Ненависть.

Ночь была холодной. Я поправил шарф, придерживая рукой свой «Винчестер». Очень сильно хотелось закурить, но огонёк может выдать меня. Дать добыче уйти означает впустую потратить всю неделю, что я выслеживал их и ходил по этим чёртовым пустошам. Я залёг на краю небольшой расщелины. Внизу был скрыт проход в логово моей добычи. Если-бы я не обнюхивал каждый камень – даже и не нашёл бы. Но я обнюхал и обнаружил небольшую прореху, ведущую в пещеру с потухшим кострищем, награбленными припасами и человеческими костьми в углу. Разумеется, я уже установил растяжку. Но хотелось бы не тратить понапрасну гранаты и обойтись только карабином. Взрывчатка в этих краях почти что не водятся, а вот патронов тут почему-то море. Возможно раньше где-то поблизости были крупные склады, а может даже и целый оружейный завод. Вообще вооружён я был хорошо, даже для здешних мест: карабин «Винчестер» 92-ой модели под патрон 44-ого калибра – их у меня рассовано по карманам шестьдесят четыре, револьвер Смит энд Вэссон 19-ой модели под 357-ой патрон – их у меня рассовано по карманам тридцать восемь. Ещё есть три осколочных гранаты, точнее две, одна то уже ждёт добычу, и острейший военный нож, которым удобно отрезать головы. Да, отрезать головы. Дело грязное, порой даже чересчур. Но по эту сторону Гудзона люди не верят никому на слово, особенно таким как я, так что приходится добывать весомые доказательства выполненной работы. Благо за те два года, что я скитаюсь по штату Коннектикут, руки уже сами делают всё дело, а мне остаётся лишь отрешённо наблюдать. Я лежу в засаде уже часов пять, отлежал всё, что можно. К боли от ожогов всё чаще стала прибавляться боль от костей. Старость подходит всё ближе, даже по меркам таких, как я. Давно начал думать о том, как это всё будет происходит, но буду честен – ничего не надумал. Не верил, что проживу так долго. И тут я услышал их. Добыча. Они беззаботно шли по расщелине, болтая друг с другом. Двое мужчин, один рослый с громким глубоким басом, другой же низенький с тихим, еле слышным голоском. Этого мне было достаточно для опознания. Громила, Трёхпалый Фрэнк, тащил что-то тяжёлое по земле, вероятнее всего тело. Второй же, Зубастый Сэм, нёс сумку, видимо раньше принадлежавшую телу. Медленно двигаясь я взял карабин в обе руки, прицелился. По пустошам ходит много историй о охотниках, что упускают свою добычу и потом бросаются вслед за ней в долгие удивительные приключения, полные опасностей. Я не такой. Я научился не допускать ошибок. Мягко нажал на курок. Выстрел. Фрэнк упал на землю. Сэм выхватил свой револьвер и начал хаотично стрелять во все стороны. Отстреляв барабан, он встал как вкопанный. Я не ожидал ничего сверхъестественного от каннибала-наркомана, но чтобы всё было настолько плохо… Он не стал бежать, а бросил свой пистолет куда-то в темноту и яростно завизжал. Ещё один выстрел быстро прервал его мучения от неизбежной участи. Огляделся по сторонам. Спустился осмотреть тела. Работа хороша, выстрелы чистые, если бы они оказали сопротивление – можно было бы даже гордиться. Оттащил все три тела. Третий труп видимо раньше был путешественником, по крайней мере в городе я его не видел, значит неместный. Забрав всё ценное, я пошёл разряжать растяжку. Осталось только переночевать, дать крови в трупах свернуться и после этого надо будет забрать доказательства выполненной работы. Достал пачку, вытащил сигарету. Достал зажигалку, прикурил. Затянулся. Наконец-то приятное покалывание дыма прошло через моё горло. Не то чтобы я хотел проводить ещё одну ночь в этой глуши, но переться сквозь сумрак и неизвестных тварей мне хотелось ещё меньше. Было время, давно, когда я пытался заняться промыслом мутантов. Дело не выгорело, меня попытался обмануть мой же наниматель, он даже не считал это чем-то плохим, ведь я гуль – не человек, по его мнению. Это стоило ему жизни, а мне придало ценного опыта. Я понял, что самыми жестокими зверьми в этом настрадавшемся мире всё равно остаются люди. Не то чтобы это стало для меня каким-то откровением, восемьдесят семь лет жизни показали мне человеческую ненависть с таких ракурсов, о которых даже и представить нельзя было. После этого я решил податься в охотники за головами. Потушил окурок и пошёл в пещеру спать. Опять приснилось наше поселение. Мне снова одиннадцать, язвы только начали появляться. Хоть мы и жили в горной долине, куда бомбы почти не достали, радиация потихоньку захватывала и этот островок спокойствия. Нас было совсем немного, две семьи, что ещё до войны договорились и организовали собственное псевдо-убежище, человек пятнадцать, наверное. Выживали мы охотой и продажей срубленных деревьев, сельское хозяйство шло вяло – культуры не хотели приживаться, на что очень часто сетовала мать. В нашей семье было шесть человек: мама, папа, дядя, старший брат Алекс, я и младшая сестрёнка Хлоя. Мы сидели за столом при свете свечи, ужин был скуден – диалог ещё скуднее. Мама опять рассказывала, как они рыхлили и поливали землю и как у них ничего не выходит. Мы все вежливо поддакиваем и киваем головами. Я смотрю на свою семью и понимаю, что даже во сне не могу вспомнить их. Все сидят с размытыми подобиями человеческих лиц. Только Хлоя радостная, сидит и улыбается, она удивительно переносила всё происходящее вокруг. Казалось, что ничто не может омрачить её день: ни помощь матери с прополкой, ни обучение готовке и даже скудный ужин та уплетала с еле видной улыбкой. Она была нашим светом во тьме. Мы всей семьёй договорились не рассказывать ей о язвах и пытались придумать, как-бы уберечь её от этой же участи. Нападение началось резко, мы даже толком ничего не успели понять. Это не было похоже на осады замков из книжек. Не было и требушетов, хотя я всё равно не знал, как они выглядят – книги были без картинок. Были только резкие хлопки и крики. Я вскочил. Я выбежал из дома. Я увидел тело моего брата, упал. Кто-то подхватил меня и понёс во тьму. Я очнулся через пол минуты-минуту, передо мной стоял мой дядя, что-то быстро говоря мне, про обращение в рабство и тайные горные тропы. Потом он увидел, что я его не понимаю, толкнул меня в плечо и крикнул изо всех сил «Беги!». Я развернулся и побежал. Я падал, вставал и снова бежал. Уже потом, спустя много времени, я выяснил, что на нас напали те же люди, которым мы продавали дерево. Они решили, что раз их больше и они сильнее – платить за работу не надо, собрались и ночью напали с целью обратить нас в рабство и заставить рубить тот же лес, но уже для них. Я проснулся от солнечных бликов, непонятно как попадающих в пещеру. Собрал вещи и посмотрел на трупы. Да, надо было рубить головы. Я ругнулся, сплюнул и решил сначала покурить. Достал пачку, вытащил сигарету. Достал зажигалку, прислушался, прикурил. Затянулся. Разобрался с головами довольно быстро, привязал их к рюкзаку за волосы и пошёл к городу. По пути не нашёл ничего примечательного, разве что небольшое кострище и следы борьбы. Видимо третий труп ночевал здесь, когда моя добыча нашла его и захотела полакомиться. Добрался до города за четыре часа с небольшим, покосившийся знак утверждал, что это город Копейк, но кто-то явно был не согласен с установившим этот знак и поэтому красной краской зачеркнул «оп», так что остался только «Кейк». Так это место и называлось. Небольшой городок выше Нью-Йорка по Гудзону и не очень далеко от самой реки. На входе меня остановил окрик: «Эй, гнилушка, стоять!». Я остановился. Вышел здоровенный мужчина с бородой и явно залитыми глазами, он держал в руках винтовку. - Давай-ка покажи свои гнилые ручки. Я показал руки. Он ждал, что они будут дрожать – кто-то усиленно пускает слух по пустошам, что это явный признак каннибализма. Вернее, он знал, что они не будут дрожать, но очень хотел этого. Я ведь гуль, как-никак. Он хотел, чтобы его мнение о гулях, как о монстрах, пожирающих человечину, подтвердилось и он мог убить меня, став на пару недель героем своего города. В таком случае ему бы даже бесплатно налили в баре и возможно девушка, к которой он неровно дышит, оказала бы ему внимание. Но всего этого не произошло. Он огорчённо вернулся на своё место. Не любят на пустошах гулей. В Коннектикуте их по-настоящему ненавидят – виной тому нашествие орды обезумевших гнилокожих лет девять-десять назад. Я этого не застал, но слышал, что ущерб был огромным, маленькие городки просто снесло, а большие города еле-еле выстояли. Почему же я охочусь тут, раз каждый встречный тайно или явно мечтает меня убить? Всё просто – Коннектикут является не только огромным котлом расистов, но ещё и настоящим маяком для всякой швали и бандитов, за которых готовы платить крышками. Совпадение? Кто знает… Люди на улицах провожают меня взглядами. Мужчины показательно кладут руки на оружие. Я захожу в здание местного главы. Молчаливый охранник крутит револьвер на пальце, посмотрел на меня и кивнул головой на дверь. Захожу. За обшарпанном столом сидит не менее обшарпанный мужчина. Снимаю головы и ставлю их на стол. Он рассматривает их. Тянется к столу. Кладу руку на револьвер. Он достаёт мешочек с крышками. Даёт. Беру. Открываю мешок и пересчитываю, всё верно. Он не говорит ни слова, я тоже. Выхожу на улицу. Достал пачку, вытащил сигарету. Достал зажигалку, дети, пробегая, толкнули меня, прикурил. Затянулся. Пошёл в бар. По дороге увидел пару объявлений, среди которых висели и лица моей добычи. Краской была замазана предыдущая сумма, а внизу новая. Мне заплатили по-старому… Видимо глава решил проявить свою ненависть таким образом. Разбираться не пойду, нечего лишний раз нарываться, тем более я уже пришёл куда хотел. Зашёл в бар. Атмосфера в воздухе настолько напряжена, что хоть ножом режь. Подхожу к стойке, кладу несколько крышек перед барменом. Он неохотно ставит стакан виски. Беру стакан и иду к угловому столу. Все следят за мной, придерживая оружие. Я тоже держу руку на револьвере. Они ненавидят меня. Я – их. Сажусь за стол, делаю глоток. Один из жителей, уже явно пьяный, встаёт и громко говорит: - Слышали про город гнилушек, который сгорел то, а? А ведь по ним и не поймёшь – пережили они пожар или уже были такими! – и тычет пальцем в мою сторону. Все смеются. Я делаю глоток. Я-то не просто слышал об этом городе, я там жил. Это было хорошее место, где на тебя не смотрели с презрением, просто потому что твоё тело покрыто язвами. Но я видел, что у этого места нет будущего – поэтому и ушёл оттуда. А люди вокруг продолжали выкрикивать вразнобой разные шутки про гулей и смеяться. Они провоцировали меня, всей толпой. Знали, что стоит мне выхватить оружие и можно будет безнаказанно пристрелить меня и потом ещё протащить мой труп по всему городу, на потеху публике. А ведь я буквально помог этим людям, возможно даже спас кого-нибудь из смеющихся пьяниц. Но кого это волнует? Я для всех гладкокожих страшилка, которой их матери пугали перед сном, чтобы маленькие дети не убегали ночью в пустоши из природного интереса. Так детский энтузиазм заменился детской ненавистью, которая прошла с ними всю жизнь. Суть ненависти никогда не меняется. Допил. Встал и направился на улицу. Выход мне преградил один из пьяниц. - Ну и куда ты, гнилушка, а? Вечер ведь только начался! Давай повеселимся ещё! – все рассмеялись, а он сплюнул мне под ноги. Ситуация ухудшалась, меня начали обступать со всех сторон. Ещё немного и даже те слабые законы, что действовали в Кейке, не остановят их горячие головы. Я решительно направился на выход. Одного взгляда из-под моей широкополой шляпы хватило, чтобы спугнуть пьянчугу. Я умел так смотреть. Некоторые называют это «взглядом демона». А кто-то даже заявлял, что в такой момент глаза у меня становятся огненно-красными, будто в них горит пламя. Я вышел из бара. Сзади доносились смешки, это подтрунивали над струсившим пьяницей. Я достал пачку, вытащил сигарету. Оправил шляпу. Достал зажигалку, прикурил. Затянулся и пошёл в сторону своего импровизированного жилья. В Кейке я остановился в заброшенной лачуге на окраине. Рядом никто не жил, так что и возмущаться заселению гуля было некому. Да и платить не надо было, одни плюсы. Я установил растяжку, перекусил и улёгся спать. Я был в городишке, неподалёку от руин Даунсвилла. Прошло почти двенадцать лет с нападения на наш дом и моего бегства. Я уже стал полноценным гулем, сменил несколько работ и прямо сейчас нанялся за сущие гроши охранником каравана. Караванщик был не особо богат и поэтому ему пришлось нанять гуля, а меня никуда не брали и поэтому мне пришлось согласиться охранять его чуть ли не за бесплатно. Я стоял у браминов, пока мой наниматель торговался с хозяином местного магазина и в этот момент я увидел её… Элегантная походка сильно выделялась на фоне общей разрухи, я мгновенно узнал в этой молодой девушке Хлою, пусть и прошло двенадцать лет. Я забыл про всё и побежал ей навстречу. Это была моя ошибка. Одним ударом ноги амбал, что шёл рядом с ней, выбил из меня дух. Я упал, задыхаясь. Они прошли мимо. Она не узнала меня, мутировавшего уродца. Позже я выяснил в баре, что она является женой-рабыней главы этого города. Ночью я проник в его усадьбу, прирезал охранника и пробрался в её комнату. Она спала и очень крепко, даже не шелохнулась, когда я окликнул её. На полу и на тумбочке валялись пустые ингаляторы от винта. Я подошёл к ней, положил руку на плечо. Даже моими изменёнными пальцами я чувствовал нежность её кожи. Я начал тормошить её, мягко зовя по имени. Она проснулась и резко вскочила. Дальше всё, как в тумане. Увидев гуля, она завизжала и сразу же набросилась на меня. Мы упали. Откуда-то у неё в руке оказался небольшой нож. Она проткнула мне правое плечо и замахнулась ещё раз для удара. Я остановил её. Я убил её. Я проснулся. Пускай она и была неизбежно потеряна из-за наркотиков и долгих лет насилия и сексуального рабства, но я не мог простить себе этого. Эти воспоминания преследовали меня каждый день моей жизни. В этот момент я понял, что проснулся не просто так, а от шороха. Это был не ветер. Кто-то подкрадывался к хибаре с нескольких сторон. Те люди из бара решили взять реванш. Выхода не было. Сел на колено. Вскинул винтовку и выстрелил через стену, ориентируясь по звуку. Поднялся вой, крики, стрельба. Меня ранило в живот. Я продолжал стрелять, хотя уже было непонятно, где стоят враги. Патроны в карабине кончились. Я отбросил его и достал револьвер, затих. Снова услышал шорох. Выждал секунд десять. Шорох усилился. Они решили, что убили меня. Я начал стрелять по новой. Барабан опустел. В меня попали ещё два раза. Всё было кончено. Даже если произойдёт чудо, и я смогу расправиться с выжившими с помощью ножа – истеку кровью. Я лёг, опёршись на стену. Достал гранаты. Три гранаты должны создать приличный взрыв, а осколки заберут со мной достаточно нападавших. Они привыкли ждать от гулей страх или ненависть, но я не хотел играть по их правилам. Наконец-то я вернусь навсегда к своей семье, где буду помогать папе, дяде и Алексу с деревом, слушать мамины жалобы и радоваться жизнелюбию Хлои. Я улыбался. Я достал пачку, вытащил сигарету. Выдернул кольцо. Достал зажигалку, прикурил.

Затянулся.