Нельзя топтать чужие эдельвейсы

Однажды Скабиор чуть не утонул. В те минуты весь мир — от заката до Лондона — захлебнулся в мутной воде. Тонкое небо, сшитое из облаков, как старое лоскутное одеяло, намокло, провисло и лопнуло. Кроме влаги, в этом мире не было больше ничего: ни костей, ни плоти, ни линии жизни на коже. Он чувствовал себя щенком, которого топят, не позволив даже глаз открыть. Да он всю жизнь так себя чувствовал, так что ничего нового. В вязкой, как обесцвеченное Оборотное зелье, жиже расцветали землисто-рыхлые медузы. А нет, это чья-то рука. Разбухшая и неухоженная. Под ногтями грязь. Мерзость. Скабиор вспомнил длинный стол, кучу приборов, дюжину подсвечников и четыре пары рук — обычный семейный ужин, словом. Потом брат отправился в Хогвартс, и пар осталось три. Свою пару он тщательно мыл перед едой, иначе матушка лишала десерта. Никто в девять лет не хочет сидеть без сладкого. Сейчас материнская рука наверняка выглядела как та медуза. Тринадцать лет в земле никого не красят. Он брезговал находиться рядом с такими руками. «Я разочарована», — сказала бы мама, узнай она, где смерть застала его врасплох. Всякий раз, когда он слышал эти слова, потели ладони, и бешено колотилось в груди сердце, как снитч в путах. Хотя слова эти чаще всего не имели к Скабиору никакого отношения. «Я разочарована», — бросила она, получив первое письмо брата из школы. «Я разочарована», — заключила мама, когда за ним в последний раз закрылась дверь. Хорошо, что мама никогда не узнает, как погиб сам Скабиор. А вдруг узнает? У него ведь всего одна попытка, чтобы умереть. Исправить не получится. Он дернулся раз-второй-третий, отпихнул руку-медузу и дотянулся до палочки в кармане. Он плохо помнил, как вода вскипела, порождая огромные пузыри, и обожгла лицо. Матушка пришла бы в негодование: зачем ей изуродованный сын? У нее-то рождались красивые дети. Очнулся Скабиор на другой стороне дна и замычал. Сбросил с себя наглого черного жука и пополз следом за ним. Его подобрали бродяги. В детстве было велено обходить таких стороной, не потому что они грязные, хотя по этой причине тоже, а потому что они магглы. «Как звать-то тебя, уродец?» «Скарабей…» — он пытался объяснить, как оказался здесь. Рассказать, как выбрался из кипящего котла, оставляя позади сотни лопнувших пузырей. Как на поверхности воды расцвели уродливыми цветами дюжины давно разложившихся рук: бледные растопыренные пальцы напоминали лепестки эдельвейсов. Как жук-скарабей показал путь наружу. А может, он просто полз по своим делам. «Слышь, говорит, какой-то Скабиор». — Слышь, Скабиор, работенка имеется. Грейбэк ткнул его носком ботинка под ребра; после полнолуния он как всегда был не в духе. Можно подумать, остальные здесь всю ночь медовуху хлебали и девок ебали, а не просыпались каждые десять минут от надрывного воя Сигнальных заклятий. У них тоже имелась сотня поводов быть дерьмом, но никто не позволял себе им быть. Разве что иногда. Скабиор поднялся на ноги, демонстративно отряхнул рубаху, подошел к треснувшему зеркалу и поглядел на собственную рожу, будто она интересовала его гораздо больше, чем предложение Фенрира. — Говори. — Работенка имеется, говорю, — проворчал тот, пристукнув ладонью по столу. Трещины, расползавшиеся от скола, как лапки сороконожки от гибкого тельца, повторяли контуры ожога на левой щеке. Девки говорили, что шрам нисколько его не портит. Вероятно, это входило в стоимость их услуг. Сам Скабиор знал, как выглядел раньше, и мог поклясться, что они бессовестно врали. Он специально расколол зеркало, чтобы сделать его виновником собственного несовершенства, и на всякий случай прятал лицо в тени длинных спутанных волос. — Это я слышал. Что делать надо? — Ловить. Ловить Скабиор умел. Четыре года кряду носился над квиддичным полем за снитчем и почти всегда побеждал. Разве что того гриффиндорца одолеть не мог. У «того гриффиндорца», само собой, была фамилия, но Скабиор предпочитал не произносить ее вслух; раньше она была слишком известной, а сейчас попала в страшную немилость. Нечего лишний раз языком трепать, даже про себя. Молчать оказалось легко. Один только звук этой фамилии вызывал отвращение. Ненавидел того гриффиндорца Скабиор, вот что. Тот увел у него из-под носа четыре снитча, последний экземпляр «Серебряной стрелы» в лавке спортивных товаров и пару человек, которых Скабиор любил. — Магглов ловить будем, — усмехнулся Грейбэк, демонстрируя измятую страницу «Пророка». Его грязно-желтые зубы походили на обломки гальки. Казалось, что по ним вот-вот пробежит жук-скарабей. — Подсобим министерству, а? — Ты не станешь желанным гостем на обеде у министра, даже если переловишь всех, кто отказался регистрироваться в качестве маггловских выродков, — небрежно предупредил Скабиор, усаживаясь на стул и закидывая ноги на стол. — Я делаю это во славу Темного Лорда, — раскатисто заржал Грейбэк, хотя всем своим видом противоречил сказанному. — И во славу пяти галлеонов за голову, — проницательно заметил Скабиор, быстро пробежав глазами по строчкам и указав на него пальцем. — И во славу пяти галлеонов за голову, — охотно согласился тот, азартно хлопнув по столу. Скабиор прибился к его шайке пару лет назад. Он не привык спать на улице, и потому, как только пришел в себя, покинул магглов, приютивших его. Предпочел обустраиваться в их временно пустующих домах, а не под построенными ими мостами. Кто вообще создает вещи вручную, пусть даже такие массивные? Скабиор уносил с собой пару краденых сапог и потрясшее его открытие, что магглы не дикари. Открытие, что под слоем никогда не видавшей Экскуро одежды бьются такие же сердца, как у него. Новость о том, что Темный Лорд сгинул, оглушила его. Скабиору казалось, что он выплыл с какой-то другой стороны мира. Там, где магглы гораздо лучше, чем он, там, где Темный Лорд смертен, там, где у Скабиора имелось только имя, а фамилия, раньше заполнявшая всю его жизнь целиком, осталась по ту сторону дна. В Лютный он вернулся спустя дюжину лет, весьма неохотно, несмотря на то, что в детстве переулок казался целой страной, куда можно провалиться и бродить целый день, как в одной из сказок Барда Биддля. Теперь же риходилось с опаской оглядываться, чтобы не столкнуться нос к носу с кем-нибудь из старых знакомцев, которые наведывались сюда с завидным постоянством. Здесь, на другой стороне мира, Лютный вонял гарью и мочой, но среди магглов пахло еще хуже — их неуемным желанием отправить Скабиора в камеру. Его трижды ловили и трижды отпускали, скованные силой Империуса, а на четвертый он сцапал полицейского за эту его форменную рубашку и выспросил, какого лешего они все от него хотят. Как с цепи сорвались. — Говорят, какой-то умалишенный по округе бродит, — пробубнил тот, понукаемый заклятием, — рожа у него твоя, стало быть, он это ты. Особо опасный беглый преступник. Портреты на каждом углу висят, глянь там, — он неопределенно махнул рукой. Скабиор выскочил на улицу и осмотрелся. Какая-то девица уставилась на него, но вместо того чтобы улизнуть, улыбнулась ему и что-то шепнула другой девице. Может, у магглов нынче в моде украденные в восьмидесятые сапоги и шейный платок, заказанный матерью еще у Твилфитта, без Таттинга. Девка была рыженькая, но без ржавчины по всему телу. Без веснушек, то есть. Скабиору такие нравились. Жаль, что другая дернула ее за ремешок сумки и утащила в сторону метро. Они с особо опасным беглым преступником и правда были похожи: впалые щеки, темные волосы, невероятно яркие в своей серости глаза. Но перепутать их могли разве что магглы, потому что в магическом мире существовал только один из них. — Слышь, Скабиор, договорись с Розмертой, а? Пусть нальет нам в честь праздничка. Скажи, что именины у твоего доброго друга. Ясненько, да, понятненько? — Это ты, что ли, добрый друг? — Скабиор прищурился, размазав улыбку по обожженному лицу. — А не слишком ли часто, мой друг, ты именины празднуешь? Ты сколько раз рождался? Я насчитал уже четыре. Ты случаем не феникс? Грейбэк расхохотался. Со счетом у Казначея было скверно. Казначеем его прозвал сам Фенрир, потому что тот всегда заранее пытался понять, сколько поимеет с очередного дельца, и всякий раз у него ничего не получалось. — Скорее червяк, — оскалился Грейбэк, вгрызаясь в еще вчера кем-то обглоданную куриную ногу, — перешиби его лопатой, превратится в два и дальше поползет. Ну, пошевеливайтесь, завтра выдвигаемся. Министерская награда сама себя не получит. Обычно Фенрирово «пошевеливайтесь» означало, что стоит завершить все свои дела, основательно выпить и потрахаться. Дать в морду тем, кто давно напрашивался, и перехватить деньжат у местного ростовщика на случай, если сдохнешь по пути. Мертвецы освобождались от уплаты по долгам, а наследников ни у кого из них не имелось, чтобы стребовать хотя бы проценты. Матушка была бы разочарована, что род их прервется, когда Скабиор, последний его представитель, прикажет долго жить. — За одного грязнокровку дают пять галлеонов, — бормотал Казначей и водил кривоватым пальцем по выщербленной столешнице. — Десять грязнокровок — это скока получается? — Пятьдесят, — откликнулся Скабиор, поигрывая палочкой и взглядом провожая Грейбэка до двери. — Во-о. А ежели красивая девка, то семь. Это скока мы выручим за десять красивых девок? — Ты сначала найди столько, — развеял его иллюзии Скабиор. — Вот когда найдешь, тогда и посчитаем. Когда за Фенриром захлопнулась дверь, он вернулся на кровать, вытянулся на спине и закрыл глаза. Здесь, в Хогсмиде, красивых девок было так мало, что Скабиор знал всех наперечет. Большинство демонстративно воротили нос, но это из-за Грейбэка скорее: местные всем своим видом давали понять, что их блевать тянет от сторонников Темного Лорда. Однако стоило Скабиору показаться в «Трех метлах» одному, девицы оживлялись и с любопытством поглядывали в его сторону. Почти все они мало его интересовали, но отсутствие отвращения на лицах окружающих становилось приятным разнообразием. Да и сама Розмерта привечала Скабиора гораздо охотнее остальных. Пожалуй, все дело в манерах. Манеры даже в кипятке не вышло утопить. — Простите, мэм, — тихо начинал он, приблизившись к стойке, — могу ли я рассчитывать на вашу помощь? — и всегда получал кружку пива. А если продолжал ублажать Розмерту разговорами, мог и на долю Казначея получить. Урок, вызубренный в детстве, засел в нем, как заноза. Урок этот зудел в горле, пока Скабиор скитался среди магглов, и никуда не делся, вросший в плоть, когда он поселился здесь, в Визжащей хижине. Здесь обитали бездомные, которым не нашлось места в Лютном. В этом доме давным-давно никто не жил. Прежний владелец то ли съехал, то ли сдох, то ли его прибили, переломав заодно всю мебель. Все они не пригодились приличному магическому обществу. Кто-то рожей не вышел, кто-то умом, кто-то встретил оборотня в полнолуние. А Скабиор сам не захотел оставаться там, где сорвали со стены его любимый коллаж и хорошенько по нему потоптались. — Слышь, Скабиор, пойдем к девкам, развлечемся на дорогу, а? Он открыл глаза. Казначей стоял над ним и ухмылялся как паскуда. — Им тоже про именины будешь трепаться? — издевательски спросил Скабиор, не двигаясь с места. — Или у тебя деньжата завелись? — Давай мы лучше тебя оприходуем, а, Казначей? — подали голос из другого угла. — Совершенно бесплатно, — и заржали. Скабиор нехотя улыбнулся. Казначей правда смахивал на девицу. Умыть его, причесать, клочки неровно растущей бороды выдергать, платье напялить — и вылитая девка будет. Сам он предпочитал настоящих женщин, но далеко не всех. Фенрир презрительно звал его разборчивым, а Скабиор считал нормальным трахать только тех, кто ему по душе. Не пихать член куда попало. Он знал цену себе и своему члену. В девках недостатка не испытывал, но среди них не было той, кого Скабиор без устали искал. «Мне нужна рыжая», — требовал он в заведении мадам Шанпайк. Племянник ее с Грейбэком знался, работенку им иногда подкидывал. Ему приводили рыжую, с блядской улыбкой, сиськами как у коровы и в мерзких ржавых пятнах на коже. «Нет, эта не такая рыжая», — мотал головой Скабиор, и поначалу его не понимали. Рыжая и рыжая, какая разница. А разница была огромная, длиной от заката до полудня. «Без веснушек ему дай, — подсказал в первый раз Казначей, — он чистеньких и мелких любит, ясненько, да? Понятненько? Это младший наш. Младший бродяга. Он со странностями. Не привык еще. Ясненько-понятненько?» Эти его «ясненько» и «понятненько» прыгали с кровати на пол, с четверга на среду, с языка в желудок, как блохи, прокравшиеся в душу. — Давненько вы не захаживали, мальчики, — мадам Шанпайк по своему обыкновению прикинулась, будто истосковалась по каждому из них лично. — Дела у нас были, — приосанился Казначей, — ясненько-понятненько? Скабиор привалился плечом к стене и ждал, пока остальные определятся, потому что сам выбирал тщательно. «Все равно что невесту ищешь, — ржал Грейбэк. — Кто-нибудь растолкуйте ему, что эти девки на один раз». — Тебе как всегда, дорогой? — загадочно улыбнулась мадам Шанпайк. — Идем, тебе понравится. — Он сдуру подумал, что она хочет предложить себя, и вздрогнул. — Правда, и цена соответствующая. — Покажи сначала, — велел Скабиор, тенью отделяясь от стены, — а после о золоте поболтаем. — Красотка, хоть и маггловка, — нахваливала товар мадам, — регистрироваться в министерстве не пожелала… туточки-то лучше, чем у дементоров, — она заливисто рассмеялась. — Ну-ка, милая, поторапливайся, я гостя к тебе привела. Девчонка была тонкой, с едва намеченной под платьем грудью, на голову ниже него. Рыжие волосы с багровым отливом, будто их в плавленую медь макнули, спускались почти до поясницы. Кожа чистая и прямой взгляд. — Ну-у, нравится? — протянула мадам Шанпайк, будто угадала с подарком для особо капризного ребенка. — Да, пойдет, — бросил Скабиор, сунув ей в руку монеты. Девка, кажется, удивилась, что он не урод. Юрко скользнула к нему, стоило двери закрыться, начала расстегивать пуговицы камзола и решительно заявила: — Ты красивый. — Да-да, — отмахнулся он, поджав верхнюю губу. — За дюжину золота ты мне еще не то споешь. — Но это правда. — Она провела большим пальцем по его щеке, по натянутой, слишком гладкой для того, чтобы казаться нормальной, коже. — Тебе что, не говорили? — Звать тебя как? — Скабиор скинул верх, остался в одних штанах и отошел к стене. — А как хочешь, — она улыбнулась так, словно только и ждала, когда ее окрестят каким-нибудь нелепым именем. — Вчера была Изабеллой, а сегодня ты придумывай, — почти в приказном тоне сказала девчонка, опускаясь на колени перед ним. Она водила пальцем по его бедру, повторяя рисунок на ткани, вычерчивая подобные перекресткам дорог линии и ожидая, пока он примет решение. — Начинай, — коротко велел Скабиор. — Мать с отцом тебя как назвали? Девица, легко справившись с ремнем и застежками, с любопытством посмотрела на него снизу вверх и ответила, прежде чем аккуратно оттянуть резинку подштанников и извлечь оттуда член: — Шарлотта. — Вот что, Шарлотта, меня зови… — он наклонился как мог низко и едва слышно шепнул имя. Та кивнула и принялась сосать с таким усердием, будто его хер был кусочком льда, найденным в бескрайней пустыне. Ей явно нравилось. Скабиор с силой прикусил нижнюю губу и сунул руки между собственной задницей и стеной. Шарлотта с монотонным чавкающим звуком погружала член в рот, ласкала его языком и так правдоподобно постанывала, что он почти поверил, будто их удовольствие обоюдно. Скабиор сдернул с нее платье и повалил на кровать. Грудь у Шарлотты и правда была крохотная, плечи острые, она с готовностью развела ноги и охнула, когда Скабиор повозил сначала пальцами по липким складкам, а затем рывком вошел сам. Пожалуй, «превосходно» на ЖАБА по актерскому мастерству, будь в Хогвартсе такой экзамен, она заработала бы с легкостью. Какая славная девка, думал он под равномерный скрип кровати; узкая, тощая, горячая внизу. Красивая. Не болтает много, вместо этого лопочет какую-то ерунду, словно ее однокурсник за теплицей сношает, а она дает ему по любви. Своих денег девчонка однозначно стоила. Цена ночи с Шарлоттой оказалась втрое выше, чем награда за ее поимку и передачу министерству. Нелепость какая. Карманы его именно по этой причине опустели, поэтому Скабиор мог не опасаться, что Шарлотта обчистит их, пока он спит, и слиняет. Он с удовольствием растянулся на кровати и позволил сну смыть усталость. Во сне он снова видел девочку, похожую на Шарлотту. Она смотрела на Скабиора, как наяву когда-то — снисходительно, но проникновенно. Она обнимала себя руками, одетая в невесомое светлое платье, местами истлевшее, а на груди дырявое насквозь, вместе с плотью. Дыра выглядела плевком цвета ее глаз. Цвета заклятия, забравшего ее. Девочка росла из воды, окруженная жуткими цветками распухших рук, и грустно улыбалась. — Ты прекрасна, — искренне сказал ей Скабиор однажды и взмахнул палочкой. Накануне он весь вечер тренировался, чтобы создать цветок, названный как она. Но получилось лишь нечто похожее. — Эдельвейс почти как лилия, — она пожала плечами и великодушно разрешила: — Оставь его себе. Ты будешь моим эдельвейсом, — ее голос эхом прокатился по водной глади, — уродливым подобием меня. Он до сих пор варился в похлебке из возбуждения, жажды и желания подарить ей тот самый цветок, правильный, нормальный, хотя девочка давно сдохла. Вскоре после него самого. — Ты еще придешь? — спросила Шарлотта утром, не делая ни единой попытки прикрыться. — Вряд ли, — он натянул сапоги, поднялся на ноги и поправил ремень. — Отправляюсь в дальние края. И наплевать, что края эти в пределах Британии. — Может, у тебя брат есть? Такой же красивый. Прислал бы его сюда. — Есть. Такой же красивый. Но он не может сейчас, — Скабиор накинул плащ и взялся за ручку двери. — Почему? — Шарлотта встала с кровати, будто хотела проводить его. Совершенно голая. Жаль, что она всего лишь подобие. — А он умер пару лет назад. Да ты его знала, я уверен, — он шагнул за порог и обернулся: — Его все знали. А Скабиора не знал никто. Его не признали даже сестры. Ни одна, ни другая. Шла третья неделя вдали от Хогсмида, работенка оказалась муторной. Грязнокровки не походили на снитчи: они не просто убегали, они прятались и давали отпор. Каждые пять галлеонов доставались с боем. Золото приходилось делить на всех, и на нос получались крохи. Пока однажды им не свезло. — Неплохой улов за одну ночь! — радовался Фенрир, а Казначей чесал в затылке и загибал пальцы. Как всегда пытался разделить шкуру еще не убитого дракона. Скабиор тем временем присмотрелся к пленникам. Он чуял, что с ними что-то не так. Эта рожа раздутая, будто парень провел под водой пару месяцев, но удивительно знакомая. Скабиор уже видел точно такую: в школе, перед одним из матчей они сцепились с противниками, и их ловца зацепило Жалящим. Хотя, быть может, все опухшие лица выглядят примерно одинаково? Скабиор вынул из кармана страницу вчерашнего «Пророка» — он с детства увлекался собиранием газетных вырезок — и пригляделся к девчонке. Нет, ему не показалось. — Мы взяли Поттера! — голос Грейбэка ударился о стенки палатки и укатился в густую траву. Скабиор поморщился от звука этой фамилии. Да и встреча с Темным Лордом лично не входила в его планы. Для Темного Лорда годы текли медленнее, чем для людей, а окклюменцией Скабиор так и не овладел толком. Но он, положа руку на сердце, хотел бы взглянуть ему в глаза. У него была пара секунд, чтобы решить, идти с Грейбэком или нет. Скабиор был в поместье Малфоев всего раз, на помолвке. Им открыла та, кого в тот самый раз выдавали замуж, только на два десятка лет старше. — …он, видите ли, маленько опух, сударыня, но это точно он. — С ней, как с Казначеем, лучше прикинуться неотесанным. Речь попроще, нос рукавом подтереть и подобострастный тон. — Он это, ясен цапень, — Скабиор подал ей палочку и взглянул прямо в глаза. Она его не узнала. Еще бы, столько лет прошло. И шрам этот в пол-лица. Он смотрел в нарисованную физиономию одного из предков хозяина дома и ждал, пока сестры поделят игрушку, как в детстве. Если он правильно помнил, сейчас в ход пойдут грязные методы получить желаемое. И точно. — Это что еще за игры, дамочка? Скабиор выхватил палочку, стараясь не выпасть из образа недалекого бродяги. Беллатриса еще в юности была невыносима, а Азкабан вряд ли сделал ее мягче. С ней не стоит спорить, если не желаешь попасть под что-то покрепче Оглушающего. Он упал рядом с Казначеем. Легче сделать вид, что подчинился, притвориться поверженным, если нужно. Уверенностью в своей правоте она напоминала Скабиору мать. Парень — Драко, кажется, — отлевитировал их на задний двор и замер, тяжело дыша. Потоптался на месте и всхлипнул вроде бы. Дальше послышались звуки, будто он пытался проблеваться. Скабиор пошевелился и изобразил испуг. У мальчишки кишка тонка, убийца из него не выйдет. У Беллы глаз на такие вещи наметан. Или это называется не «кишка тонка», а «человечность»? — Слышь, парень… сэр… может, мы сгодимся на что, а? — прохрипел он, приподнимаясь на локтях. Если Драко в мать пошел, дрогнет. Та раньше не была кровожадной. — Вашему брату помощь разве не нужна? Мы грязнокровок ловить мастера. — Грязнокровками Яксли занимается, — торопливо ответил он, шумно сглотнул, отводя глаза, и дернул палочкой. — Даст тебе работу, — заговорил увереннее, будто в башке его созрел план. — Скажи, что от меня. — В воздухе закружился клочок пергамента. — Вот адрес, это в Лондоне, у него штаб на площади Гриммо. Скабиор готов был поклясться: мальчишка отправляет его в надежде, что грех на душу возьмет Яксли. Но здесь оставаться точно не стоило; скоро явится Темный Лорд. Как только Люциус с Беллой определятся, кому водить. В Лондоне пахло весной. Одиннадцатый и тринадцатый дома теснились стена о стену, поскрипывала на ветру дверца почтового ящика. Магглы из пятнадцатого до сих пор орали друг на друга, вот уже тридцать лет подряд. Внутрь двенадцатого заходить он не собирался. Работой там и не пахло. Если речь идет о старшем из братьев Яксли, в лучшем случае Скабиора ждет Круцио и пинок под зад. Когда-то у него тоже был старший брат. И дом, вот этот самый. Интересно, Кричер жив еще? Когда-то казалось самым важным, чтобы Темный Лорд узнал, кто разгадал его тайну. А теперь кажется глупым и бессмысленным. Сначала не стало дома, потом брата. Вместе с Темным Лордом сгинули тот не побежденный Скабиором гриффиндорец и девочка, которая ему до сих пор снилась. Когда-то она была старше на целых два года, а сейчас моложе на пятнадцать, потому что умерла молодой. Когда-то его звали Регулус, но это имя осталось лишь на надгробном камне. Вокруг того камня до сих пор росли эдельвейсы, как скрюченные пальцы над гладью пещерного озера. И чуть ниже истертых букв — где-то между «любимому сыну» и «отвратительному брату» — едва угадывалось написанное материнской рукой: «Не топтать». Апрель 2022