Счет

Один, два, три… Баттерсу исполняется десять лет — юбилей. Он стал уже таким взрослым ребенком, теперь он сам может разрезать торт для своих «друзей», радостно задуть свечи, весело провести время, играя в различные настольные игры. Ему десять лет, теперь его родители будут относиться к нему серьезнее — ведь он уже взрослый мальчик. Теперь комната должна быть идеально чистая, а все игрушки отданы на распродажу. Теперь его голова должна быть забита учебой, а не детскими играми. Десять лет — это ответственность. И Баттерс понимает это. Он стал больше учиться, меньше играть и вообще детство само начало ускользать от него, как таявший лед. Но он знает, почему так, полностью осознает. Он взрослый ребенок, он должен, обязан забыть обо всем детском и начать становиться взрослым. Один, два, три По комнате раздается свист ремня, а затем шлепок. Потом еще один и еще. И так повторяется в течение нескольких минут. Кроме звуков ремня ничего не слышно, будто это единственный звук во вселенной. Баттерс сидит на коленях, с оголенной спиной полностью красной от ударов. Сидит, впившись ногтями в колени и до боли закусив губу. Он еле слышно вдыхает и рвано выдыхает вместе с ударом. Он снова оплошался — плохо написал контрольную. Он понимает, в чем он виноват — мало готовился. Отец правильно делает, что наказывает его. Может быть, тогда Баттерс возьмется за ум, может тогда его табель улучшиться, и он перестанет ненавидеть себя за свою тупость. А Баттерс ненавидит. Он не может смотреть на свое тупое лицо в зеркале. Правильно ему говорили надеть пакет и не высовываться. Его лицо такое тупое, уродливое, смешное. Клоунская рожа, достойная только унижения и плевок в нее. Ничего более. И правильно, что ему ставят неуд за такие легкие тесты. Будет больше стараться. Больше не спать по ночам, зубрить весь этот важный материал, который ему обязательно пригодиться для поступления в колледж. Он ведь должен стать отличником, чтобы все его любили, потому что пока он так туп и уродлив его никто любить не будет. Даже собственная семья. Один, два, три Лезвие плавно скользит по бедру, оставляя неглубокую рану. Баттерс смотрит на нее, долго-долго, пока кровь каплями вытекает, оставляя бордовую дорожку. А потом делает так еще раз, и еще, и еще, пока не почувствует облегчения. Тревога наконец спадает. Даже дышать становится легче, пока свежие раны неприятно пощипывают. Так-то лучше. Наконец-то в голове тишина. Баттерс выходит из ванны и садиться за свой компьютерный стол, чтобы продолжить делать уроки. В зеркало он давно не смотрит, ему противно собственное тело, ему противен он сам. Поэтому на отражающей поверхности всегда весит какая-то старая детская простыня с нарисованными машинками. Отец давно не бьет его, только снова сажает под аресты, а Баттерс и не против. Он сам себя научился наказывать пару лет назад — ему от этого легче. Друзей у Баттерса тоже не осталось. Даже Кенни он предпочитает избегать, потому что дружбы он не достоин даже с самыми нищими — это правда, о которой ему говорили с десяти лет. Сейчас Баттерсу пятнадцать, и он согласен со всем. Он урод, которому дружба не может даже сниться и все, что он может делать, это учиться, чтобы получить хоть какое-то признание в обществе. Один, два, три Баттерсу шестнадцать, он все такой же тупой урод с изуродованным телом. Он лежит в школьном коридоре в полусогнутом состоянии. Хулиганы совсем не жалеют сил, пинают прямо под дых, а потом грубо приподнимают за волосы и плюют в уродливый шрам на левом глазу. «Так тебе и надо» — думает Баттерс, больно сжимая свою руку до крови. Он все вытерпит, потому что все, что он заслуживает, это выпотрошенные карманы, плевок в лицо и избитое изуродованное тело. Все проходят мимо, перешептываясь. Всем плевать на бедного Баттерса, потому что спрашивать о его самочувствие — это как спасать почти мертвого котенка. Толку нет, он все равно умрет, только себе день испортишь. — Когда эти хулиганы уже отстанут от бедного Баттерса, — где-то неподалеку слышен голос Кайла и хлопок шкафчика. В голове после ударов все гудит, от посторонних звуков только хочется выблевать свой завтрак. Баттерс привык, но все равно неприятно. Он еле как поднимается с пола, прижимая потрепанные книги к своей груди. Сейчас он уйдет поскорее в туалет, подальше от тупых и жалких замечаний компашки Стэна. Баттерс не заслуживает жалости, даже от Кайла. — Ну, это Баттерс, — Эрик усмехается, что-то активно печатая в телефоне. Скорее всего новый пост в твиттер о том, какой Баттерс жалкий. — Завались, Картман. Кто сказал последнее, Баттерс уже не разбирает. Он, шатаясь, доходит до туалета, а после вваливается в кабинку. В этот раз хулиганы перестарались. Пред глазами все расплывается, весь мир становится огромным цветным пятном. Тошнит. До невозможности тошнит. От себя, от мира от всего. Поскорее бы эта жизнь закончилась. Поскорее бы на экране высветился game over и выстрелили хлопушки. В ушах звенит, От ультразвука становится только хуже. Баттерс сблевывает свой завтрак, умывается и идет на оставшиеся уроки. Один, два, три. Баттерс устал, он больше не может так жить. Он режется в школьном заблеваном вонючем туалете, в тесной кабинке, где на дверце написаны всякие гадости и пошлости будто их писали пятиклашки. Баттерс слышит стук и думает, что ему показалось. Он всхлипывает и аккуратно проводит лезвием по белой коже. Ему все равно, что на руках кто-то заметит. Ему уже на все все равно. — Лео, ты там? Голос до жути знаком. Хриплый, такой родной голос, что сердце невольно сжимается и начинает стучать быстрее. Нет, у Баттерса уже глюки. Не может быть, чтобы этот человек правда звал его так ласково. Этот голос должен говорить какое Баттерс ничтожество. Но никак не спрашивать здесь ли Лео. Лео давно нет. Лео это восьмилетний ребенок в голубом свитере, с дурацкой прической и милой детской улыбкой. Лео это милый маленький мальчик, который говорил о том, как огромен мир и придумывал тупые идеи для бизнеса. Лео это обиженный мальчик, придумывавший себе альтер эго и говоривший что захватит этот мир и осложнит всем жизнь, украв из маленькой кафешки все салфетки или включив шланг с водой на заднем дворе, дабы затопить Южный парк. Лео умер. Есть только Баттерс. Баттерс, который ненавидит себя. Баттерс, которого до сих пор наказывают родители. Баттерс, над которым все издеваются. Баттерс, который лучше убьет себя, чем поверит в то что у него остался хотя бы один друг. — Лео, открой дверь, прошу. Я знаю, что ты там. Баттерс быстро выкидывает лезвие и закрывает уши, вжимая свои руки в голову. Нет нет нет ему нельзя слышать этот голос. — Хорошо, я сам открою, прости заранее. Один два трии двери в вонючую кабинку открыты. Окровавленное лезвие лежит в мусорном ведре, зарытое под туалетной бумагой. Сам Баттерс сидит, плотно зажав уши руками и закрыв глаза. Он не хочет ни видеть, ни слышать человека перед собой. Ему стыдно. Стыд заставляет его задыхаться, ненавидеть себя еще больше до головной боли. Баттерс думает, что сейчас Кенни закричит в ужасе: он же такой жалкий. Баттерс бледный, как поганка, и кровь на руках не делает картину лучше. Но Кенни не убегает. Он только ближе подходит к Баттерсу, грустно, жалостливо вздыхая, гладит по голове и, притягивая к себе, обнимает. — Лео, ты не заслуживаешь всего этого. Баттерс почти не дышит. Ему страшно. Страшно пошевелится, будто бы если он сделает хоть вздох, то отпугнет Кенни. — Лео, я люблю тебя. Баттерс слышит, как его сердце начинает стучать быстрее и громче. Слезы вновь хлынули из глаз. Он всхлипывает, потом еще раз и еще и больше не может остановиться. Баттерс жалкий, он не может поверить в слова Кенни так просто. Это же просто шутка, да? Обычная не смешная шутка, чтобы поиздеваться над бедным Баттерсом, верно? Но слова звучат до боли искренне. Кенни больше ничего не говорит, только обнимает Баттерса, гладя по его спине. Один два три — Как вы сегодня себя чувствуете? Баттерс уже три года ходит к психотерапевту. Все давно позади, только шрамы напоминаю ему о прошлом, но он решил забить их татуировками. Прошло четыре года, он уже давно учится в колледже и живет в квартире вместе с Кенни и его сестренкой Карен. Всё позади, впереди только новая жизнь, без ненависти к себе. Теперь никто не скажет, какой Баттерс уродец, теперь никто не изобьет его посреди школы и, конечно же, теперь есть тот кто любит его и будет любить всегда. Баттерс улыбается. Он счастлив, он правда что ни на есть счастлив и теперь ничто не испортит его счастье.