понял что к чему, — но я тебе не скажу. С меня Салли взял обещание. Но, — поднимает палец, акцентируя внимание на этом нюансе, — если у тебя есть варианты, я могу подтвердить либо опровергнуть твою гипотезу. Тяжело. Ларри особо никогда никто не нравился. Не было ни бабочек в животе, ни смущенных взглядов, ни неловкого телесного контакта. Он всегда относился к людям так, как и они относились к нему, а иногда даже лучше, чем они заслуживали. Парень да и обид ни на кого особо не держал, пусть некоторые скверные слова и поступки очень хорошо запоминал. Ну просто нет такого человека, от которого Джонсон мог действительно ждать особую валентинку. Он получал десятки открыток, но эта, сразу чувствуется — особенная. Да и если поразмыслить… Теплые чувства Ларри имеет к друзьям, но у них был четкий договор: не встречаться друг с другом, чтобы при расставании компания не распалась к чертям. Был еще один человек, который вызывал чувств больше, чем остальная серая масса людей — Трэвис Фелпс. Даже к нему Джонсон относился не так жестоко, как мог бы. Жизненный принцип Ларри: не лезь к человеку первым, если он тебя не провоцирует. А дрался парень с Трэвисом стабильно раз в неделю или две. Иногда случайные мысли из большой цепочки ассоциаций приводили к Фелпсу, и у шатена прямо руки чесались впечатать его в стену. Почему? Да хуй его знает. Надо жить в реальном мире, а не копаться в себе. Так и до депрессии докатиться можно. — Хитрый какой, — Ларр изо всех сил напрягает мозг, чтобы вспомнить хоть кого-то. На ум, как назло, лезет только одно имя. И зачем только Джонсон подумал про этого Трэвиса? Пиздец. — Может Эш? — Не, — спрашивать про нее было крайне странно, ведь ее имя упоминается в поэме. А Тодд даже не пытается скрыть получаемое удовольствие от данного диалога. — Мэйпл? — Про нее больше всего забывают, жалко девочку. — Бро, мысли шире. — Бля, ну куда ж еще шире? — В кругу близких друзей больше девчонок нет. — Парень что ли? — Кхм, — собеседник приподнимает бровь и подозрительно хитро смотрит прямо в глаза, — может быть. Не знаю. — Значит, парень. — Ларри не видел смысла в «традиционных» отношениях, ему и одному всегда было заебись. Про гомосексуальные отношения, наверное, вообще забыть можно. Джонсона никогда в целом не ебало кто и с кем встречается. — Сал что ли? — Глупое предположение, ведь он сам опроверг эту догадку, но подтвердить все же стоило. — Такими темпами мы тут до самой ночи застрянем. — Филлип? — Вторую ночь подряд ломать голову не хотелось. — Снова мимо, — казалось, еще немного, и Моррисон начнет смеяться. — Что-то тебя унесло не туда. Может в пизду все это? — Я не знаю, правда, — парень уже готов сдаваться. Больше всего он ненавидел что-то угадывать, когда правильным вариантом может оказаться буквально что угодно. В данном случае — кто. — Давай же, еще один вариант и получишь подсказку, — рыжий, кажется, прирожденный садист. — Трэвис? — На языке вертелось только это имя, больше Джонсон ни с кем не контактирует. Даже с преподавателями разговоры короче, чем перепалки с этим ублюдком. Тодд демонстративно кашляет в кулак, произносит «возможно, этого я тебе сказать не могу» и сматывается буквально за пару секунд, словно только что тут не стоял. И как это понимать? Зная Моррисона, парень попал в яблочко, но само осознание, что враг с начальной школы посвящает ему стихотворение в день всех влюбленных, сильно бьет по голове. Странно, что при этом сердце начинает необычно покалывать. — Я че… — вот теперь точно самое время заняться самокопанием и вывести свои чувства на чистую воду, — втрескался?***
— Этого точно не может быть, — Ларри уже минут двадцать шепотом ведет монолог, скорее всего рассуждения вслух ему быстрее помогают сдвинуться с мертвой точки, — бред, бред, бред… Звонок резко вырывает Джонсона в реальный мир, что на самом деле очень типично для парня, такое стабильно происходит по несколько раз в день. Парень внимательно следит за всеми, кто выходит из класса, ища в толпе светлую макушку. Не зря же он задержался аж на два урока после окончания своих. Подкараулить Трэвиса — странный план, продолжения которого нет. В голове ни единой мысли, как может развернуться ситуация, но в импровизации Ларр был чертовски хорош. — Какого. блядь… — Зло шепчет Фэлпс, когда его со спины агрессивно хватают за локоть и разворачивают. Блондин, увидев парня просто опешил. Наверняка не ожидал увидеть его, в последнее время в их взаимоотношениях наступило негласное перемирие или попросту затишье. Около двух недель оба не проявляли открытой агрессии друг к другу, и на этом, как бы, все. — Поговорить надо, — чересчур холодно отрезает шатен, в глазах Фелпса читается немой ужас вместо ожидаемой агрессии, и парень молча следует за Джонсоном, который выходит на задний двор, не проронив ни слова. — Короче, — зло шипит. Походу, Трэв уже отошел от внезапной встречи и потихоньку снова смелеет, — схуяли тебе от меня надо, педик? — Ебало завали, — на автомате слетает с губ, парень даже не успевает подумать, кровь в венах мгновенно закипает, — а может ты педик? — Я не… не… — Фелпс пятится назад и теряет дар речи и выглядит максимально испуганно. — Да? Уверен? — В голове у Ларри почему-то только сейчас складывается пазл. Строчки про ненависть, про отца сходятся со странной реакцией блондина. — Тебе так папочка сказал? Джонсон был готов к чему угодно, особенно к удару куда-то в районе челюсти, но не к тому, что услышав об отце по пунцовым щекам Фелпса начнут скатываться горячие слезы. Парень не может пошевелиться, даже открыть рот и съязвить как обычно, перевести стрелки или реально начать драку. Просто замер, в глазах читается ужас, Ларри никогда не видел, чтобы кто-то был до смерти напуган, как парень напротив. Непонятные чувства заполнили голову шатена, ни одной внятной мысли в голове, слова летят со скоростью света, и разобрать хоть что-нибудь просто невозможно, как бы ни хотелось. Невыносимое желание прижать к себе и успокоить неожиданно переполняет Джонсона, но тело не слушается. Парень понимает, что натворил только когда Фелпс оказывается на полу с разбитой губой, а страх в глазах сменяет ненависть. — Чертов ублюдок, — невнятно шепчет и сплевывает кровь, — ты отвратителен. Господи, какого хуя? — Как мило, что ты посвятил мне стих, — агрессивно выпаливает Ларри, все еще не понимая, почему он реагирует именно так, хотелось же поговорить спокойно. — Как мило, что ты догадался, — парень продолжает сидеть на холодной земле, ненависть сменяется отчаянием. С глаз с новой силой продолжают скатываться слезы, и шатен испытывает невыносимое отвращение к себе. — Прости… — С трудом произносит парень, но понимает, что признать ошибку и попытаться исправить ситуацию будет лучше, чем по-детски игнорировать очевидную проблему. — Правда, прости, Трэвис, я не… — Какое, нахуй, прости, Джонсон? Ты, блядь, в своем уме? И правда, ответа парень найти не может, но что-то внутри заставляет положить руку на чужую скулу и нежно смахнуть и вправду горячие, но такие искренние слезы непередаваемого отчаяния. Они оба очень запутались в себе, но что-то делать с этим нужно, и Ларри берет инициативу, игнорируя явный отказ, пусть Фелпс и не сопротивляется хотя бы физически. Как мы знаем: инициатива ебет инициатора, и бросать это дело уже поздно. Нужно сделать правильный и взрослый выбор. Джонсон особо перед поступками думать не любит, осознавая свои поступки только в процессе. И осознание накрывает, когда парень прижимается своими губами прижимается к чужим, таким теплым, нежным и желанным.