Проклятый дневник Ловкача

Очередной новый год в моей жизни ознаменовался двумя приятными событиями. Первое – сытый вид Суда Теней, который оказался доволен порцией отборных душ, преподнесённых мной в жертву после года отсутствия. А это означало, что я могу ещё столько же наслаждаться вновь продлённой жизнью и искусственной молодостью. Второе, чуть менее радостное, но всё же являющееся таковым известие – победа Короля Альбиона над Хозяином Тьмы и его мерзкими отпрысками. Следуя моим указам, это несмышлёное дитя само едва не превратилось в самого настоящего монстрика. Впрочем, меня мало волновало, сколько чёрных пятен появится на его карме. Я достиг своей цели и теперь мог со спокойным отсутствием души вернуться на благодатные земли. Кажется, на Мельничном Поле не произошло никаких видимых изменений. Всё те же с излишним изыском обставленные дома, через натёртые до прозрачности окна которых мелькали тошнотворные своей цветастостью и вычурностью костюмы. Всё то же озеро с выделявшейся в темноте ночи беседкой из белого мрамора. Король почему то не решился осушить его, хотя это могло неплохо повлиять на благосостояние казны. Видимо, вспомнил, как мы долгими вечерами поглядывали на него из окон моего особняка после не менее долгих совместных увеселений… А вот и само место, в котором эти увеселения проходили. У ворот низким поклоном меня приветствуют стражники. Всё те же. И как им удалось скрыться от ненасытного в своём желании заиметь побольше деток Хозяина Тьмы? Собственно, ничего удивительного. Персонал у меня всегда был самый качественный, как и подобает персоне из высших кругов. Подойдя к крепким дверям, лёгким движением руки толкаю одну из них, стремясь не привлечь на шум кого-то из аристократов. Лишние свидетели, а тем более их однотипные и скучные вопросы мне ни к чему. Переливчатый звук покатившейся от случайного пинка бутылки оповестил непривыкшие к тишине залы особняка о прибытии своего неугомонного хозяина. Пол покрыт ковром из разноцветных фантиков, мишуры и серпантина, совсем не вписывающихся в утончённый интерьер моих апартаментов. Поднявшись по широкой лестнице, обнаруживаю на обыкновенном месте стол, нагруженный опрокинутыми фужерами и грязными тарелками, в которых уже завелась плесень. Да, беспощадная к бардаку рука дворецкого тут явно не помещала бы. Вот только следить за благоустройством больше было некому. Невольно поморщившись от пришедшей в голову мысли, я поспешил отбросить её в дальний угол сознания. Привычной дорогой направляюсь в самую примечательную комнату всего Альбиона, которую я с гордостью могу назвать самой настоящей обителью похоти и разврата. Меня встречает кроткое кудахтанье, вынуждающее недоумённо посмотреть на висящую под потолком приличных размеров клетку, а вернее – её постоянного обитателя. Откормленная, да что греха таить? – отожравшаяся до неприличных размеров курица глядела на меня, повернув набок крохотную в сравнении с тушей головку, и в глазах её читался немой укор. За время своего отсутствия я всего пару раз вспоминал о своих домашних любимцах и ожидал по приезде увидеть пару истощавших от голода, приступивших к процессу саморазложения тельца. К слову, где второй мой подопечный? Подхожу к роскошной кровати, одеяло которой сдёрнуто до середины и с недоумением гляжу на ЭТО. Да, таких жирных кроликов мне не приходилось встречать за последние полсотни лет. Это, конечно, мило, что мои питомцы в относительном здравии и сохранности… но кто, чёрт подери, приглядывал за ними всё это время? Кто мог проникнуть в мой дом мимо охраны, которая сама не смела шагнуть за его порог, оставшись не пристреленным на месте и кому вообще это могло быть нужным? Кошусь на прикроватные тумбочки, чьи ящики открыты, и замечаю отсутствие необходимого его содержимого. Выхватываю пистолет и в ярости выстреливаю в стену. Я был не против ухаживаний за своими животными, но чтобы вот так по-хамски рыться в моих вещах… Воровать у вора – какая самоирония! Только покажись мне, шутник, и я с удовольствием всажу пулю в твою дурную голову. Предварительно хорошенько наказав, безусловно. Не обращаю внимания, как мои мысли обретают форму слов. Ну и пусть. Зло ударив ногой по одному из открытых шкафов, быстрым шагом направляюсь вглубь особняка, по пути срывая с шеи спрятанный под одеждой ключ. Коридоры кажутся нескончаемо длинными, что приводит меня в ещё большее раздражение. Дойдя до нужной двери, быстро всовываю в неё ключ, после чего раздаётся несколько глухих щелчков и она отворяется. Цепким взглядом окидываю комнату, являющуюся по совместительству и моим кабинетом. Занавешенные плотными бардовыми шторами окна, резной шкаф ручной работы, забитый сверху донизу толстыми книгами, обтянутое кожей кресло, роскошный аврорианский ковёр и изящная ваза родом оттуда же. Кажется, всё в таком же состоянии, как и в день моего последнего визита. Желая убедиться в своём предположении, открываю поочерёдно ящики массивного письменного стола. Вроде бы все важные и не столь документы на месте. Для уверенности перелистываю ценные бумаги и вдруг ощущаю пальцами шершавый кожаный переплёт. Молниеносной стрелой внезапности меня поражает оцепенение. Тёмная, потрепавшаяся от безжалостного хода времени обложка, оббитые позолоченным железом уголки. Неужели… эта книга? Дрожащими руками осторожно беру её, словно проклятую вещь и неуверенно открываю первую попавшуюся страницу, заложенную куском плотной бумаги размером с открытку. Подрагивающими от напряжения пальцами переворачиваю её на лицевую сторону и жадно впиваюсь взглядом в нанесенное на неё изображение. Мальчишка, на вид лет десять, стоит, небрежно опёршись о борт корабля, и смотрит прямо перед собой. Рваная огненно-рыжая челка падает на один глаз, другой же горит неистовым синим пламенем, который бывает у основания горящей свечи. Собранные в длинный хвост волосы, подхваченные стремительным морским ветром, красными линиями прожигают нежно-голубое небо. Тонкие губы изогнуты в лукавой улыбке… в этой самой улыбке, не менявшейся на протяжении сорока лет, до тех пор пока… Буря жгучей злости охватывает меня, и рука в непроизвольном жесте выкидывает книгу за спину. Слышу жалобный звон разбившейся вазы. Ну вот опять. Впредь не буду её туда ставить. Встаю и нервно мерею шагами комнату. Не находя себе места, облокачиваюсь на стену, пропуская пальцы через отросшую за время путешествия чёлку. Лоб горячий как камень, пролежавший день солнцепёке. Замечаю, что дыхание моё сбилось, отчего раздражаюсь ещё больше. Снова поддался эмоциям. Несколько сотен лет прожил и так и не научился держать их под абсолютным контролем. Да откуда им вообще браться, чёрт подери! Область в грудной клетке отзывается болью, как бы намекая… ну, это уже полная чушь и клевета! Кого-кого, а Ловкача нельзя обвинить в способности страдать. Но почему тогда… Отталкиваюсь от стены и неровными шагами приближаюсь к лежащей в острых как лезвия осколках вазы книге. В голове проскальзывает мимолётное желание выкинуть её через окно прямо в темную гладь озера, но соблазн оказывается как всегда сильнее. Да что там, я ведь сам по себе сплошной соблазн. Бережно поднимаю книгу и опускаюсь в мягкую глубину кресла. С первого прикосновения дневник проклял меня, обрекая на воспоминания, от которых я так тщетно старался сбежать. Но раз уж это случилось, то сопротивляться бесполезно… верно?